Рассвет тьмы

— Признаться, я очень рассчитывала на то, что вы поверите именно в это и смиритесь, — перебила Еня.

— Это жестоко, Ева, — с отчаянием расстроенной матери сказала Лиля.

Ева только хмыкнула. А женщина продолжила:

— Через какое-то время Борису принесли пакет документов, в которых говорилось, что ты отказываешься от прав на наследство. Это вселило надежду в то, что ты жива и скрываешься. Малиновский потребовал у полиции возобновить поиски. А Андрон подключил к работе еще и своего знакомого детектива. Сама понимаешь, время было упущено, многие следы были утрачены безвозвратно. Искать было тяжело.

Знакомый Дрона нашел студента-медика, который за тобой ухаживал. Вернее, сначала нашли его отца. Этот доктор предположил, что было домашнее насилие. Наехал на Бориса, как танк, — Лиля рассмеялся, вспоминая сурового мужчину, который практически сумел уделать самого Бориса Малиновского, — Он ведь сохранил и фото, и видео, которые сделал его сын. Их копии выслал Борису, — Лилия замолчала.

Они обе молчали. Молчали просто потому, что боялись разреветься. Через какое-то время (и полбутылки вина), Ева спросила:

— А дальше что было?

— Нашли того студента, в полиции хотели повесить на него твое убийство. Но мальчишка умный оказался. Он фотографировал тебя каждый день и завел на тебя медицинскую карту. В ней фиксировал твое самочувствие, назначения, улучшения. На фотографиях были автоматически выставленные дата и время. Страховался, боялся, что если всплывет его самодеятельность, то из института вышибут, а ситуация оказалось еще суровей. Парня спасла его скрупулезность. Да и Борис вступился за твоего спасителя, — вспомнила женщина, — Римме фото не показывали, об изнасиловании не говорили. Просто сказали, что ты жива, здорова и любовника у тебя нет. Ей стало легче. Намного. А потом снова ничего. Тишина. Мы уже отчаялись тебя найти. Не знаю, что было бы, если б не эта ваша случайная встреча с Андроном на выставке. Ну, в общем, когда Андрон сообщил нам, что встретил тебя, у Риммы снова сердечко прихватило. Уже от радости. Борис её сразу после болезни снова в санаторий отправил, для профилактики.

— Понятно, — Еве стало не по себе. Получается, что она зря обижалась на маму за последний звонок, ее просто держат в неведении.

— Может, заедешь, проведаешь старушку? — пошутила Лилия Валерьяновна.

— Хех, тоже скажешь, старушка! Да эта старушка многим сто очков форы даст… А мне там делать нечего. Тем более она так болезненно на меня реагирует. Нет, ни к чему это. Да и вообще, я ваш город не планирую посещать еще лет сорок-пятьдесят, — делано улыбнулась девушка, — Там климат для меня не подходящий.

— А о себе расскажешь? Как ты все выдержала?

— Да рассказывать особо нечего. Просто мне повезло. Встретились чужие люди, которые стали родными. Про Пашу и его отца вы знаете — это студент медик. А потом Лику встретила. Это наша помощница ректора. Она мне помогла с работой, общежитием, а потом и с Ванечкой. Если б не она, то до диплома я точно не дотянула бы, — грустно улыбнулась девушка, — Сейчас на очереди аспирантура. Ванечку в ясли хотела отправить, но его крестный отец сказал, что его супруга, Юлия, будет сидеть с Ванечкой сколько надо. У них деток своих нет, так что Ванечка им как родной. И мелкий их обожает. Юля особенная. Один искусствовед сказал, что она живое воплощений добродетели и ее надо воспевать в картинах, — улыбалась, вспоминая комплимент Жан-Жака Де Мореля, Ева.

Сердце Лили защемило. Девушка продолжала делиться воспоминаниями и планами на будущее, а женщина переживала, что они сделали все, для того чтобы вычеркнуть себя из жизни этих двоих. Ева Шанина в них не нуждается. Не нуждается совсем.

— Ты позволишь мне приезжать к вам с Ванечкой? — резкое изменение настроения Лили Ева заметила, но не поняла причины.

— Да, но только на тех условиях, которые мы оговорили при встрече. Я не хочу снова все бросать и нестись навстречу ветру. Сейчас я не одна, у меня есть сын.

— Ева, но ведь и Андрон, и все остальные знают, где вы живете.

— Не мы, а я. О Ванечке они не знают. И не должны знать, как, впрочем, и о других подробностях моей жизни.

— Ты их никогда не простишь?

— Я их уже давно простила. Всех, — Ева подчеркнула последнее слово, — Но, в свою жизнь я их больше не впущу.

— Я поняла, Ева. Я согласна. Вот, возьми, это Ванечке, на память, — Илья вытащила откуда-то из-под кресла фотоальбом, — У меня такой же…

Ева была против того, что бы Лиля фотографировалась с Ванечкой, лишние улики ей ни к чему. Но донести эту мысль до местного фотографа не представлялось возможным, и тот, обнаружив в Лиле благодарную, а главное, очень платежеспособную модель, стал её персональным летописцем.

— Спасибо, — смутилась Енька, — Я не против, что бы вы с Ванечкой общались. Должна же у него быть любимая бабуля, — улыбнулась Ева, теплые чувства к родной бабушке сыграли в принятии этого решения не последнюю роль.

— Это тебе спасибо, доченька, — обняла Еву женщина.

***

Прощались женщины после трех недель совместного отдыха очень тепло, по-родственному. Лиле совсем не хотелось расставаться с этими двумя. С ними она снова почувствовала свою необходимость, а к внуку прикипела всей душой. Вот уж правду говорят, что бабушки и дедушки — это диагноз. Да и Ванечка расплакался и тянул ручки к своей бабе, когда Ева уходила на посадку.

— Лиля, хотела тебя попросить об одолжении, — перед самой посадкой обратилась к женщине Ева.

— Чем смогу — помогу, — улыбнулась бабуля.

— У вас же сохранились координаты Павла? Если не сложно, передай ему вот этот пакет. Там ничего серьезного, так, сувенир и мои координаты. Если не получится, то я пойму, — поспешила на попятную девушка.

— Получится, давай сюда. Ему будет приятно. Павлу тоже ничего не рассказывать?

— Ему можно, — обрадовалась Ева, — Ну все. Пора прощаться. Доберемся, я тебе позвоню.

Последняя фраза обдала сердце женщины волной тепла. Еще одна победа. Она смотрела им в след и улыбалась.

***

У Лилии оставалось чуть более получаса свободного времени, и она отправилась выпить чашечку кофе. Все время пути она собиралаь потратить на аутотренинг. Надо было убедить себя молчать о существовании Ванечки. А рассказать очень хотелось, причем всем, всему миру. Тем более, что его любимый Гера уже несколько лет мечтал о внуках. Но женщина понимала, что, сохранив тайну сейчас, у неё есть призрачный шанс растопить сердце Евы и познакомить в будущем Германа и Ванечку. А если проболтаестся, то откроется совсем не призрачная перспектива потерять зародившееся доверие. Вот пришлось под дурманящий аромат кофе предаться свежее сочиненной мантре «терпение».

***

Ева первый раз возвращалась на свою новую малую родину. Она жутко волновалась, вспоминая все те «знаки», которые, как ни странно, оказались пророческими. Что будет сейчас, интересовало девушку ничуть не меньше, чем в прошлый раз. Ванечка досматривал последний сон, когда пассажиры начали благодарить за безопасный и приятный полет пилотов и бортпроводников бурными аплодисментами.

Малыш открыл глаза, но просыпаться не спешил. Так, с полусонным ребенком на руках, Ева спустилась по трапу самолета.

Город встретил Еву резкими, но не очень сильными порывами ветра; ласкающим, а не обжигающим, как на южном побережье, солнышком, и объятиями Лики и профессора Гулькевича. Все четверо сильно соскучились друг по другу и теперь суетливо обнимались, целовались в щечки и говорили приятности. Ванечка не отставал от взрослых. Когда он увидел любимых Лёлё и татя (дядю), сон как рукой сняло. Мелкий болтал на своем тарабарском и лез целоваться. Церемония приветствия настолько затянулась, что они чуть не упустили багаж.

Дома, в общежитии, Шаниных ждала Юлия Натановна Гулькевич с праздничным ужином. Надо сказать, мелкий своим рождением сумел примирить и даже объединить довольно много народа, как в университете, так и за его стенами. Среди них были и супруги Гулькевичи.