Эпитафия

Идиллия, запрограммированная Гориным, разрушалась на глазах.

Рядом с Алей ничего не произрастало, кроме жалкого чахоточного подлеска. Спаленные Алей страницы безнадежно съеживались. Пепел же она стряхивала за ненадобностью.

А Горину-то было жаль! Ведь это не чужие были письмена, а его же собственные. Неотъемлемые грани развивающегося романа. Впервые он ощутил настоящий родительский гнев. И приказал Гагарину немедленно отшлепать девчонку. Куда там! Отшлепать-то он ее отшлепал. Но потом в раскаянии дошел до того, что стал делать ученице пошлые намеки.

Это было уже слишком! Терпению Горина пришел конец! Грубо и живописно он убил Гагарина. И, мужественно стиснув челюсти, вошел в роман.

Теперь в романе появился Герой.

7.

Героиня недовольно поджала губки. От нее чего-то ждут? Вот еще!

Горин приблизился на расстояние вытянутой руки. Аля на мгновение приняла его за Гагарина, вздрогнула - ведь и слезки были, как Учителя не стало, были! Но ее гениальный глаз - алмаз тут же уловил разницу- Тем более, что Горин только внешне на свою " идеологему " походил. Он был сам по себе гораздо крупнее, тверже, ироничнее. Только знакомый шрам на шее напоминал о непрерывности сюжета.

- Поди-ка сюда, Ариадна! - начал было Горин.

- Почему Вы решили, что я соглашусь беседовать с вами в таком тоне? возразила Аля.

Металлические нотки в ее голосе показались Горину шрапнелью, не покалечившей его только по чистой случайности.

- Потому что я - твой создатель.

Аля искренне рассмеялась. Она явно была уверена в обратном. Эта самоуверенная отстраненность вызвала в Горине нечто вроде спортивного азарта. Как? Она пытается им играть? Посмотрим - посмотрим... Ему уже виделось, как он запускает жадную ладонь в ее темную душу и что-то неведомое вытягивает со дна...

Что там такое? Что? Может быть, всего только сгусток твоей же,- однажды усвоенной!- крови- Что там такое сформировалось-то, раз ты, ты сам! разобраться не можешь? Чем же это ТАКИМ она ТАК смотрит на тебя?!

- Иди сюда, Дитя!

Но губки младенца лукаво кривились. Аля говорила "цып-цып" - и отбегала в сторонку. Два птичьих шажка - и она недоступна. Кому?! Ему, придумавшему ее вместе со всем этим претенциозным антуражем!

- Пей мою кровь! - наконец не выдержал Горин, - только не уходи! Представляешь, что я еще расскажу тебе!

- Зачем мне твоя кровь... Я уже попробовала свежей. Теперь я питаюсь сердцами юнцов. Да и что ты еще можешь рассказать? У меня своего довольно. Ко всем сундучкам, ларчикам и укладочкам, которыми ты так гордишься, я уже давно подобрала собственные ключи. Мне не нужен проводник. Может быть, разве партнер для игры...

- Приходи!- вопил Горин, вне себя от изумления и боли,- Будем играть! Во что ты захочешь! В Пушкина! В Гоголя! В черта лысого! В логику трансцендентальную! Приходи!

И Аля иногда приходила. Снисходила до его боязливого нетерпения. У нее была прохладная проворная лапка. Рыжий глазок - как морская впадина под прожектором субмарины. И не то плывущий, не то танцующий шаг. Как у гейши. Глубокая невинная порочность беззащитного зверька.

8.

Детская преобразилась. Исчезла Артемида Эфесская со своими нелепыми сосцами. Исчезли красивые книжки с картинками и толстые словари. Зато над изголовьем постели появилось католическое распятие, а в противоположном углу - японская видеодвойка.

Теперь в этой комнате распоряжалась Ночь, Великая Праматерь, Нюкта, Бездна, порождающая и поглощающая свет. Звезды, блуждающие в Алиной комнате, исходили из недосягаемой взором глубины. Их было несметное множество. Они пронизывали растущую плоть, вытягивались в ней горячими жужжащими нитями, понемногу вытесняя загустевшую горинскую субстанцию и образуя в сильном азартном теле пульсирующую хорду, тонкую и пластичную.

- Я и ты - одно,- думала Аля,- Ты мною дышишь, мною говоришь и движешься... Что существует до Тебя, единственный источник? Всякий свет - от Тебя. Всякая мысль - от Тебя. Разве не Ты исторгла из недр того, кто самонадеянно мнит себя моим создателем? Разве не растворишь Ты его, в конце концов, не размыкаешь бесследно в своем непроницаемом лоне? Праматерь, Великая Женская Богиня... Горе, горе тому, кто оскорбит Тебя!

Не тридцать две хищные точки - мириады звезд... Она была то обольстительной страстной дьяволицей, обратная сторона Текста, связавшего Алю с будто бы существующим потусторонним миром, то кротко и ласково улыбалась загадочно непорочным ртом Мадонны... (Ах, как Сикстинская Мадонна все-таки похожа на бедняжку Форнарину!). Она была вся - теплый дышащий алтарь... необъятные женские колени, приемлющие любую греховную голову, умиротворяющие любой ад...

- Наследница моя,- говорила Ночь, шурша тяжелым шелком по шершавому ковру,я научу тебя таинствам власти!

- Дашь ли Ты мне радость? - робко вопрошала Аля, глядя в ее раскосые очи, Дашь ли счастье?

- Я дам тебе жизни и жизни. Немножко тонкого яда. И секрет затаенного слова... Ты научишься творить миры по своему образу и подобию. Творить и уничтожать.

- А что взамен? Чем я заплачу за это?

- Освободись от Горина! Он - враг! Он оплел тебя мерзостной паутиной.

- Я его люблю! Он кормил меня собственной кровью...

- Я освобождаю тебя от долгов по крови. У тебя нет никаких долгов. Пойми, Горин - всего лишь эгоист и растлитель. Он собою любуется в твоем самоценном лике. Освободись от него. Выпей его сердце до дна - и улетим!

- Разве есть такое место, где мне было бы так же безопасно и интересно?

- Здесь безопасно? Рядом с вампиром, который разрушает твою душу, черпает из нее силы для преступного творчества?! Наивный! Ему кажется, что он хитер и ловок... Впрочем... смотри - он уже распугал всю твою добычу!

- Мою добычу?! Ну нет! Добычей я не поступлюсь!

9.

Горин, наконец, решился.

- Я покидаю тебя,- сказал он своему созданию,- мы теперь никто друг для друга.

- Ну-ну...- сказала Аля,- как бы тебе не пожалеть!

- Как бы ТЕБЕ не пожалеть! Отдаешь ли ты себе отчет в том, что значит БЕЗ меня?!

- Чего ты хочешь?

- Оставь в покое мальчишек... пусть себе живут!

- Я привыкла к разнообразию...

- Со мною тебе никогда не было скучно...