Чуть-чуть считается

Глава шестая

ДВА ЛИШНИХ БИЛЕТИКА

В вестибюле раздевалки было уже почти пустынно. Обычная сразу после звонка сутолока схлынула. Через распахнутые двери с улицы несло тёплыми запахами весны, И от этих солнечных запахов вестибюль с его цементным полом казался особенно холодным и неуютным.

А как раз напротив двери, там, где ещё утром висело расписание уроков, стучал молотком дядя Андрюша. Он приколачивал к стене вместо расписания уроков какую-то большую, раскрашенную под мрамор доску с красиво написанными на ней фамилиями.

Что такое дядя Андрюша приколачивает к стене, Витя на бегу не разобрал. Пришлось затормозить и подойти ближе. Тут скатились с лестницы и Агафончик с Федей Прохоровым. Застыли рядом.

На большой доске золотом были выведены фамилии и инициалы. А сверху – надпись: «Они учились в нашей школе и отдали свою жизнь за победу в Великой Отечественной войне 1941 -1945 гг.». И фамилии, фамилии… Очень много фамилий.

– Да-а, – вздохнул дядя Андрюша. – И ещё не всех разыскали. Нужно – всех. Чтобы им школьники каждый день салют отдавали. И чтобы почётный караул по праздникам. Теперь вот ещё первых пионеров разыщем. Поможете?

Люба Агафонова толкнула локтем Федю Прохорова и подняла руку в пионерском салюте. Федя не сразу сообразил, что к чему. До него иногда доходило туго. Он поднял руку ко лбу уже после Вити.

– Правильно, ребята, – сказал дядя Андрюша. – Молодцы.

Он тоже поднял ко лбу ладонь.

Постояли молча. Вчетвером.

И Вите, раз такое дело, было теперь неудобно взять и просто так вдруг сразу удрать домой. Как тут удерёшь? Дядя Андрюша уже и руку опустил, а Витя всё стоял. Хотя внутри Витю колотила нетерпеливая дрожь и мысленно он во всю прыть мчался к своему дому в гору.

– Что так долго урок-то? – улыбнулся дядя Андрюша.

– Диктовку писали, – сказала Люба. – И Светлана Сергеевна обиделась на нас. Особенно – на меня.

– За что? – спросил дядя Андрюша.

Может, он вовсе и не улыбался. Но всё равно казалось, словно он постоянно улыбается. Такое у него было лицо – широкое и доброе, улыбчатое.

Вите бы давным-давно сидеть вместо папы у «москвича», но он почему-то всё стоял и смотрел на красиво раскрашенную под мрамор доску.

– А у Вити Корнева, – неожиданно выпалила Люба, – неприятность получилась. У него, понимаете, подшипник полетел. Ну, значит, сломался. У него с папой «москвич» – и совершенно полетел подшипник. Просто беда. Где его достанешь, подшипник. А из их подшипника все шарики разлетелись.

– Агафончик, – насупился Витя, – ты всё-таки получишь сегодня. Прямо сама выпрашиваешь. Какое тебе дело до нашего «москвича»?

– Ой! – радостно воскликнула Люба. – Во интересно! У Корневых «москвич» – и концерт москвичей сегодня. Пхи-и! Правда, интересно? Нет, правда? А к нам ещё на диктовку Иван Игоревич заходил и принёс Светлане Сергеевне…

Тут Федя сердито ткнул Любу под бок локтем. В ответ Люба тоже как следует ткнула Федю и со знанием дела закончила:

– … вопросы по методике.

– Что – вопросы по методике? – не понял дядя Андрюша.

– Ну… Иван Игоревич ей принёс, – пояснила Люба. Она на секунду споткнулась и восторженно распахнула глаза: – Ой, дяденька Андрюшенька, чего я вспомнила! У нас дома как раз два лишних билетика на москвичей. Хотите, я принесу? И вы пойдёте сегодня вместе со Светланой Сергеевной. Чтобы ее больше никто не приглашал. Один билетик мы вам отдадим, другой Светлане Сергеевне. Чтобы она на меня не сердилась… за мои глупые вопросы. Хотите? Мы быстренько.

Дядя Андрюша ещё и не успел ответить, как в голове у Любы возникла ещё одна интересная мысль.

– А вы, дяденька Андрюшенька, – захлёбываясь, выпалила Люба, – не смогли бы Вите подшипник для «москвича» достать? А? Не смогли бы?

И от пришедших ей в голову этих двух счастливых мыслей – и про билеты, и про подшипник – Люба стала даже нетерпеливо пританцовывать. Мысли у Любы вообще обычно прыгали не поймёшь как. Точно кузнечики на лугу, в разные стороны, куда придётся. Но иногда они припрыгивали и туда, куда нужно.

– Какой у вас, Корнев, «москвич»? – спросил дядя Андрюша.

– Четыреста седьмой, – буркнул Витя.

– А подшипник наружный или внутренний?

– Наружный.

– Есть у меня дома такой, – улыбнулся дядя Андрюша. – Считай, повезло вам. У меня, правда, четыреста первый «москвич», но передок я ему поставил от четыреста седьмого. Через полчаса буду здесь с подшипником. Устраивает? А у тебя там, Люба, не получится дома осложнений с этими самыми билетами?

Да какие ещё осложнения? замахала ладошкой Люба. – Всё равно ведь пропадут билеты. Всегда пропадают.

Ну, всё! Тут бы Вите в самый теперь раз и мчаться наконец поскорее домой. С радостным известием. Про подшипник! В самый раз. Но Витя почему-то снова никуда не помчался. Опять получалось, что вроде бы неудобно после такого хорошего разговора и обещанного подшипника сразу ни с того ни с сего удирать домой.

Витя степенно вышел вместе с Любой и Федей на улицу, прищурился от яркого солнца.

За деревянным заборчиком школьного палисадника дядя Андрюша вскочил в подошедший автобус.

Люба хитро прикрыла левый глаз, нагнула голову к плечу и сказала:

– Вот теперь получится по-честному. С кем Светлана захочет, с тем и пойдёт на концерт. Пусть сама выбирает. А то Иван Грозный больно хитренький. Правда, мальчики, больно хитренький?

– Правда, правда, – сказал Витя. – Бежимте давайте скорее домой. Меня ведь там папа совершенно заждался. Я ему только скажу про подшипник, портфель оставлю и сразу – обратно. Вот папа обрадуется, когда узнает про подшипник! Папе теперь даже и ни к чему в магазин ехать.

– А если тебе, Агафонова, родители не отдадут билеты? – поинтересовался Федя. – Что тогда? Вдруг они сами решат идти?

– Ну, мальчики! – удивлённо постучала себе пальцем в лоб Люба. – Неужели вы ничего не сообразили? Да нету у нас дома никаких билетов. Я нарочно про них придумала, чтобы всё получилось по-честному. Вы же сами говорили, что это не по-честному, когда один Светлану приглашает, а другой не приглашает.

– Чего-о? – оторопел Витя. – Кто говорил? Как… нету? Да ты что? Издеваешься?

В воздух взлетел пузатый портфель, готовый опуститься на Любину голову. Но Федя, как всегда, оказался рыцарем. Он прикрыл Любу и сказал:

– Есть у неё, есть. Пошутила она.

– Пхи-и! – фыркнула за Фединой спиной Люба. – Да правда, мальчики, нету. Честное пионерское. Но я почему так сказала дяденьке Андрюшеньке? Потому что пока он ездит за подшипником, мы сейчас сбегаем в театр и купим два билетика. Вот увидите, как мы их живенько купим.

– Уй, Агафончик! – взвыл Витя. – Чего же ты со мной совершила?! Как я теперь папе на глаза покажусь? Билеты! Где ты сейчас достанешь билеты? Их уже месяц назад распродали.

– Достану, – заверила Люба. – Я знаю, как их доставать. Пошли в Старый театр, и увидите.

Витя взорвался. У него даже слезы на глазах выступили.

– Никуда я не пойду! – заорал он. – Я же папе обещал сразу после четвёртого урока. Слово давал! А теперь? Ты знаешь, почему уходят пароходы?

– Псих ненормальный, -сказала Люба. – А почему у парохода дым из трубы идёт, ты знаешь? Потому же по самому. Подшипник не мне нужен и не Феде. Получается, мы с Федей пойдём для тебя билеты доставать, а ты домой побежишь. Потому что у тебя пароходы на уме. И шарики за ролики заскочили. Так, что ли?

Поддать бы Любе как следует за ненормального психа, за шарики, за ролики и за пароходы. Но ведь с другой стороны, подшипник-то действительно нужен не Любе с Федей. Вот положеньице! Чего тут Вите оставалось делать? Ничего ему не оставалось. Он только и сказал со вздохом:

– Ладно, Агафончик. Но не достанешь билетов, смотри…

– Куда смотреть? – поинтересовалась Люба.

– Вот сюда, – показал ей кулак Витя. – Как тресну в лоб по затылку, так и ухи отвалятся.