Чуть-чуть считается

Филя ещё раз хмыкнул и сунул гайку в карман. «Пусть погаснет свет», – загадал Филя. Он посмотрел на люстру с тремя стеклянными кульками. Свет даже не мигнул. Горел себе и горел.

– Волшебная называется, – выпятил губу Филя и положил гайку обратно. – Никакая она не волшебная.

– Погоди, – сказал папа. – Я тебе не всё объяснил. Загадывать можно только то, что зависит от тебя. Вот в шашки, например. Загадай, что ты у меня выиграешь, и гайка тебе поможет.

– Так у тебя и выиграешь, – оттопырил губу Филя.

– Попробуем?

– Давай, – сказал Филя. – Мне что.

Он разгромил папу так стремительно, что даже сам не понял, как это случилось.

– Видал-миндал, – сказал папа.

– А ты не нарочно? – захлопал глазами Филя.

– Нарочно! – возмутился папа. – Ещё?

– Давай.

Папа вошёл в азарт. Он злился, наступал и… проигрывал. Он просадил подряд пять партий. Филя господствовал над доской и кучами заглатывал вражеские шашки. Филя торжествовал. У него горели глаза и уши.

Папа поднял руки.

– С гайкой больше не буду. Неинтересно. А без гайки давай.

Партию без гайки Филя продул.

С гайкой снова выиграл.

И ещё раз.

Чудеса!

– Что, она и вправду волшебная? – прицепился Филя.

– Не потеряй смотри, – ответил папа.

После ужина Филя отпросился на улицу. Всего на десять минуток. Он дрожал от нетерпения. Утрамбованная лыжами гора круто уходила в темноту. Там трамплин. Редкий мальчишка не летал с него кувырком. За всю зиму Филя всего два раза приземлился удачно. А так больше носом.

Гайка лежала в кармане брюк. Филя ощущал её приятную тяжесть. Он разбежался и присел. В ушах запел ветер. Трамплин резко подбросил в темень и понёс. Филю валило на спину и вбок. Он с трудом сбалансировал руками. Он ударился одной лыжей. Вторая летела по воздуху. Ещё секунда – и он пропахал бы остаток горы носом. Но он не пропахал. Он заставил себя встать на вторую лыжу и скатился вниз… И это в темноте! В полной темноте, когда и без трамплина можно запросто свернуть шею.

Вот это гайка! Дед знал, что оставить отцу. Это получше любого велосипеда.

Берегись теперь, Дуб! Теперь ты узнаешь, где зимуют настоящие раки!

Бедный Гера Дубровцев. Если бы он догадался, что у Фили появилась волшебная гайка, он повёл бы себя на уроке истории иначе. Но он не догадался про волшебную гайку. Он пролез под партой и привязал к шнурку от Филиного ботинка бечёвку. Конец бечёвки он привязал к парте. По его коварному замыслу Филе вновь предстояло испробовать прочность пола в классе.

Мария Никифоровна обвела взглядом учеников и заглянула в журнал.

– О восстании Спартака, – проговорила она, – нам расскажет, нам расскажет… Боков. Прошу к карте, Боков.

Про Спартака Филя знал отлично. Он поднялся и смело шагнул к карте. Его спас шнурок. Шнурок развязался. Только поэтому Филя не грохнулся посреди класса.

– Что ты там танцуешь на одной ноге, Боков? – спросила Мария Никифоровна.

– Я не танцую, – сказал Филя. – У меня шнурок…

Он нагнулся, отвязал бечёвку и с благодарностью пощупал в кармане гайку.

– Сначала Спартак был рабом, – громко начал Филя, – и ещё гладиатором. Гладиаторы дрались в цирке мечами. А богатые римляне на них смотрели. Они убивали друг друга.

– Кто убивал друг друга, богатые римляне?

– Зачем? – сказал Филя. – Гладиаторы.

– Так. Дальше.

– Ну вот. Потом Спартаку надоело быть рабом и он восстал. Он убежал и собрал целую армию рабов. К нему бежали рабы со всей Италии.

Уже давно Филя не отвечал с таким вдохновением. Но вдруг, когда он произнёс: «Это случилось осенью семьдесят третьего года до нашей эры», – Филя увидел Геру. Дуб тыкал пальцем в лежащую перед ним книгу, страшно вращал глазами и мотал головой. Филя проглотил последнее слово и вытянул шею. Казалось, что Филя хочет через пять парт заглянуть в Герин учебник.

– Тф… пф… х… х, – шептал Гера, лопаточкой приложив ко рту руку.

– Я спутал, – торопливо поправился Филя. – Не осенью. Это весной случилось.

Но Герина голова заболталась так, словно его кто-то тряс за шиворот.

– Нет, не весной, – испугался Филя. – Она в тридцать седьмом году была.

– В чём дело, Боков? – спросила Мария Никифоровна. – Кто «она»?

– Эта… как её…

Филя почувствовал, что тонет. Холодная простокваша растекалась по животу, добежала до коленок и спустилась в пятки.

– Дубровцев, – произнесла учительница, – сейчас я попрошу тебя выйти из класса.

И тут Филя вспомнил, что у него есть спасательный круг. Филя сунул руку в карман.

– Так когда же, Боков, было восстание Спартака?

– В семьдесят третьем году до нашей эры, – решительно отчеканил Филя.

– Так. Это другое дело. Дальше.

Филя быстро достиг прежнего разгона и вдруг услышал:

– Боков, вынь из кармана руку.

Он вынул. Это ему не помешало. Взмахивая кулаком с зажатой в нём гайкой, Филя пел гимн отважному Спартаку.

– Что у тебя в кулаке, Боков? – спросила Мария Никифоровна.

Филя вздрогнул и разжал потный кулак.

– Положи сюда, – сказала учительница.

Гимн Спартаку оборвался на полуслове. Гайка лежала на краю стола. Филя тоскливо смотрел на неё и молчал. Из головы вылетело всё до основания.

И всё же он получил четвёрку. Если бы Мария Никифоровна заинтересовалась содержанием Филиного кулака чуть позднее, он, без сомнения, наговорил бы на пятёрку.

Но четвёрка тоже неплохо. Плохое случилось после звонка.

Едва учительница вышла из класса, Гера ринулся к столу и первым схватил гайку.

Филя обомлел.

– Отдай, – сказал он.

– Ха! – крикнул Гера.

– Отдай, пожалуйста, – пробормотал Филя. – Это нечестно. Гайка моя.

– После уроков получишь, – пообещал Дуб под наглый хохот Бобчинского.

Вышел заколдованный круг. Чтобы вернуть гайку, нужно было «стыкнуться» с Дубом и «вложить» ему. А чтобы ему «вложить», нужно было иметь гайку.

Филя не имел гайки. Гайку и здоровые кулаки имел Гера. Поэтому после уроков он снова тузил Филю и спрашивал:

– Ещё хочешь гайку?

– Хочу, – бормотал Филя, еле сдерживая слёзы. – Она моя.

Дуб работал кулаками, как автомат. У Бобчинского радостно тряслись подбородки.

– Га, га, га! – заливался Бобчинский.

Филя ударился в твёрдый сугроб плечом и скатился вниз. Он скатился прямо под Герины ноги. Получилось это просто так, без всякого умысла. Но Дуб потерял равновесие и кувырнулся через Филю.

И в этот момент у самого своего носа Филя увидел на снегу гайку. Филя зажал её в кулаке и вскочил.

Гера вскочил тоже.

– Ах, так? – закричал Гера.

– Так, – сказал Филя и, зажмурившись, ткнул кулаком вперёд.

Кулак попал в цель. Гера икнул и шлёпнулся на спину.

– Ну, чума в маринаде! – заорал он.

Он рассвирепел не на шутку. Он не ожидал такого подвоха. Он с яростью бросился на Филю. И снова наскочил на кулак. На этот раз глазом. Кулак оказался твёрдым. В нём была гайка. Дуб отлетел на целых два метра.

– Гы, – растерянно сказал Бобчинский. – Гы, гы.

Больше Филя не жмурился. Он бил твёрдо и точно. Оказалось, что Дуб валится с ног совсем не хуже, чем раньше валился Филя. Дуб валился, сопел и вставал.

Но после очередного крепкого удара в ухо он не встал. Он ползал на коленках и искал свою шапку.

– Ещё? – переводя дух, спросил Филя.

От головы Дуба валил пар. Дуб не ответил. Дуб залез в карман и молча швырнул к Филиным ногам… гайку.

Филя вытаращил глаза.

– Чего это? – спросил он.

– Гы, – сказал Бобчинский. – Гайка.

Дуб напялил на дымящуюся голову шапку и удалился. От ворот он помахал кулаком. Под глазом у него горел фонарь.

В Филиной ладони дрожала гайка. Вторая лежала у ног. Точно такая же.

– На, – сказал Бобчинский и, услужливо присев, подал Филе гайку. – Как ты ему здорово… Гы. Будет знать наших.

Дома Филя внимательно изучил обе гайки. Они походили друг на дружку, как сестрички-двойняшки.