Летящие дни

ТРУДНАЯ ТЕМА Трудная тема, А надо писать. Я не могу Эту тему бросать. Трудная тема — Как в поле блиндаж: Плохо, Если врагу отдашь. Если уступишь, Отступишь в борьбе, — Враг будет оттуда Стрелять по тебе. Я трудную тему Забыть не могу. Я не оставлю Окопы врагу! 1963 ВИНА Среди невзгод судьбы тревожной Уже без боли и тоски Мне вспоминается таежный Поселок странный у реки. Там петухи с зарей не пели, Но по утрам в любые дни Ворота громкие скрипели, На весь поселок тот — одни. В морозной мгле дымили трубы. По рельсу били — на развод, И выходили лесорубы Нечетким строем из ворот. Звучало: «Первая! Вторая!..» Под строгий счет шеренги шли. И сосны, ругань повторяя, В тумане прятались вдали… Немало судеб самых разных Соединил печальный строй. Здесь был мальчишка, мой соклассник, И Брестской крепости герой. В худых заплатанных бушлатах, В сугробах, на краю страны — Здесь было мало виноватых, Здесь было больше — Без вины. Мне нынче видится иною Картина горестных потерь: Здесь были люди С той виною, Что стала правдою теперь. Здесь был колхозник, Виноватый В том, что, подняв мякины куль, В «отца народов» ухнул матом (Тогда не знали слова «культ»)… Смотри, читатель: Вьюга злится. Над зоной фонари горят. Тряпьем прикрыв худые лица, Они идут За рядом — ряд. А вот и я. В фуражке летней. Под чей-то плач, под чей-то смех Иду — худой, двадцатилетний — И кровью харкаю на снег. Да, это я. Я помню твердо И лай собак в рассветный час, И номер свой пятьсот четвертый, И как по снегу гнали нас, Как над тайгой С оттенком крови Вставала мутная заря… Вина!.. Я тоже был виновен. Я арестован был не зря. Все, что сегодня с боем взято, С большой трибуны нам дано, Я слышал в юности когда-то, Я смутно знал давным-давно. Вы что, не верите? Проверьте — Есть в деле, спрятанном в архив, Слова — и тех, кто предан смерти, И тех, кто ныне, к счастью, жив. О, дело судеб невеселых! О нем — особая глава. Пока скажу, Что в протоколах Хранятся и мои слова. Быть может, трепетно, Но ясно Я тоже знал в той дальней мгле, Что поклоняются напрасно Живому богу на земле. Вина! Она была, конечно. Мы были той виной сильны. Нам, виноватым, было легче, Чем взятым вовсе без вины. Я не забыл: В бригаде БУРа В одном строю со мной шагал Тот, кто еще из царских тюрем По этим сопкам убегал. Он лес пилил со мною вместе, Железной воли человек, Сказавший «нет» на громком съезде И вдруг исчезнувший навек. Я с ним табак делил, как равный, Мы рядом шли в метельный свист: Совсем юнец, студент недавний И знавший Ленина чекист… О, люди! Люди с номерами. Вы были люди, не рабы. Вы были выше и упрямей Своей трагической судьбы. Я с вами шел в те злые годы, И с вами был не страшен мне Жестокий титул «враг народа» И черный Номер На спине. 1962–1963 КОЛЫМСКИЙ СТЛАНИК Привет тебе, Колымский колкий стланик, Сибирских кедров самый младший брат! Давно я не был В этих сопках дальних И, словно друга, Видеть тебя рад. Как ты живешь? По-прежнему ли четко Тебе видны отсюда, свысока, Отвалы штолен, Узкая речонка И ветхие постройки рудника?.. Во чреве сопок Где-то вьются штреки… А здесь, На склоне каменной горы, Ты раздаешь бурундукам орехи, Лишайник укрываешь от жары. Ты очень добр. Ты нам простил, конечно, Невольную жестокость той поры, Когда в буран На этой сопке снежной Тебя рубили Наши топоры… Бадью в барак цинготный приносили. И густо поднимался хвойный пар. И доктор заставлял нас пить насильно Густой, Смолистый, Вяжущий отвар. А мы ничком Валились на солому. Казалось, к жизни больше нет пути. Никто не верил Пьянице лекпому, Что горький стланик Может нас спасти. …Совсем застыла В тишине округа. Недвижны сопки В розовом дыму… Густую ветку, Словно руку друга, Я прижимаю к сердцу своему. 1963