Жестокий питомец

А потом, в час сойки, Аагорт увидел въезжавшего во двор полигона Безумца и его настроение, чуть выровнявшееся после сытной похлебки с мясистыми бобами и двух кружек пива рухнуло в бездну к проклятому Мертаку. Нет, он Безумца так сразу то и не узнал, изменилась тварь сильно. Осанку свою, выкормыш Мертака, выправил, рукой левой двигает бодро. Но глаза прежние, цвета ядовитого дыхания пещер, глаза. Проклятые, зеленые.

Он, Аагорт тогда совсем еще малым был, чуть повыше рукояти секиры, когда его отец, сидя с друзьями, хвалился, как они разметали пару когорт людишек и побили колдунов из Старших и владетельных семей. Одному колдуну, молодому совсем, так руку напрочь снесли и спину поломали. Сдохнет однозначно, выродок, никакие темные камни ему не помогут.

А вот трое старших колдунов на своих ногах ушли. Матерые были, с хищными питомцами, на конях из Бездны, да в доспехах миражных. Не берет честная сталь колдовскую бронь. Ее только оружье с рунными камнями, усиленное да зачарованное, в силах прорубить. Но мало его у подгорного народа, совсем мало, и покупать камни те у колдунов людских то и приходится за цену великую. Отец тогда горестно махнул широкой мозолистой ладонью, притянул Аагрота к себе и затянул песню рудокопов, ту, что потом пели на его похоронах.

Тот самый недобитый колдунишка и убил его на ярмарке в долине Ротэ, вскрыл как раковину озерного моллюска широкое тело гнома сотней невидимых кинжалов, спустя ровно три года, как Владыка подгорного народа заключил мир с Правящим Домом людей и их Императором.

И не было ничего ему, проклятому колдуну, ни выдачи, ни суда старейшин, ни казни на Огненном камне. Якобы отец Аагрота тогда крепкого пива перебрав, лживым словом задел честь Правящего Дома и горбатый колдун с левой рукой на перевязи, младший сын главы семьи из Замка на Скале смысл кровью мерзавца оскорбление. И тому свидетелей было более десятка, да только люди все, ну и орка два. А какая дружба у гномов с орками все знают. Тесная такая дружба, до хрипа задушенного и ненависти непреходящей.

От каторги людской или чего еще хуже Аагрота тогда старый Вепар спас, сперва удерживая кинувшегося на человеческого колдуна юного подгорка, а потом без затей его сознания лишил, трижды ударив огромным кулаком по голове. Крепка черепная кость у сынов гор. Но, даже проваливаясь в темноту, Аагрот все видел перед собой проклятые зеленые глаза колдуна и запомнил их до конца лет своих. И прозвище его запомнил - Риан-безумец.

А теперь, спустя почти два десятка лет, его кровник спрыгивает с коня посреди двора полигона и обменивался приветствиями с их нанимателем, мастером Емаалом. И не сделать ему ничего. Тогда колдун был оправдан, а мир с людишками все длится, да и малую клятву на секире Аагрот нанимателю принес. Не поймут братья по хирду, и общество не поймет - накличет Аагрот беду на весь подгорный народ. Вот ему только и остается, что зубами бессильно скрипеть, да бороду грызть.

В общем, похлопали Аагрона братья по плечевым щиткам сочувствующе и по своим местам разошлись согласно уложенью при испытаниях питомцев. В полной броне, со щитами ростовыми заговоренными и с самовзводными арбалетами. И еще болты зачарованные на разрыв плоти им выдали. Раньше не брали самострелы и щиты с собой, а тут Симон, правая рука мастера, 'алый' уровень готовности объявил, ровно как при возможном проникновении больших сил врага на охраняемый объект.

Ну, а как на посты все встали, и людишки в броне в проходах, и они на воротах загонов, то и началось. Загнали большой крытый фургон на первый уровень полигона, подняли защитные щиты коваными полосами укрепленные, местный магик полог поставил, а помощники Симона у подъёмных механизмов решеток клеток встали.

Напряженные все до бледноты, мастером Емаалом словами напутственными накачанные. Безумец Риан, колдун проклятый, из боковой арки к фургону один вышел, и плотный полог с боку его скинул. Постоял немного, да и ушел обратно, только засовы на двери толщиной в три ладони за ним лязгнули, вход на уровень запирая. Что он там делал и кого из фургона выпускал, Аагрон не видел, да и не мог с места своего, но вот губы у Антона-северянина и отсюда видно, мелко задрожали, и лицо еще бледнее стало, хотя куда уже больше?

А потом на песок арены из фургона выпрыгнуло это.

Черное как смоль, подвижное как расплавленный металл, быстрое как взмах секиры. Крутнулось, вздымая тучи песка на месте, качнулось влево, вправо, замерло, словно прислушивалось и принюхивалось. Только чем? Ведь тварь безглазая и безносая. Тьма и темнота, пятно черноты со шкурой словно каменной и мышцами, что как подъемника канаты, ее распирают.

И еще не слышал раньше Аагрон, что бы грааты жалобно скулили, а если бы кто сказал ему о таком, руки бы больше не подал и за стол не сел с лжецом глупым. Скулящий граат, коего даже не матерого, а так, годовалого, ну или двухлетка, командой охотников не мене чем в пять душ берут, это из разряда падения неба на горы, чего быть никогда не может.

Но вот довелось, сподобился. Скулил ужас Синего леса жалостно, даже обмочился, когда его монстр из клетки вытягивал неторопливо, после того как на них решетки подняли. А дикий огр вторил ему, в угол своей клетки забившись.

Закрыл глаза Аагорт, не стал на это смотреть. Позже Груди ему с подробностями ненужными все рассказал. И как убил монстр их быстро, не мучая, и как смерть граат с огром покорно принимали, и как лезвия со спины да из лап монстра выскакивали, и как всем, кто у края щитов стоял, так жутко было, словно кроме запаха крови еще и запах ужаса с арены доносился. А Пог Секира хмурился, молчал и шевелил неспешно губами - возносил беззвучно молитву Подземному Отцу и еще обереги дёргано перебирал короткими пальцами. Никогда Аагрон его таким не видел. Даже произносить не хочется хоть и про себя, поганое словечко 'напуганным'.

Так что и то, что свершалось на втором, третьем и седьмом ярусе Аагрон не стал узнавать. Не было интереса. Хотя, что там узнавать? Все, все, в общем, знают, а отслужившие на полигонах более года, вот как он, и подробностями располагают. На втором да на третьем уровне этого монстра магией пытали - огнем колдовским жгли, прессом воздушным давили, холодом замедляли, разные параметры устойчивости на магические воздействия отслеживали. А вот на седьмом.... Там и секрет, и гордость мастера Емаала держали - южных вампов. Всего трех вампов, но стоил каждый из них по две сотни полновесных. Молодые вампы, с еще не сточенными клыками. А одна из них самка и это сразу в хирд вставать надо, иначе не побить их. За самку вампы жизни свои не жалеют и сил у них при ее защите раз в пять больше становиться, что многими смертями охотников доказано.

Как уж дикие пустынные кочевники этот клыкастый страх отлавливали да на продажу вывозили, никто и не знал, не иначе как приманкой сонной - магия же их не брала, но вот ценились вампы не только за свои клыки, быстроту и возможность силы свои увеличивать. Кроме всего этого были они полуразумными, нападали всегда стаей, да по-умному, и многие самоуверенные хозяева разных питомцев, уезжали от мастера обратно одни.

Да только не сомневался сейчас Аагрон, уверен был, что нечем больше мастеру Емаалу гордиться, нет более у него вампов, новых ему покупать надо.

-Аагрон! Аагрон, обожги тебя огонь Отца, за мной иди! Наниматель нас на третью арену зовет. Симон, правая его рука, нервничает, говорит хозяин сильно хмурый, просит поторопиться.

Громкий голос Груди выдернул Аагрона из его тяжелых раздумий.

-А что за причина, Груди?

-Не ведаю о том, брат. Нас позвали, половину десятка северян и всех новеньких, этих, что с кривыми саблями на южном периметре патрулируют.

Аагрон шагнул было следом за уходящим Груди и тут же остановился, едва сделав полшага:

-Так зачарованные щиты да болты надо же в арсенал сдать! В пятом параграфе что написано? Всем запрещен вход на третий уровень с тяжелым вооружением и зачарованным оружием во избежание сбоя в защитном пологе!