Страница 12 из 33
Гарри заворчал во сне. Его щека съехала ниже по стеклу, очки еще больше перекосились, но он не проснулся. На подоконнике стоял будильник, починенный им несколько лет назад, он громко тикал и показывал без одной минуты одиннадцать. Рядом лежал пергамент, исписанный тонким косым почерком; Гарри прикрывал его обмякшей рукой. Письмо пришло три дня назад, но перечитывалось столько раз, что тугой свиток полностью распрямился.
Дорогой Гарри,
Надеюсь, что не причиню особенных неудобств, если в одиннадцать вечера ближайшей пятницы прибуду на Бирючиновую аллею, дом № 4. Мне хотелось бы лично проводить тебя в Пристанище, куда ты приглашен до конца школьных каникул.
Также, если ты согласишься, буду благодарен за помощь в одном деле, которое я надеюсь решить по дороге в Пристанище. О подробностях расскажу при встрече.
Очень прошу ответить той же совой.
С нетерпением жду встречи в пятницу,
искренне твой
Альбус Думбльдор
Гарри давно выучил послание наизусть, но все равно с семи вечера — как только занял пост у окна своей комнаты, откуда неплохо просматривалась вся Бирючиновая аллея — беспрерывно в него заглядывал, хоть и отдавал себе отчет в бессмысленности собственных действий. Он ответил «да» той же совой, как его и просили; теперь оставалось лишь ждать, появится Думбльдор или нет.
Но складывать вещи Гарри не стал. Пробыть у Дурслеев всего две недели и уехать? Счастье казалось неправдоподобным, и Гарри терзали всяческие опасения. Что-нибудь непременно пойдет не так: или его ответ затеряется, или Думбльдор не сможет за ним приехать, или вообще выяснится, что все это — чья-то дурацкая шутка. Гарри знал, что попросту не переживет, если ему придется снова разбирать вещи, а потому сумел сделать только одно — запер в клетке белоснежную Хедвигу.
Минутная стрелка будильника перескочила на цифру двенадцать, и в тот же миг фонари за окном дружно погасли.
Гарри сразу проснулся, словно внезапная темнота была сигналом тревоги. Он поправил очки, отлепил от стекла щеку, прижал к нему нос и, сощурившись, уставился вниз, на улицу. На садовой дорожке появилась высокая фигура в длинном развевающемся плаще.
Гарри будто током ударило. Он вскочил, опрокинув кресло, и принялся подбирать с пола все подряд. В тот момент, когда в сундук полетели роба, два учебника заклинаний и пакет чипсов, раздался звонок.
На первом этаже, в гостиной, дядя Вернон закричал:
— Что за осел на ночь глядя?
Гарри замер с медным телескопом в одной руке и кроссовками в другой. Кошмар — он же не сказал родственникам о Думбльдоре! Подавляя нервный смех, Гарри перелез через сундук, распахнул дверь комнаты и услышал:
— Добрый вечер. Вы, должно быть, мистер Дурслей? Надеюсь, ваш племянник предупредил, что я за ним заеду?
Гарри огромными скачками сбежал по лестнице, но резко остановился за пару ступеней до подножья: богатый жизненный опыт научил его держаться от дяди подальше. На пороге стоял высокий худой человек с длинными, до пояса, серебристыми волосами и бородой. Он был в черной дорожной мантии и остроконечной шляпе; на крючковатом носу сидели очки со стеклами в форме полумесяца. Вернон Дурслей, в красновато-коричневом халате, остолбенело взирал на Думбльдора крошечными недобрыми глазками. Его черные усы своей пышностью ничуть не уступали усам гостя.
— Судя по вашему изумлению, Гарри забыл сообщить о моем визите, — приятным голосом сказал Думбльдор. — Тем не менее, давайте представим, что вы любезно пригласили меня в дом. В наше беспокойное время неразумно долго держать дверь открытой.
Он проворно переступил порог и закрыл за собой дверь.
— Давненько я здесь не был, — продолжал Думбльдор, взирая на дядю Вернона поверх крючковатого носа. — Смотрите, как разрослись агапантусы.
Дурслей тупо молчал. Было видно, что дар речи вернется к нему, и очень скоро — на его виске с опасной частотой пульсировала жилка, — но пока что он едва мог дышать, не то смутившись из-за явной волшебности облика Думбльдора, не то понимая, что перед ним человек не робкого десятка.
— А, вот и ты! Здравствуй, — Думбльдор заметил Гарри и радостно поглядел на него сквозь полумесяцы очков. — Прекрасно, прекрасно.
Эти слова вывели дядю Вернона из ступора. Тому, кто считает, что Гарри — это «прекрасно», в его доме не место.
— Не хочу показаться грубым… — весьма хамским тоном начал он.
— …однако вам это невольно удается, причем далеко не в первый раз, — сурово закончил за него Думбльдор. — Ах, дорогой вы мой, лучше бы вам помолчать! А вот, кажется, и Петуния.
Действительно, на пороге кухни появилась тетя Петуния в халате поверх ночной рубашки и резиновых перчатках — перед отходом ко сну она всегда протирала все поверхности. Ее лошадиное лицо выражало крайнее потрясение.
— Альбус Думбльдор, — отрекомендовался гость, когда понял, что дядя Вернон не намерен представлять его супруге. — Впрочем, мы знакомы — по переписке.
Гарри подумал, что одно взрывающееся письмо едва ли тянет на переписку, но тетя Петуния явно не собиралась оспаривать терминологию.
— А это, надо полагать, ваш сын Дудли?
Дудли, в полосатой пижаме, высунул из гостиной большую блондинистую голову. Казалось, что она висит в воздухе сама по себе, разевая рот от страха и изумления. Думбльдор помолчал секунду-другую, ожидая каких-то слов от хозяев дома, но пауза явно затянулась, и он улыбнулся:
— Предлагаю представить, что вы пригласили меня в гостиную.
Дудли поспешно убрался с дороги, и Думбльдор прошел в комнату. Гарри, как был, с кроссовками и телескопом, спрыгнул с лестницы и направился следом. Думбльдор уселся в кресло у камина и с доброжелательным интересом завертел головой, рассматривая обстановку, в которой, надо сказать, выглядел на удивление неуместно.
— Разве… нам не пора, сэр? — беспокойно спросил Гарри.
— Да-да, конечно. Но прежде я хотел кое-что обсудить, — ответил Думбльдор. —Предпочтительно в закрытом помещении. Мы лишь совсем чуть-чуть злоупотребим гостеприимством твоих дяди и тети.