Страница 25 из 91
Я бросаю ручку и вырываю страницу из дневника, потом сминаю ее и бросаю в мусорную корзину. Комок бумаги отскакивает от края и присоединяется к другим скомканным листкам, усеявшим пол.
— Трусливый придурок! — Я запускаю дневник через всю комнату, и он с громким стуком ударяется о дверь. Я плюхаюсь обратно на кровать и накрываю глаза руками.
Это бесполезно. Я больше не могу писать в своем дневнике. Он разрушил ритуал, и я не могу преодолеть страх того, что он снова может прочесть его. Единственная вещь, которая помогала мне разобраться в нелепых чувствах к нему, теперь недоступна, и это так отстойно, что не выразить словами.
— Кэсси? — Раздается стук, и Руби просовывает голову в дверь. — Ты в порядке?
— Нет, — говорю я, потирая лицо рукой и вздыхая.
— Холт?
— Да.
— Что стряслось?
— Он будет играть Ромео. Я – Джульетту. Мы поссорились.
— Из-за дневника?
— В том числе.
— Все также никаких извинений?
— Конечно же, нет. Плюс, он практически потребовал, чтобы я подрочила ему.
— Это не круто. Он должен был хотя бы сказать «пожалуйста». — Она подходит и садится на край кровати. — Ты же знаешь, что нравишься ему?
— Мне все равно.
— Неправда. Он тоже тебе нравится.
— Я не хочу этого.
— Иногда симпатия к кому-либо не имеет ничего общего с нашими желаниями, а напрямую связана с нашими нуждами.
— Руби, он мудак.
— Он тебе небезразличен.
— Мы будем невыносимы вместе.
— Или прекрасны.
Я вздыхаю и сажусь прямо.
— Так что ты предлагаешь?
— Я предлагаю тебе сделать первый шаг.
Я потираю глаза.
— Боже, Руби, нет. Мы попросту не подходим друг другу. Это как масло и уксус. Сколько ни взбалтывай друг с другом, никогда не смешаются.
— Кэсси, — говорит она, выражая всем своим взглядом «прислушайся к мудрым словам, которые я собираюсь сказать», — ты забываешь, что несмотря на то, что масло и уксус не смешиваются, из них получается восхитительная приправка к салату.
Я прищурено смотрю на ее.
— Ладно, это лишено всякого смысла.
Она вздыхает.
— Знаю. Извини. У меня нет никаких идей. Однако, приправка обалденная. Я веду вот к чему: ты должна трахнуть Холта. Будет вкусно.
Я шокировано смотрю на нее.
— Что?! Я должна… что? В смысле… я даже не могу понять…
— Только не смей говорить, что ты ни разу не допускала мысли о том, чтобы попрыгать на стояке этого парня, потому что я точно знаю, что допускала.
Я опускаю плечи и надуваю губы.
— Ладно, ладно. Я задумывалась об этом. Но это не значит, что я решусь на такое.
— Стоит ли мне напоминать тебе о том, что ты бесстыдно трахнула его в одежде, когда была пьяна? И, по всеобщему мнению, он не жаловался.
— Это не считается.
— Ты терлась своими женскими прелестями об его причиндал, Кэсс. Это считается.
Я со стоном накрываю лицо волосами и издаю стон.
— Руби…
Она убирает мои волосы и вперяет в меня недовольный взгляд
— Кэсси, ты определенно сохнешь по этому парню. Что бы между вами ни происходило, тебе нужно с этим разобраться, пока вы оба не слетели с катушек. Ты не сможешь спокойно жить, пока не решишь эту проблему с сексуальным напряжением. Это не здоровый подход. Я за то, чтобы ты трахала его, пока вы оба больше не сможете стоять, именно это сделала бы я.
Я снова стону от безысходности и откидываюсь на кровати.
Она встает и направляется к двери, потом говорит:
— Знаешь, один мудрый человек однажды сказал: «Истинную любовь невозможно найти там, где ее не существует, но ее нельзя скрыть там, где она расцветает». Подумай об этом.
— Как проникновенно, Рубс. Это из твоей философской книжки «Сто и одна цитата»?
— Не-а, — говорит она с улыбкой. — Дэвид Швиммер. «Поцелуй понарошку». Ужасный фильм.
Я смеюсь.
— Спокойной ночи, Кэсс.
Ночью мне снится Холт, и спасибо Руби, рейтинг определенно – Х.
На следующий день, по дороге на нашу первую репетицию, я все еще не понимаю, как вести себя с ним.
Когда я поворачиваю за угол по направлению к театральному корпусу, я вижу его во дворе. Он стоит, прислонившись к лестничным перилам у входа в театр, на нем очки и в каждой руке по картонному стаканчику. Когда я подхожу ближе, он замечает меня и выпрямляется. Я останавливаюсь перед ним.
— Привет, — говорю я.
— Привет. — Он смотрит на меня, покусывая изнутри щеку.
Мы стоим так несколько мгновений, потом он протягивает мне один из картонных стаканчиков и говорит:
— Ох, вот дерьмо. Это хм… тебе.
Я принимаю стаканчик и подношу к носу.
— Что это?
— Это «Мудачино», так же известный как «Членочино».
Я пытаюсь сдержать улыбку, которая трогает уголки моих губ.
— Ха, а по мне так, пахнет как обычный горячий шоколад.
— Да, оказывается, в кофейне закончился «Мудачино-Членочино». Я предложил им приготовить еще несколько, но они сказали, что я сам сверхопытный.
— Они были правы.
Мы потягиваем наши напитки в тишине, и я так понимаю, этот горячий шоколад равносилен извинениям с его стороны, которые я рано или поздно собираюсь получить. Но сейчас я довольна и этим.
— Ну, — говорю я, — выучил свои реплики?
Он кивает.
— К сожалению. Шекспир мог нанять редактора и получше. Чувак был не слаб на язык.
— Ромео еще не полюбился тебе?
Он опускает свой взгляд на стаканчик, который вертит в руке, держа за край.
— Нет. Чем дольше я работал над репликами, тем больше убеждался в том, как это охренительно тупо, что меня утвердили на эту роль. Я не смогу сыграть эту роль, Тейлор. Правда, не смогу.
— Эрика считает, что сможешь.
— Да, но Эрика заблуждается. Она видит во мне того, кем я не являюсь.
— Или может она верит в того, кем ты можешь стать.
Он качает головой.
— Пусть у нее будет хоть вся вера мира, все, на что я способен, это дать ей плохого Ромео.
— Может, именно это ей и нужно. Идеальный Ромео скучен. Гораздо интереснее наблюдать, как он борется с эмоциями, и в итоге одерживает верх над своими страхами.
Он изучает пристальным взглядом свой стаканчик, затем говорит:
— А что если он не одержит верх? Что произойдет потом?
Я напрягаю свой мозг в поисках обнадеживающего ответа, когда появляется Эрика. Один за другим, выбрасывая по пути пустые стаканчики в урну, мы следуем за ней в театр, в котором царит полумрак.
— Ну, ребята, как настрой? — спрашивает она.
Мы с Холтом неразборчиво мямлим в ответ что-то положительное, и на этом беседа заканчивается.
— Я не хочу вас пугать, — говорит Эрика, глядя на каждого из нас, — но успех всей этой постановки зависит от вас двоих и от правдоподобности ваших отношений.
Холт выдыхает.
— Господи, Эрика. Никакого давления и прочей фигни.
Эрика посылает ему сочувственную улыбку.
— Хорошая новость заключается в том, что я знаю, что вы оба более чем способны воплотить этих героев в жизнь. — Холт закатывает глаза. — Но вы должны довериться мне и друг другу, и в полной мере отдаться этому опыту. Понимаете?
Мы оба киваем. Холт выглядит, как перепуганная лошадь, которая переминается с ноги на ногу, готовая пуститься вскачь.
— Это сцена бала, где вы впервые видите друг друга, и как бы банально это ни звучало, вы должны убедить нас в том, что это любовь с первого взгляда.
— Холт не верит в любовь с первого взгляда, — говорю я.
— Ему и необязательно верить, — улыбается Эрика. — Он просто должен убедить в этом зрителей. Ведь так, мистер Холт?
Он смотрит на пол.
— Будь по-вашему.
Она смеется и ставит нас на сцене напротив друг друга.
— Хорошо, теперь представьте помещение полное гостей. Ромео, ты не находишь себе места от скуки. Твои друзья пообещали, что заставят тебя забыть о Розалин, представив другим красивым женщинам, но никто не вызывает у тебя ни малейшего интереса. Ты обеспокоен мыслью, что из-за Розалин для тебя перестали существовать другие женщины и просто считаешь минуты до ухода.