Плохой Ромео (ЛП)

— Джульетта, ты отчаянно пытаешься избегать свою мать и Париса. Когда ты впервые видишь Ромео, внутри тебя словно что-то пробуждается. Окружающий мир блекнет, и ты видишь лишь его. Тебя пугает это чрезмерное влечение.

Я киваю, в то время как нервозность клокочет внутри меня. Смотрю на Холта. Он бледный как простыня.

— У кого-нибудь из вас есть вопросы?

Холт сглатывает и качает головой. Я делаю то же самое.

— Что ж, тогда начнем с момента, когда вы видите друг друга через весь зал. Я хочу увидеть страсть. Чувство, словно это судьба. Давайте попробуем и посмотрим, что получится.

Она садится в первом ряду зрительского зала, прихватив с собой копию сценария и записную книжку. Мы с Холтом остаемся на сцене одни. Он выглядит так же нервно, как и я.

—Хорошо, начинайте, когда будете готовы, — кричит нам Эрика.

Я делаю глубокий вдох, затем медленно выдыхаю. Смотрю на Холта. Его глаза закрыты, а брови так напряжены, словно он настраивает себя на прыжок с самолета или на прогулку по раскаленным углям. Он делает несколько вдохов и разминает руки. Мне видно, как двигаются его губы, но я не слышу, что он говорит.

Наконец, он открывает глаза и смотрит в моем направлении, скользя взглядом сначала по моим ступням, затем он выражает одобрение и поднимает взгляд на колени. Сегодня я одела юбку. Джинсовую. Короткую. Его взор перемещается выше на мои бедра, затем к моему животу, груди и шее, и наконец, останавливается на моем лице.

На пару секунд взгляд задерживается на моих губах, и потом… о, боже… он смотрит мне прямо в глаза. Я резко втягиваю воздух, когда чувствую, что наша энергетика соединяется. Словно я поглощаю его и одновременно растворяюсь в нем.

Мне видно, как он пытается побороть страх, но ему это плохо дается. В какой-то момент, мне кажется, что он вот-вот сбежит. Его тело неподвижно застывает, пока в глазах мелькают вспышки паники. Потом он выдыхает, и передо мной появляется Ромео, впечатлительный и отчаянный. Он направляет свои эмоции в героя. Использует страх. Преобразовывает его.

Я смотрю на него глазами Джульетты, и для меня он самый красивый мужчина из всех, кого я когда-либо видела.

Только вчера днем мы кричали друг на друга. Но сейчас…

Сейчас, он для меня – все.

Мы идем навстречу друг другу. Моя кожа оживает трепещущим восторгом. Тело наполняется предвкушением. Его глаза прожигают мои, глубоко и интенсивно. Когда он останавливается передо мной, я уже едва ли могу дышать.

Он смотрит на меня, словно я прекрасна. Словно я – некое чудо природы, созданное специально для него.

Мне хочется прикоснуться к нему, почувствовать, что он настоящий; находится здесь и хочет меня, но я знаю, что Джульетта бы так не поступила. Поэтому я просто стою на месте и любуюсь им. Его волевым подбородком и высокими скулами. Красивыми глазами и непокорными волосами.

Каждая черта его лица по-своему необыкновенно красива, но в совокупности, он столь великолепен, что это не поддается описанию.

Страх все также есть в его глазах, таится, но ему удается протолкнуться сквозь него. Его рука тянется к моему лицу. Он касается меня нежно, но моя реакция остра́. Его веки подрагивают, пока он водит рукой по моей щеке. Под моей кожей образуется жар, и возрастает с каждым мягким прикосновением его пальцев. Его страх слегка проглядывается, мерцая позади его решимости.

Его внимание приковано к моим губам, потом он прочищает горло и шепчет:

— Я ваших рук рукой коснулся грубой. Чтоб смыть кощунство, я даю обет: к угоднице спаломничают губы и зацелуют святотатства след19.

Слова формальные и устаревшие, и все же мое тело реагирует на них так, словно они неподвластны времени.

Его пальцы все также прикасаются к моей щеке, когда он медленно наклоняется. Мне видны лишь его губы, приоткрытые и мягкие. Я знаю, что Джульетта отстранилась бы, но мне этого не хочется.

Я помню свое следующее действие и убираю его руку со своего лица. Я держу ее в своей руке и медленно поглаживаю его пальцы.

— Святой отец, пожатье рук законно. Пожатье рук – естественный привет. Паломники святыням бьют поклоны, прикладываться… надобности нет.

Я смыкаю наши ладони вместе, мой голос лёгок, но ритм сбивчив. Я не могу ясно мыслить. Он стоит так близко, что я ощущаю, исходящий от него запах мыла и одеколона. Его дыхание испускает сладкий аромат шоколада.

Я ощущаю его каждой частичкой своего тела, мои руки дрожат.

Он приподнимает свою другую руку, чтобы накрыть мою, и потом ласкает ее. Мягкий шелест касания кожи о кожу – это самое интимное, что я когда-либо испытывала. Напряженный ток, что струится в наших руках, мерцает в моей крови.

Должно быть, на него это тоже влияет, потому что голос его становится низким и тихим.

— Однако губы нам даны на что-то?

Я чувствую вибрацию его голоса напротив моего лица.

— Святой отец, — отвечаю я, пока ласкающими движениями он сплетает наши пальца вместе, поглаживая мягкую кожу между ними и вызывая во мне дрожь, — молитвы воссылать.

— Так вот молитва: — говорит он, снова сосредотачиваясь на моих губах, — дайте им работу. Склоните слух ко мне, святая мать.

Сила его энергии наполняет меня до отказа. Мне едва хватает воздуха, чтобы продолжать говорить.

— Я слух склоню, — шепчу я, — но двигаться не стану.

— Не надо наклоняться, — бормочет он, подаваясь ближе, — сам достану.

Я задерживаю дыхание, когда его губы опускаются ниже, замирая прямо над моими – так далеко от того, где я хочу, чтобы они были. Я уже было собираюсь закрыть глаза и насладиться моментом, как он останавливается. Моргает и качает головой. Его хватка на моих руках усиливается.

Итан, нет.

Он зажмуривает глаза и издает раздражённый, сдавленный стон.

— Мистер Холт? — зовет Эрика из зала. — Самое время поцеловать ее. Какие-то проблемы?

Он отпускает мои руки и отступает назад. Страх, который он так сильно старался подавить, вырывается на свободу. Отражается на его лице, и мышцы его напрягаются.

— Я же говорил, что не смогу, — говорит он, напряженным от паники голосом. — Я говорил вам обеим.

— Мистер Холт?

Он качает головой и засовывает руки в карманы. Сутулит плечи.

— Какого хрена меня никто никогда не слушает?

Он кидается за боковые декорации, и оклики Эрики не останавливают его.

Я собираюсь было пойти за ним, но Эрика жестом просит меня подождать.

— Кэсси, — говорит она, поднимаясь ко мне на сцену. — будь осторожна с ним. Он явно ассоциирует эмоциональную близость с болезненными последствиями, и это возможно основная причина его внутренних проблем. У меня нет сомнений, что он может сыграть эту роль, но его нужно убедить. На самом деле, ты единственная, кто может ему помочь.

— Не уверена в этом. Наша обычная форма общения – это постоянные крики друг на друга.

Она улыбается.

— А ты не заметила, что ты единственный человек из всей группы, с кем он хоть как-то контактирует? Он едва ли разговаривает с кем-либо еще.

Я чувствую вину за то, что не осознавала, насколько одинок Холт. Во время обеденного перерыва он исчезает, когда я сижу с Коннором и Мирандой. После занятий, когда все перед уходом болтают, он первый, кто выходит за дверь.

Один.

Я думала, что он просто избегает меня, но возможно он избегает всех.

— Я поговорю с ним, — говорю я.

Она улыбается.

— Порой человек воздвигает вокруг себя стены не только, чтобы отгородиться от людей, но, и чтобы понять, кому важно их разрушить. Понимаешь?

Я киваю и ухожу со сцены. По мере того как я углубляюсь в закулисную тьму, я различаю звук скрежета и устремляюсь на него.

— Холт?

Я нахожу его в одной из гримерных, сгорбившимся на стуле с головой в руках. Огоньки, что отражаются в зеркале позади него, окружают его голову словно нимб.

Я переступаю через порог. Он выглядит таким несчастным, что мне хочется заверить его, что все будет в порядке, но я не знаю с чего начать.