Страница 24 из 91
— Давай просто покончим с этим, — говорю я. У меня нет настроения находиться с ним в одном помещение, не говоря уже о том, чтобы сыграть любовную сцену. — Бери свой сценарий и пошли.
Он смеется, но звук смеха отдает пустым гулом.
— Мне не нужен сценарий для этой сцены.
— Кто бы мог подумать.
Мы занимаем исходные позиции на противоположных концах площадки.
Марко хлопает руками, призывая всех к тишине.
— Хорошо. Начинай, когда будешь готова, Кэсси.
Я захожу на площадку разгневанная сильнее, чем того требует сценарий, но черт с ним. Я направлю гнев в нужное русло и все сработает.
Мы играем свои роли, отражая выпады друг друга резкими выражениями и обидными эмоциями. Я хожу вокруг него. Он держится на расстоянии. Задетый и отстраненный.
Сегодня он в ударе.
— Ты правда думаешь, что у нас еще есть шанс? — спрашивает он. Я чувствую его напряжение на противоположной стороне площадки. — У нас нет шансов. Ты знаешь это. Я знаю. Твоя мать, шлюшка из придорожного клуба, знает, и только у нее хватило духу сказать это вслух. Прекрати бороться с неизбежностью. Неизбежность всегда побеждает.
Мой голос тих, но дрожит от ярости. Гнев захлестывает меня. Он неправ. Как обычно.
Я заползаю под кожу Сары, и делаю ее реакцию своей.
— Когда ты стал таким трусом?
— Примерно в тот самый момент, когда понял, что ничего о тебе не знаю.
— Ты знаешь меня! Ты знаешь обо мне все самое важное.
— Не морочь мне голову! Я знал лишь то, кем ты прикидывалась, и из тебя, милочка, получилась чертовски хорошая актриса. Ты с легкостью обвела меня вокруг пальца.
Комната гудит от напряжения. Он ищет выход. Я не собираюсь давать ему это.
— Сэм, я знаю, ты любишь меня. Мне известно это так же, как и то, что небо голубое, а земля круглая. Если ты уйдешь сейчас, то, проснувшись однажды утром, через пять лет, задашься вопросом, какого черта ты натворил, ведь люди всю свою жизнь проводят в поисках того, что у нас уже есть, а ты так просто от всего отказываешься. Неужели ты не видишь это?
Мой гнев заполняет воздух вокруг и сгущает его, отчего становится трудно дышать.
Он даже не может взглянуть на меня. Словно раненный зверь, который намеревается удрать.
— Я не могу быть твоим проектом, Сара. Меня уже не изменить. — Он поворачивается, собираясь уйти.
— Постой! — Мучительная боль в моем голосе останавливает его. — Ты никогда не был для меня проектом. И ты не уйдешь, пока не скажешь, что не любишь меня.
Его плечи опускаются, и он бормочет бранные слова.
— Скажи это!
Он поворачивается. Выражение его лица наполнено противоречием. Преисполнено боли.
— Если ты хочешь положить конец нашим отношениям, — говорю я дрожащим голосом, — тогда хотя бы сделай это правильно.
Он сопротивляется, но я не собираюсь отступать.
— Скажи это.
Он делает вдох.
— Я не люблю тебя.
Мне практически слышно, как его сердце раскалывается сквозь боль в его голосе.
Я требую сказать это снова. Он повторяет, но уже тише. Я пытаюсь сломить его, чтобы он не смог уйти. Он должен остаться и пасть вместе со мной.
Я прошу повторить его еще один раз, и едва дыша, он выдавливает:
— Я… не… люблю тебя.
Его взгляд сосредоточен на полу. Он сломлен.
— И ты веришь в это? — спрашиваю я.
Когда он смотрит на меня глазами, полными агонии и слез, я словно начинаю тонуть.
— Нет, — отвечает он, и не успеваю я подумать, подготовиться или просто сорваться с места, как он возникает передо мной и заключает мое лицо в свои ладони. От его прикосновения мое дыхание сбивается. И только воздух устремляется в легкие, как он накрывает мой рот своим.
Все вокруг взрывается. Мое тело и разум цепенеют. Чувства переполняют, и три года разлуки исчезают в свете ослепительной миллисекунды.
Его губы такие же, какими я их помню. Теплые и мягкие. Восхитительные, что не описать словами. Он шумно вдыхает, и хватка его рук усиливается: одна на моей щеке, другая – на затылке. Он издает тихий, гортанный стон, и жар затопляет меня. Мое тело прижато к нему, руки путаются в волосах, и каждая причина, по которой мне нужно держаться подальше от него, тает, когда наши рты раскрываются навстречу друг другу.
Поцелуй груб и безрассуден, полный страсти, которую я не хочу чувствовать. Но это… именно в таких моментах и живут лучшие воспоминания о нем.
Это то, какими мы должны были быть. Всегда. Касаться друг друга губами и руками, вдыхая воздух друг друга. Упиваться нашей глубинной душевной связью, а не бежать от нее.
Его руки скользят по моему дрожащему телу, которое не испытывало этого огня уже слишком долго.
Вот почему у меня не было длительных отношений последние три года. Вот почему я сплю с мужчинами только один раз и никогда не перезваниваю. Потому что они не вызывали во мне подобных чувств.
Я отчаянно хочу, чтобы кто-нибудь другой сломил меня так, как сломил он, но никто даже близко не подобрался. Это впервые, когда я по-настоящему чувствую возбуждение с тех пор, как он меня оставил, и я ненавижу себя за это.
Я отстраняюсь и мне удается выдохнуть:
— Итан.
— Боже… Кэсси, — шепчет он, и целует меня снова.
Мое тело не может насытиться им, хоть разумом я и знаю, что это неправильно. Каждая частичка меня жаждет его.
Звуки, которые он издает, жалобны и полны отчаяния. Он притягивает меня ближе. Обнимает крепче.
Не могу поверить, что в этом неправильном мире, который мы создали вместе, это все еще ощущается так правильно.
— Хорошо, этого достаточно, — говорит Марком и откашливается. — Лучше закончим на этом, пока нам не пришлось снять вам двоим комнату. Хорошая работа. Идеальная химия.
Чары рассеиваются, и как только я отрываюсь от его губ, глаза Холта открываются.
— Кэсси…
Я отталкиваю его. Он не может целовать меня вот так и произносить мое имя таким тоном, овладев мною всецело без моего гребаного позволения. Он подается вперед, но я не могу больше с этим справляться. Прежде чем он успевает коснуться меня снова, я даю ему пощечину.
Он отступает назад, выражение его лица так сконфуженно, что меня затопляет чувством вины.
Я не должна этого чувствовать. Это его вина. Он знает, какой властью обладает надо мной. Он рассчитывал на это, и воспользовался этим. Теперь мое тело пробирает дрожь, и оно изнывает от желания. Нуждается в нем так, как я не могу себе позволить.
Мне ненавистно, что он до сих пор вызывает во мне подобные чувства. Что лишь одним поцелуем он способен разрушить каждый защитный механизм, что я воздвигла против него.
Я ненавижу его за это, но себя я ненавижу больше за то, что хочу, чтобы он все повторил.
Шесть лет назад
Вестчестер, Нью-Йорк
Дневник Кассандры Тейлор
Дорогой дневник,
После всего дерьма, через которое он заставил меня пройти за последние две недели, Холт признал, что его влечет ко мне.
Точнее он сказал, что после прочтения моего дневника, у него «встал», что полагаю одно и то же.
Да какое мне вообще дело? Он грубый эгоистичный осел, страдающий страхом перед извинениями, и, если мы двое и замутим, ничего хорошего из этого не выйдет. За исключением, может быть, крышесносного секса.
Ох, секс. Мне осталось о нем только мечтать.
Я больше не могу этого отрицать. Я хочу его, даже, несмотря на то, что он сводит меня с ума.
И сейчас, когда я наконец-то призналась в этом себе (и тебе, дорогой дневник), я в полном ужасе от того, что он может это прочесть, и если верить его словам, это непременно произойдет. Как только я запишу что-то крайне унизительное, вселенная найдет способ показать это ему.
Ну, на этот случай: Эй, Холт! Ага, ты кретин, читающий чужие дневники! Я хочу оттрахать тебя. Как насчет «гневного» секса, который взорвет мой похотливый, девственный мозг?