Страница 38 из 81
Ученый монах Никитской обители не раз говаривал священникам:
— Если властители мира сего и люди, занятые заботами житейскими, обнаруживают сильную охоту к чтению, то тем больше нужно учиться нам и всем сердцем искать сведения в слове Божием, писанном о спасении наших душ.
И надо признаться, думал Дмитрий, что ученые иноки много сделали для борьбы с невежеством русских князей. Польза от знания языков великая, особенно тогда, когда Русь окружена недружественными странами.
— Чтобы хорошо познать врага, надо отменно знать его язык, — не раз высказывал князь Дмитрий.
Когда он ходил с дружинами в Ливонию и воевал Дерпт, то не раз беседовал на языке крестоносцев с местными жителями и пленными немцами, через которых изведал не только быт и нравы враждебной страны, сам дух народа, но и некоторые тайны крепости, что позволило ему одолеть неприступную твердыню.
Жаль, что многие князья ленятся постигать чужеземные языки. Научаться читать и писать на родном языке — и на том учебе конец. И как учителя не усердствуют, княжичи руками и ногами отбиваются: довольно с нас и своего языка, а чтобы с татарами али с греками говорить — на то толмачи водятся.
«Эх, был бы я великим князем, то насильно, каждого удельного властителя заставил бы выучить хотя бы один иноземный язык. От того польза великая. Они даже в свои книги не заглядывают. А сколь можно взять из них поучительного! Хотя бы о той же латинской вере, кою норовят обрушить на Русь крестоносцы, дабы уничтожить православие.
Князь Дмитрий поднялся из кресла и подошел к поставцам, заполненным рукописными книгами. Взял одну из них в руки и отыскал нужную страницу. То была книга святого Феодосия Печерского. На вопрос великого князя Изяслава о вере латинской или варяжской Феодосий отвечал: «вера их зла, и закон их не чист: они икон не целуют, в пост мясо едят, на опресках[84] служат; христианам не следует отдавать за них дочерей и брать их дочерей за себя замуж, не должно не брататься с ними, ни кумиться, ни есть, ни пить из одного сосуда. Но если они попросят у вас есть, то дайте им пищу в их сосудах, если же у них сосудов не будет, то дайте в своих, только потом вымойте эти сосуды и молитву над ними прочтите. Латины Евангелие и Апостол имеют, иконы святые и в церковь ходят, но вера их и закон не чисты, множество ересей они своих всю землю обесчестили, поелику по всей земле живут варяги. Нет жизни вечной живущим в вере латинской, армянской, сарацинской. Не следует их веры хвалить, свою веру беспрестанно хвали и подвизайся в ней добрыми делами. Будь милостив не только к своим домочадцам, но и к чужим: еретика и латынина помилуй и от беды избавь, и мзды от Бога не лишишься. Если встретишь иноверников, спорящих с верными, то помогай правоверным на зловерных. А если кто скажет: и ту и эту веру Бог дал, то отвечай: по-твоему, Бог двоеверный? Разве ты не слыхал, что написано: един Бог, едина вера и едино крещение».
Какую умную книгу написал святой Феодосий Печерский! Как была бы она полезна некоторым князьям, кои должны ведать не только о существовании крестоносцев, но и об их латинской вере. А ведь кое-кто из властителей не различает большой разницы. Вот и в этом деле нужны новины. Надо непременно встретиться с митрополитом. Пусть он соберет не ахти образованных князей и прочитает им проповедь о латинской вере. А знать ее крайне надобно, дабы не пить вина из одного сосуда. Казалось бы, мелочь, но от малого большое зарождается. От православной же веры нельзя отступаться и на вершок. Сила Руси не только в единстве князей, но и в крепкой, ни кем не расшатанной религии. Вот почему для этого и нужен русский митрополит. Но мало кто из князей об этом задумывается. Все они из Рюрикова рода и тем горды, ведая, что звание князей всем им принадлежит по праву происхождения, и не отнимается ни у кого ни в каком случае. Звание князя, приобретаемое только рождением от Рюриковой крови, неотъемлемое, не зависящее ни от каких других условий, равняет между собою всех Рюриковичей, они, прежде всего братья. По княжескому уговору князь даже за самое тяжкое преступление не мог быть лишен жизни, как боярин, а наказывался только отнятием волости. Вот и в этом вопросе слишком недоступен для праведного суда любой властитель. Ну, разве можно прощать князьям, кои, ради своих корыстных целей, наводят на Русь злейших врагов. Нельзя! Выжигаются города и веси, гибнут тысячи русичей. Да такого князя не только надо отлучить от церкви, но и казнить всенародно. Но чтобы это произошло, надо собрать на съезд всех властителей и составить специальный договор, скрепленный клятвенным крестоцелованием. Однако, трудное это дело, чтобы князья пошли на новины.
В покои вошел дворецкий и доложил:
— Прибыл гонец от хана Менгу-Тимура.
Глава 6
ВАСЮТА И МАРИЙКА
Васюта, волнуясь, шел к Никольской слободе. И чем ближе он приближался посаду, тем всё медленнее становились его шаги. Вконец оробев, он присел на завалинку старой, почерневшей от времени избенки и снял шапку с русокудрой головы.
К избенке, от замшелого колодца с журавлем, неторопко шел неказистый мужичонка в посконной рубахе и размочаленных лаптях. В руке нес бадейку с водой. Кудлатый, с редкой куцей бороденкой и с шустрыми озорными глазами. Увидев на завалинке нарядного детину, весело воскликнул:
— Аль в гости ко мне, добрый молодец?
И, не дав рта открыть незнакомцу, словоохотливо продолжал:
— Завсегда радешенек. Заходи! У меня бражка добрая, ковш опростаешь — и ноги в пляс. А коль два — так и песню загорланишь. Я ведь знаю, — не зря к моей избе притулился. Мою бражку даже бояре уважают, поелику она особливая: душу веселит, а угару не дает. Голова, как стеклышко. Заходи!
Васютка добродушно рассмеялся:
— Ну и талалай[85] же ты.
— Откуль меня ведаешь? — подивился мужичонка. — Я, почитай, всех мужиков в Переяславле знаю, а тебя впервой вижу. Откуль мою кличку пронюхал?
Васютка еще больше рассмеялся:
— Да и не ведал я твоей клички. Много калякаешь, вот и назвал так.
— В самую точку! Меня весь посад Талалаем называет. А так-то я Анисим… Но меня всё больше — Аниська. Аниська Талалай. А тебя как звать?
— Васютка.
— Никак, из приезжих?
— Угадал, Талалай. Из Ростова Великого.
— Вона… Из бывшего стольного града, выходит. Славный город. Сорок лет прожил, но ни разу не бывал…А ты, чую, не из ремесленных. И кафтан доброго сукна, и сапоги из дорогого сафьяна, да и руки не загрубелые. То ли сын боярский, то ли княжой послужилец. Не угадал?
— Не угадал, Талалай. Торговлишкой я промышляю, вот и заехал в ваш город.
— А чего ж тогда на моей завалине сидишь? Аль кто испробовать моей бражки присоветовал?
— Случайно присел. Надумал отдохнуть маленко.
— Ну, коль судьба свела, без бражки не обойтись. Уважь, торговый человек. Правда, в избенке моей черт ногу сломает. Так я тебе прямо сюда вынесу.
Аниська шустро шмыгнул в дом и вскоре вышел из него с полным ковшом браги.
— Испей, Васютка. Такой ты отродясь не пробовал.
— Благодарствую, Анисим.
Васютка принял обеими руками расписанный узорами ковш и отпил несколько глотков. Бражка ему и впрямь понравилась. Был в ней какой-то особый смак, коего он и впрямь никогда не испытывал.
— Зело вкусна, Анисим.
— А я что баял? — довольно поскреб короткими, задубелыми пальцам свою лохматую потылицу Аниська.
— Как же ты ее готовишь?
— Не серчай, Васютка, но оного я тебе ни в жизть не скажу. У каждого мастера свои ухищрения да уловки, хе-хе… Бражка тебе пришлась по душе, а ковша не издержал, и всего-то пригубил. Обижаешь меня, торговый человек.
— Прости, Анисим. Я бы с полной усладой, но дела ждут. Нешуточные дела. Нужна здравая голова.
Васютка поднялся с завалинки.
— Прощай, брат Анисим. Спасибо за угощение. Может, когда и свидимся.
84
Опрески — лепешки из не квашеного теста.
85
Талалай — болтун, пустомеля.