Страница 37 из 81
Многое было по душе в словах владыки, но кое с чем князь смириться не мог. «Терпите обиды, не платите злом за зло». Вот здесь как быть? Разве можно терпеть обиды, когда враг топчет твою землю, жжет города и веси, убивает беззащитных стариков и детей. Такое снести невозможно, только злом можно ответить на зло. Конечно, владыка может ответить, что его миротворческие слова не относятся к недругам Отечества, а касаются они лишь членов христовой паствы. Но и в таком случае трудно с собой совладать, когда твой родной дядя, православный человек Ярослав Ярославич, творит такие злодеяния, что пройти мимо их невозможно. Смириться — погубить не только своё доброе имя, но и принести немыслимые страдания всей Руси…
Прости, Господи, но твои святые отцы говорят иногда такие слова, кои далеки от истины. В своих проповедях они призывают к добру, милосердию и всеобщей братской любви. Всё это так. Но пока мир очень жесток, и все благие намерения отцов превращаются в утопию. Да и сама православная церковь нуждается в совершенстве. Справедливо ли, когда над русскими христианами стоят иноземные патриархи и митрополиты?
Князя Дмитрия брала досада, что русская церковь полностью зависела от константинопольского патриарха, кой поставлял для него митрополитов, произносил окончательный приговор в делах церковных, и на суд его не было обжалований. Греческий митрополит чувствовал себя всесильным, и во все пятнадцать русских епархий[77] назначал греческих епископов. И как могли такое допустить великие князья?! Иноземный святитель никогда не будет истинным патриотом земли Русской. Взять того же переяславского владыку. Да, он умен, глубоко образован, его проповеди собирают много прихожан, и всё же натура его чуждая, она не русская, а значит, не может понять всю глубину души русского человека. И сие худо: от духовного пастыря очень многое зависит, особенно в лихую годину.
А ведь были времена (при Ярославе Мудром), когда православное духовенство не зависело от Константинополя[78]. Русский митрополит Кирилл избирался в Киеве русскими епископами, он же рукополагал их на епархии.
Период поставления русских митрополитов повторился в 1147 году, когда великий киевский князь Изяслав Мстиславич поставил митрополитом Климента Смолятича, родом из Смоленска, книжника и философа, «какого, — по выражению летописца, — не бывало в Русской земле»[79]. Но решению великого князя воспротивились, собравшиеся в Киеве, епископы. Они потребовали, чтобы Климент Смолятич взял благословение у константинопольского патриарха. «Нет того в законе, — заявили они, — дабы ставить епископа митрополитом без патриарха, а ставит патриарх митрополита. Не будем мы тебе, Климент, кланяться, не станем служить с тобою, потому что ты не взял благословения у святой Софии и от патриарха. Если же исправишься, благословишься от патриарха, тогда и мы тебе поклонимся».
И всё же князю Изяславу Мстиславичу удалось с помощью черниговского епископа Онуфрия уговорить архипастырей… Один только новгородский Нифонт упорствовал до конца, за что терпел гонения от великого князя.
После кончины Изяслава старшинство получил Юрий Долгорукий. Вот он-то и согласился вновь отдать русскую церковь константинопольскому патриарху, не подумав о том, какую непростительную ошибку делает. Климент Смолятич был неотложно свергнут, и на его место был прислан из Царьграда митрополит Константин Первый.
Грубейшую оплошность Юрия Долгорукого попытался исправить Андрей Боголюбский. Он направил грамоту в Киев великому князю Мстиславу Изяславичу, в коей писал, что надобно свергнуть греческого митрополита, выбрать русским епископам нового и потом рассмотреть дело бескорыстно на соборе, представляя, что зависимость от патриарха константинопольского тяжела и пагубна для святой Руси.
Но великий князь Мстислав, ведая о неприязненном отношении к нему некоторых князей и боясь, с другой стороны, раздражения епископов, оставил дело без последствий. Русское духовенство так и осталось под каблуком чужеземного патриарха, что не делает чести ни великим, ни удельным князьям. Русской пастве — русский патриарх! Другого не должно быть… Но неужели и эту тяжелейшую ношу придется взвалить ему, Дмитрию, на свои плечи?!
Но ныне не до этого. Впереди — грандиозная задумка. Лишь бы князья не подвели, лишь бы не кинулись в междоусобицы. А им несть числа! Летописцы подсчитали, что только за последние два века усобицы происходили почти через год. Враждебное войско брало в плен самих жителей — в этом состояла главная добыча, — било стариков, жгло жилища. (По тогдашним понятиям воевать — значило опустошать, жечь, грабить, брать в плен). А ведь князья нередко заявляли, что они идут наказать не народ, а своего супротивника-князя, чем-то ему насолившему. Чудовищная ложь! В летописях отображены сотни случаев, когда князья брали себе в помощь половецкое войско. Властители воевали друг с другом, а жестокие степняки воевали против народа, потому что другого образа ведения войны не понимали.
Олег Святославич много лет добивался Черниговского княжества, но, добившись его, позволил половцам опустошить всю Черниговскую землю. В 1160 году половцы, приведенные Изяславом Давыдовичем на Смоленскую волость вывели оттуда десять тысяч пленных.
Поход Изяслава Мстиславича на Ростовское княжество в 1149 году стоил последнему свыше семи тысяч жителей.
Кроме постоянных княжеских усобиц, половцы и сами по себе нередко опустошали русские земли. Летописи указывают на десятки половецких нападений только за одно минувшее столетие. Кочевники дерзко вторгались на русские земли не потому, что были сильны, а потому что князья, враждовавшие между собой, позволяли половцам разорять неугодные им уделы.
Только единение князей способно превратить Русь в сильную державу. И, слава Богу, что за последние годы междоусобные войны прекратились, да и половцы, убедившись, что Русь сплачивается, перестали набегать на русские земли. Ныне, почитай, все Ростово-Суздальские князья (исключение — Ярослав), готовы не только отразить любое неприятельское войско, но и сами пойти на врага. И это в условиях ордынского ига! Ныне самый опасный враг — Ливонский Орден. Лишь бы удалось боярину Корзуну уговорить коварного Воишелка, и тогда можно смело двигаться на крестоносцев. Народ готов пойти в ополчение.
Недавно князь Дмитрий встречался с игуменом Никитского монастыря, кой посулил, в случае необходимости, послать в ополчение своих монастырских трудников[80]. У Дмитрия было особенное расположение и уважение к монашеству, и уважение это приобрели многие русские иноки своими подвигами. Он видел, как в том же Никитском монастыре, где православие проповедовалось не только словами, но и делом, иноки давали разгул своим грубым страстям: один ест через день одну просвиру, носит власяницу[81], никогда не ляжет спать, но вздремнет иногда сидя, не выходит на свет из темницы. Другой не ест по целым неделям, надел вериги[82] и закопался по плечи в землю, дабы убить в себе похоть плотскую. Третий поставил у себя в пещере жернова, брал из закромов зерновой хлеб и ночью молол его, чтобы заглушить в себе корыстолюбивые помыслы, и достиг, наконец, того, что стал считать золото и серебро совсем ненужными для человека.
«Эти люди, — раздумывал князь Дмитрий, — чисты, истово преданы Христу и сильны духом. Случись нападение врага на их обитель, они будут биться так, как не бьется самый лихой дружинник. Вот с кого надо брать пример. Не случайно многие разумные князья превращают обители в неприступные крепости. И они еще скажут свое слово!
Князь Дмитрий был очень благодарен игумену Никитского монастыря. Это он направил шестилетнему княжичу, по просьбе Александра Невского, первоклассного ученого монаха Власия, кой научил юноту не только грамоте, но и свободно говорить на пяти иноземных языках, в том числе на греческом и латинском. В свои малые годы Дмитрий хотел походить на дядю отца, ростовского князя Константина Всеволодовича, кой всех умудрил духовными и светскими беседами, поелику[83] часто и прилежно читал книги, держал при себе людей ученых, закупил множество старинных греческих и латинских книг, и велел переводить их на русский язык. Константин Всеволодович понуждал духовенство всемерно учить мирян и определял монахов учителями в духовные училища. Он был самым образованным князем своего времени.
77
Новгородская, Ростовская, Владимирская, Волынская, Белгородская, Черниговская, Юрьевская, Переяславская, Холмская, Полоцкая, Туровская, Смоленская, Перемышльская, Галицкая, Рязанская, Владимирская на Клязьме.
78
Константинополь (Царьград) — столица Византийской империи. Основан великим римским императором Константином I в 324–330 годах на месте города Византии. В 1204 году стал столицей Латинской империи крестоносцев. Отвоеван византийцами в 1261 году. В 1453 году взят турками, переименован в Стамбул. В 1453–1918 годах Столица Османской империи, затем до октября 1923 года — Турции.
79
Климент Смолятич — киевский митрополит в 1147–1154 годах, выдающийся древне-русский писатель, широко образованный мыслитель, знаток Гомера, Аристотеля и Платона. Боролся за независимость русской православной церкви от Византии. Рядом с ним можно поставить епископа Кирилла из Турова — знаменитого оратора, прозванного «русским Златоустом».
80
Монастырские трудники — крестьяне, работающие на монастырских землях.
81
Власяница — одежда, сделанная из волос, в роде вериг, на голом теле — для «умерщвления плоти».
82
Вериги — кандалы, цепи, железа, оковы; разного рода железные цепи, полосы, кольца, носимые на голом теле; железная шляпа, железные подошвы, медная икона на груди, с цепями от нее, иногда проколотыми сквозь тело или кожу.
83
Поелику — поскольку, так как, потому что.