Страница 17 из 36
— Причем тут компьютер, — сказала Ивина, — она важничала из-за этого принца. Или как там его?
— Да какой он принц, — хмыкнул Захаров, — лох в шляпе.
— Лох не лох, — возразила Ивина, — но, есть в нем что-то дворянское, что ли? И волосы красиво уложены и манеры несовременные. А вдруг он и вправду принц?
— Ага, дурынц.
— И глаза такие выразительные, — продолжала Ивина.
— Что значит выразительные, Ивина?
— Ты не поймешь, Захаров, — сказала Ивина, — у тебя, например, глаза тупые, извини, конечно.
— Ну, и ладно, — оскорбился Захаров, — чего тогда за мной таскаешься?
— Я? — удивилась Ивина, — да ты сам умолял с тобой сходить. Жадина банкирская.
— Иди ты.
— Сам иди, — сказала Ивина, — свободен.
— Ну и пожалуйста, — сказал Захаров.
Ивина смотрела ему вслед и задумчиво наматывала мокрую прядку на палец:
— А принц мне понравился. Зачем дуре Корзинкиной принц? А мне зачем? Нет, ну все-таки, это прикольно гулять с принцем.
Ивина вошла в вестибюль метро. Спускалась на эскалаторе и считала свечки фонарей.
— Первый, второй, третий…а вдруг он настоящий? Я буду принцессой, в классе все сдохнут. Он мне подарки подарит, в любви признается, на танец пригласит, а то наши мальчишки вообще танцевать не умеют. А я бы с ним менуэт станцевала. Я как раз в мамином театре вчера менуэт учила. Раз, два, три, — Ивина кружилась в танце на ступеньке эскалатора, пока не наткнулась на мужчину и женщину, ехавших ступенькой выше.
— Ты в порядке, девочка? — спросил мужчина.
— Извините, — сказала Ивина, — нам в школе менуэт задали.
— Менуэт? — удивился мужчина, — это каком классе?
— В первом, — сказала Ивина.
— У нас дочь тоже в первом, — сказал мужчина, — в первом «А».
— Я тоже в первом «А» — сказала Ивина.
— Корзинкину знаешь? — спросил мужчина.
— Да, — кивнула Ивина. Нет, ну подумайте, всюду Корзинкина. Надоело.
— Потанцуй еще, — сказал папа Корзинкиной, — я обожаю менуэт.
— Фигура называется «променад вправо и влево» — сказала Ивина.
Все актрисы должны уметь и любить танцевать. А Ивина будет актрисой. Она легко шагнула вперед:
— Вот, смотрите, тут основной шаг влево или вправо. Вправо: шаг вправо правой ногой, левая закрещивается спереди, шаг правой — один такт, позировка — левая выходит вперед — один такт…
— Ого, — сказал папа Корзинкиной, — это целая наука. Такая же сложная, как археология, за один раз не освоить.
— Желаю успеха, — вежливо сказала Ивина, ловко запрыгнув в подошедший поезд.
— Корзинкина будет танцевать менуэт, — мечтательно сказал папа Корзинкиной.
— Менуэт? — пожала плечами мама Корзинкиной, — у Светланы Петровны что-то с головой. В двадцать первом веке она ненавидит компьютеры и учит менуэтам. Скоро в школе будут писать гусиными перьями.
— И это прекрасно, — сказал папа Корзинкиной — гусиные перья намного лучше шариковых ручек. Что написано пером — не вырубишь топором. Свою докторскую диссертацию я писал именно гусиными перьями. И теперь я профессор.
Глава 32
День был длинным и Светлана Петровна устала. Она:
— долго возилась с уборкой квартиры.
— долго пила чай с печеньем и смотрела телевизор.
— долго лежала в ванне.
— долго мазала лицо ароматными кремами.
— долго читала книжку перед сном, лежа в кровати.
Мумия просто извелась, дожидаясь, пока Светлана Петровна заснет. Мумия даже шептала старинные египетские заклятия, чтобы усыпить Светлану Петровну. Но на Светлану Петровну заклятия не действовали. Или мумия забыла часть слов из заклятия?
Наконец, Светлана Петровна положила книжку, выключила свет и заснула. Мумия постояла у двери еще пару минут, на всякий случай. Но Светлана Петровна крепко спала и мумия потихоньку выбралась на улицу.
На улице было безлюдно, и мумия никем незамеченной добежала до музея исторических древностей. На входе храпел вахтер Петрович.
Мумия прокралась мимо него. И направилась в зал первобытного искусства. Если бы мумия умела бояться, она бы умерла со страха, потому что со всех сторон на нее пялились первобытные чудовища. Огромные ящеры с оскаленными зубами, гигантские летучие мыши с желтыми глазами, скользкие змеи, черные глубоководные рыбы, даже у муравьев из первобытного времени блестели на спинах острые шипы. Но мумии было все равно, кто на нее пялится. Она уверенно неслась к витрине каменного века. На витрине лежали:
— луки и стрелы с каменными наконечниками,
— каменные топоры,
— каменные гарпуны для ловли рыбы
— каменные тяпки для обработки земли.
Но мумию интересовал обычный булыжник, размером с футбольный мяч. Он стоял на золотой подставке. Мумия отодвинула стекло витрины и достала булыжник. Прижав его к груди, мумия помчалась обратно. Она повернула за угол и с разбегу врезалась в живот вахтера Петровича.
— Ух, ты, — Петрович и схватился за живот, — куда, зачем?
— Привет, страж порядка, — сказала мумия, не выпуская из рук булыжник, — извини, что разбудила.
— Никакой я не страж, а вахтер, — сказал Петрович, — и я не спал. Чего ты тащишь?
— Лучше отойди в сторону, — сказала мумия, — а то заколдую.
— Не страшно, — сказал Петрович и протянул руки, чтобы схватить мумию.
И схватил. Но только не мумию, а черную птицу с острым клювом и злыми глазами.
— Что такое? — удивился Петрович и выпустил птицу.
Птица взлетела и опять превратилась в мумию.
— Ну, что? Поймал?
— Сейчас, — сказал Петрович, — ты меня дурачишь.
Петрович снова схватил мумию. Но схватил не мумию, а тяжелого и мокрого крокодила, который громко щелкал зубами.
— Ох, ты, — сказал Петрович и выронил крокодила из рук.
Крокодил шлепнулся на пол и снова превратился в мумию.
— Опять, твои штучки, — разозлился Петрович, — ну, держись.
И Петрович в третий раз схватил мумию. Но в руках уже висел мохнатый паук, который тут же стал опутывать Петровича липкой паутиной.
— Опутывай, опутывай, — пропыхтел Петрович, таща паука к витрине каменного века.
Но паук действовал быстрее. Паутина таки и вилась в его проворных лапах. Ноги Петровича, обвязанные паутиной, шли все медленнее и медленнее. А паук все трудился и трудился, пока Петрович не остановился. Он больше не мог сделать ни шагу.
— Распутывай меня обратно, — приказал Петрович.
Но паук молчал. И Петровичу стало страшно, потому что рядом стояла мумия. Она не была пауком, она была сама по себе.
— Я не паук, — подтвердила мумия.
— Не может быть, — Петрович попытался вырваться из лап паука, — а кто тогда паук?
— Это просто паук, — пожала плечами мумия, — в музее столько страшилищ собрано, что не понять, откуда этот паук выполз.
— Освободи меня немедленно, — заорал Петрович.
— Я пауков боюсь, — мумия передернула плечами.
— Сними его, — тихо попросил Петрович, — я тебя не трону.
— По чесноку? — спросила мумия.
— По чесноку, — сказал Петрович, — я вообще уволюсь.
— А можно я на память булыжник возьму? — спросила мумия, на всякий случай.
— Конечно, возьми, — сказал Петрович, — и прыгни с ним в реку.
— Какой ты злющий, — сказала мумия, — но я тебе обещала. Ты свободен.
Мумия прошептала заклятие и мохнатый паук исчез. А его липкая паутина растаяла и стекла по одежде Петровича, как теплое мороженое.
— Я пошла, — сказала мумия.
— Иди, только напиши мне расписку, — сказал Петрович, — я мумия, взяла в музее булыжник, обещаю вернуть в целости и сохранности.
— А что с ним будет? — спросила мумия, — его хоть с самолета бросай.
— Ты грамотная? — спросил Петрович.
— Я знаю тысячу языков.
— Напиши хоть на одном, — сказа Петрович.
— Расписка, — написала мумия пальцем в воздухе, — я, мумия, придворная дама из долины Нила, взяла в музее булыжник (инвентарный номер «2002 — МД/ВКВ»), а вахтер булыжник не брал, на него не думайте. На этом все: