Миллионноглазый (сборник)

А еще Николай и Александра самозабвенно любили театр.

Поселившись в Аничковом Дворце, Николай прежде всего позаботился об устройстве театральной залы, где сам с удовольствием разыгрывал пьесы. При Николае возрождается жизнь в Эрмитажном театре, для выездных представлений строится театр на Каменном Острове. Однажды, в домашнем спектакле в Гатчине, Николай неожиданно для всех вышел на сцену в мундире квартального надзирателя. Но царь играл и Мольера, и Гете, и делал это гротескно, доводя роль иногда до анекдота, до абсурда.

В 1832 Карл Росси строит царю Александринский театр, который был назван в честь императрицы. Он был похож на дворец. В Александринке были обширные апартаменты Николая, которые он часто посещал. К числу его любимых актеров принадлежал Каратыгин. Император сказал ему как-то: «Вот ты, Каратыгин, умеешь представляться кем угодно. А меня ты, пожалуй, и не сыграл бы»

«А позвольте, ваше величество, я даже сию же минуту перед Вами изображу вас», – сказал Каратыгин.

«Попробуй», – ответил царь. Каратыгин немедленно встал в позу и, обратившись к находившемуся здесь директору театров Гедеонову, сказал голосом императора: «Послушай, Гедеонов, распорядись завтра в 12 часов выдать Каратыгину двойной оклад жалованья за этот месяц». Царь рассмеялся и сказал «Недурно!» На другой день в 12 часов Каратыгин получил, конечно же, двойной оклад.

Николай был отзывчив к художественной литературе. Гоголь вспоминал: «Был вечер в Аничковом дворце, все в залах уже собралося…но государь долго не выходил. Отдалившись от всех, он развернул „Илиаду“ и увлекся ее чтением во все то время, когда в залах давно уже гремела музыка, и кипели танцы. Сошел он на бал уже несколько поздно, принеся на своем лице следы иных впечатлений».

Среди зарубежных писателей он с удовольствием читал Вальтера Скотта, как и все остальные в то время. Не случайно пушкинского «Годунова» без злого умысла предлагал автору переделать в исторический роман в духе Скотта. Но в тоже время Гоголь уверял, что без высокого покровительства императора «Ревизор» не был бы никогда напечатан и поставлен. Император был на премьере «Ревизора» и заметил «досталось всем, а мне больше всех», а после спектакля переслал писателю бриллиантовый перстень. Но когда в 1845 году друзья Гоголя хлопотали писателю пенсию, царь заметил, «у него есть много таланта драматического. Но я не прощаю ему выражения и обороты слишком грубые и низкие»! Какие это были обороты, царь не уточнил.

Отношения Пушкина и царя неоднократно менялись. Так, на литературном обеде в ноябре 1827 года поэт сказал: «Меня должно прозвать или Николаевым или Николаевичем, ибо без него бы я не жил. Он дал мне жизнь, и, что гораздо более, свободу, виват!» Но потом в письме к Чаадаеву он замечал: «хотя я лично сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя». Царь был старше Пушкина на три года, поэтому довольно быстро остыл к нему. Ему не понравилось, что Пушкин нарушил слово дворянина, не сдержал данное им обещание не драться на дуэли с Дантесом ни под каким предлогом. Николай писал к генералу Паскевичу 16 февраля 1837 года: «Одна трагическая смерть Пушкина занимает публику и служит пищей разным глупым толкам. Он умер от раны. За дерзкую и глупую картель, им же писанную. Но, слава Богу, умер христианином».

Николай Павлович любил своего брата Александра и, конечно, ему была известна тайна смерти или ухода царя. Памяти брата он создал Александрийскую колонну. Работы начались в 1829 году. Лицо ангела, поставляемого на колонну, должно было иметь портретно сходство с Александром. Так решил Николай. Памятник подчеркивал, что Александр действительно скончался, и должен был заглушить слухи о событиях в Таганроге. В то же время, подняв образ Александра выше Зимнего Дворца, Николай чуть ли не молитвенно обратился к заступничеству брата как хранителю России. Авторитет Александра был непререкаем для Николая и потому, что брат был на двадцать лет его старше, и воспринимался отцом.

Николай давно задумывался о том, что России нужен свой гимн. Эту важнейшую задачу за честь почитали бы исполнить ведущие композиторы России. Но выбор царя пал на молодого тогда Алексея Федоровича Львова, сына директора придворной капеллы. 6 декабря 1833 года в Москве в Большом театре после спектакля царь неожиданно приказал спеть и сыграть гимн Львова. Театр был полон. Публика поднялась с мест и слушала гимн стоя. Гимн повторяли два раза. Почти через две недели торжественное исполнение гимна повторилось. Это было 25 декабря 1833 года, в день изгнания французов из России. Гимн «Боже, Царя храни» был проигран во всех залах Зимнего, где были собраны войска! Зимний Дворец превратился в хоровую ассамблею! Казалось, царь хотел, чтобы каждый уголок Зимнего был проникнут мелодией Львова.

По велению царя в Петербурге была устроена опера, которая могла бы соперничать с Парижской. В зале Дворянского собрания стали выступать знаменитости: Полина Виардо, Джудитта Паста, Джованни Рубини, Антонио Тамбурини.

Последние десять лет жизни Николая были для него крайне тяжелыми. В сущности именно Николай спас Европу от революций и анархии 1830 и 1848 годов, введя туда свои войска. И как будто в насмешку над выдающимся вкладом России в дело европейского мира Франция и Англия затеяли практически без всякого повода Крымскую войну. Европе никогда не нравилась сильная и развивающаяся Россия.

В 1854 году Николай понимал, что проиграна не только Крымская война, но и вся его сильная, независимая политика. К этому времени он стал жить затворником в Гатчине, а не в любимом Петергофе, где один вид моря напоминал ему о поражении. «Сколько все это мне на старости прискорбно!» – восклицал он, слушая военные сводки.

Николай умер 18 февраля 1855 года от пневмонии. В ночь перед смертью он продиктовал депешу в Москву, в которой сообщал, что прощается с Первопрестольной. Когда наступил паралич легких и дыхание стало стесненным, он спросил доктора Мандта: «Долго ли еще продлится эта отвратительная музыка? Это очень тяжело, я не думал, что так трудно умирать».

По городу разнеслись слухи, что Николай умер от яда, который дал ему якобы по его просьбе доктор Мандт. Бессмертная пошлость людская победила этого прямого, сильного и честного человека. Но если можно назвать кого-то из Романовых идеальным царем, то ближе всех к этому идеалу стоит Николай Павлович.

Александр Второй

Будущий Император Александр родился в неделю светлой седмицы, в среду 17 апреля 1818 года в архиерейском доме при Чудовом монастыре в Москве. На Руси считается, что такие люди должны быть счастливыми, ведь они появились на свет в пасхальные торжества. Но Александру Николаевичу суждена была высокая смыслом, но трагическая жизнь. Отменивший крепостное право, Александр Второй пережил восемь покушений, последнее из которых завершилось гибелью императора. Однако если жизнь отдельного человека рассматривать в ряду его предков и потомков, то ничто в жизни не происходит случайно. И «Утро стрелецкой казни» уже не отстоит от Екатерининского канала на 650 верст.

Крестным отцом будущего царя был Александр Первый. Первые годы жизни Саши прошли в Аничковом дворце и в Павловске под Петербургом, у августейшей его бабушки императрицы Марии Федоровны. Когда мальчику пошел седьмой год, началось его военное воспитание под руководством боевого офицера – капитана Мердера, который был лично известен императору Николаю Павловичу своими высокими душевными качествами. Когда начались декабрьские события 1825 года, отец-император вынес Александра во двор Зимнего дворца, занятого гвардейским саперным батальоном, и передал на руки заслуженным старым солдатам. Гвардейские саперы восторженно приветствовали наследника престола.

В 1826 году решено было приступить к образованию восьмилетнего Александра по особому учебному плану, выработанному В.А. Жуковским.Его пригласили руководить учением наследника. Жуковский смотрел на свое дело как на высокую миссию… Он стремился внушить Александру возвышенный взгляд на обязанности человека и государя. Жуковский прямо высказывал свои опасения, что наследник, с детства приученный к плац-парадам, может привыкнуть «видеть в народе только полк, в отечестве – казарму». И все таки, наперекор опасениям воспитателя, будущий царь рано полюбил военные учения и уже одиннадцатилетним мальчиком вызывал чувства умиления и восторга при берлинском дворе своего деда именно своими плац-парадными талантами.