Миллионноглазый (сборник)

Николай Павлович любил свою Академию художеств и посещал академические выставки вместе с царицей. Такие посещения завершались чаще всего поощрениями художников и пополнением царской коллекции. При этом Николай вел себя довольно осторожно. И просил вице – президента академии: «Знаешь, кроме баталической живописи, я не доверяю моему толку в картинах. А мне надо купить что-нибудь на выставке. Так ты не отходи от меня и если какая- нибудь картина будет стоить того, что б ее купил, ты мне глазами покажи на нее, я куплю».

Когда в 1845 году в Риме Николай посетил мастерскую А.А. Иванова, на него произвела сильнейшее впечатление картина «Явление Христа народу». «Оканчивай. Картина будет славная!» – сказал он. Царь приказал выдать художнику 1500 рублей с тем, чтобы он через год закончил картину. Иванов пришел в нервическое расстройство и постарался передать через наследника, что при всем желании этого сделать не сможет.

Николай любил Брюллова и ценил его талант. Однажды во время прогулки он зашел навестить художника, но тот работал. Приказав не докладывать, и сказав, что он зайдет позже, император удалился.

Уже в начале царствования была завершена работа над Портретной галереей Двенадцатого года и был разработан проект по установке памятников на местах сражений Отечественной войны 1812 года.

Николай никогда не мыслил себя писателем. Но вы послушайте, как он рассказывает о своем отце, Павле Петровиче! И Павел был не таков, каким его нарисовали, и сам Николай. Очень грустно видеть, как достойные превращены в подлых и наоборот.

«Мы спускались регулярно к отцу, это происходило в его собственной опочивальне. Он тогда бывал в белом шлафроке и сидел в простенке между окнами. Старый слуга Китаев, в форме камер-гусара, завивал ему букли. Нас впускали в комнату с нашими англичанками, и отец с удовольствием любовался, когда мы играли на ковре, покрывавшем пол этой комнаты».

«Отец нежно любил нас. Однажды, когда мы приехали к нему в Павловск, я увидел его идущим со знаменем у пояса, как тогда его носили. И он мне тотчас подарил знамя. В другой раз граф Растопчин неожиданно подарил мне от имени отца маленькую золоченую колясочку с парою шотландских вороных лошадок и жокеем. В другой раз отец во время гатчинского парада, поставил меня к себе на ногу. Однажды я был испуган шумом пикета Конной гвардии, стоявшего в прихожей моей матери, в зимнем дворце… Отец мой, видя это, и не желая, чтобы я боялся военного человека, заставил меня перецеловать весь караул. Вообще, отец сам часто приходил нас проведывать и я очень хорошо помню, что он всегда с нами был чрезвычайно весел».

Некогда было распространено представление о Николае Первом как о коронованном барабанщике, вызывавшем министров в свой кабинет ударами в барабан. Это неверно. Николай Павлович знал толк в музыке. Правда, музыкальные пристрастия Николая были довольно оригинальными и сформировались в основном еще в детстве. Классической музыке долгое время Николай и Михаил упрямо предпочитали барабанный бой.

Может быть, преподаватель истории Ахвердов рассказал ему о том, что их царственный прапрадед Петр Алексеевич изучал барабанную науку с не меньшим рвением, нежели мастерство корабельного плотника? Вообще, интерес Николая к петровской эпохе возрастал из года в год..

Парадоксально, что в Петре он словно не видел стремления к западничеству, с которым сам боролся всю жизнь, а хотел видеть и видел гений духа, и страстную любовь к России. Когда царь жил в любимом им коттедже Александрия, в Петергофе, он посещал несмотря ни на какую погоду пешком в девять утра Большой Петергофский Дворец и заходил непременно в Монплезир, и, войдя в спальню Петра, с благоговением и крестным знамением прикладывался к царскому колпаку, находящемуся на царской постели. Если верить одному из свидетельств, то Николай был не прочь получить в подарок от нидерландского короля домик Петра Первого в Саардаме.

Пушкин же просил у царя возможности быть в этом домике дворником.

Вместе с петровской эпохой Николай жадно интересовался и русской древностью. По собственному желанию Царь решил восстановить Теремной дворец бояр Романовых 1635- 1636 годов и просил возглавить работы художника Солнцева. Николай настолько был доволен реставрацией, что молча прошел по всем комнатам терема и сказал Солнцеву: «Польза, честь и слава, ныне и присно и во веки веков, аминь. Пойдем, я представлю тебя императрице. Отдохни от трудов, приезжай в Петербург».

Митрополит Московский Филарет как-то сказал императору, что Петр Великий пел на клиросе как смиренный человек. И вот, в память о музыкальных увлечениях Петра, он решил создать нечто вроде семейного хора. Эта была общая радость, которая объединяла семью. На спевки собирались как бы тайно, с какой-то нарастающей радостью ждали друг друга.

Великая княгиня Ольга Николаевна, дочь Николая Первого, в мемуарах «Сон юности» вспоминала:

«По воскресеньям, перед обедней, все собирались, чтобы прорепетировать, если нужно было петь новые песнопения к Празднику. У Папа стало с тех пор привычкой узнавать прокимен для следующего воскресенья заранее. Его глаза во время пения встречались с нашими. И Саша, будущий император Александр Второй, потом, в память этого, делал то же, если присутствовал кто-либо из нас, певцов нашего доброго времени – ловил наш взгляд во время спевок, которые продолжались и после смерти Папа».

Николаю суждено было перенести очень много испытаний – убийство отца, восстание декабристов, поражение в Крымской войне. У Александры Федоровны, супруги Николая, после 14 декабря 1825 случился нервный тик. У нее, изящной молодой женщины, в минуты волнения начинала трястись голова.

Они познакомились в Берлине в год окончания войны с Наполеоном… Дочь Фридриха Великого, она была живым портретом своей матери, покойной королевы Луизы Прусской. Она предстала перед Николаем в первый раз в изящном белом платье, украшенном ее любимыми цветами, белыми розами. Одним из романтических имен Александры в России и стало имя «Белая роза».

Брак Николая и Александры был одним из самых счастливых среди брачных союзов русских царей. Жизнь молодой четы проходила в Аничковом дворце, в «аничковом» рае, как называл свой супружеский дворец Николай. Чтобы обучить юную императрицу русскому языку, был приглашен Василий Андреевич Жуковский. Он был замечательным поэтом, но совсем не строгим учителем. Уроки часто отменялись по причине дворцовых балов. Александра Федоровна трогательно заявляла своему Жуковскому, что она не выучила басни, потому что ей было некогда. До конца жизни Александра так и не могла поизносить длинных фраз на русском языке, и до конца жизни поэт был трогательно влюблен в Александру.

Анна Федоровна Тютчева писала: «Это была нежная детская душа. Дочь прусского короля, она была воспитана в то время, когда вся немецкая молодежь зачитывалась поэзией Шиллера и его последователей. Император питал к своей жене, этому хрупкому и изящному созданию, страстное и деспотическое обожание сильной натуры к существу слабому, единственным властителем и законодателем которого он себя чувствовал».

У нее было предназначение, быть, прежде всего, женой и матерью. Когда некоторые дамы жаловались митрополиту Филарету, что императрица много танцует и гоняется за развлечениями, вместо того, чтобы думать о спасении души, Филарет сказал на это: «Возможно, но я думаю, что она танцуя попадет в рай, в то время как мы еще будем стучаться в двери».

Император, случалось, увлекался другими женщинами, особенно после того, как врачи запретили Александре иметь детей. Но вообще был хорошим семьянином. «Мы живем ладно с моею старухой… Люблю, люблю мою старуху и детей» – сказал он как-то. «Старухой» он называл тридцатитрехлетнюю Александру Федоровну. «Старику» было тридцать пять.

Чтобы увлечь жену красотой русской песни, Николай Павлович на вечерах в Аничковом дворце исполнял под фортепьянный аккомпанемент народные песни. Он обладал хорошим баритоном, пел сердечно, в меру страстно. Среди его любимых была «Как на матушке, на Неве реке молодой матрос корабли снастил», которую по преданию придумал Петр Великий.