Страница 15 из 25
Созданию храма сопутствовали большие трудности. Нужно было преобразовать склон Воробьевых гор в ровное пространство для последующих работ.
Но руководство строительством давалось Витбергу с трудом. Не было точных соображений об устройстве фундамента, были неудачи с доставкой камня. В результате храм в этом проекте так и не был построен.
Затем умер Аракчеев, которому было поручено заниматься храмом.
В дальнейшем царь и Елизавета Алексеевна отошли от мистицизма и вернулись в лоно официального православия. Видимо, на Александра решающее влияние в его духовной жизни оказала смерть его горячо любимой дочери шестнадцатилетней Софьи, рожденной от Марии Антоновны Нарышкиной.
Впервые в истории русского самодержавия писатель становится другом царской семьи. Это был Николай Карамзин. В 1811 Карамзин подает Александру I «Записку о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях», в которой резко критикует царя за либеральные новации. «Требуем больше мудрости охранительной, нежели творческой», – писал Карамзин. Он признавал, что крепостное право – «зло», но освобождать крестьян теперь – «не время», ибо крестьяне еще «не доросли» до свободы. «Для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу.»
Через сто лет был дан основательный ответ писателю на тему того, что безопаснее для государства – дать свободу или не давать.
Тем не менее Карамзин в духе наивного европейского прагматизма начала девятнадцатого века продолжает снабжать Александра Павловича своими изысканиями и фальсификациями на темы русской истории. Он читает императору и императрице вслух главы из «Истории Государства Российского». Благо, что живет недалеко от Царского дворца, в Китайской деревне.
Императрица все больше интересуется историей России, также начиная не очень далеко – с Петра Первого, и ведет архивную работу. Ей помогает сам Карамзин. Доверие к нему Елизаветы настолько возросло, что она читает ему все свои дневники за время пребывания в России. Бывали случаи, когда она не решалась читать вслух некоторые отрывки, а просто передавала тетрадь в руки Николаю Михайловичу, и он молча прочитывал отмеченные строки. Эта трогательные и глубоко фальшивые отношения были чрезвычайно характерны для эпохи сентиментальных Салтычих. В письме к поэту Дмитриеву от 30 сентября 1821 года Карамзин писал, что счастлив общаться с этой «редкой женщиной» и что посвятил ей, быть может, последние в своей жизни стихи:
Здесь все мечта и сон, не будет пробужденья!
Тебя узнал я здесь, в прелестном сновиденье:
Узнаю наяву!
Достоевского здесь не хватает. Или Салтыкова-Щедрина.
Свой дневник императрица завещала Карамзину. Но писатель тут же скончался через две недели после царицы. Потом дневники Елизаветы Алексеевны оказались в руках Николая I, который нашел необходимым предать их забвению и лично сжег, продемонстрировав незаурядный художественный и нравственный вкус.
2 сентября 1825 года Александр и Елизавета отправляются на юг, в Таганрог, для лечения императрицы. Что странно и по маршруту и по дате, близкой к декабрю.
В ноябре того же года царь неожиданно заболел и быстро угас на руках жены.
По другой версии царь сложил с себя бремя власти и продолжил земной путь под именем старца Федора Кузьмича. Если это так, то это лишний раз подтверждает широту и незаурядность некоторых представителей семейства Романовых. Может быть, Александр Павлович был противоречив и недостаточно глубок, как мыслитель, но он не был тупым потребителем, как большинство людей его круга. И не эпиграмм он заслуживал, а трагедий, которых – увы – не терпел.
По завещанию Александра Павловича, Елизавете Алексеевне достались два ее любимых дворца – Ораниенбаумский и Каменноостровский. Она уступила их великому князю Михаилу Павловичу и его супруге. Она отказалась и от пенсии в миллион рублей в год, которую ей назначил новый император.
Для Елизаветы начался последний год ее жизни. Весь этот год она медленно продвигалась к Петербургу в погребальном кортеже своего супруга, надломленная физически и душевно. Известие о восстании декабристов, о восшествии на престол Николая, – всё воспринималось ею как бы сквозь дымку потусторонности. Не доезжая до Москвы, Елизавета тихо угасала в Белеве, вдали от шума столиц.
Умерла императрица в ночь с 3 на 4 мая 1826 года, так ничего и не разобрав в запутанном романе своей невеселой и одинокой жизни.
Николай Павлович
Рожденный для счастья и славы, Николай Первый начал свой путь самодержца казнью пяти декабристов. Проклятие отцеубийства в роду Романовых причудливо воплотилось в этом восстании. В сущности молодые офицеры хотели убить своего отца, русского царя. Николай показал себя в сложнейшей ситуации твердым и последовательным человеком. За что и получил от образованных недорослей звание солдафона и тупицы.
Будущий царь Николай Первый появился на свет двадцать пятого июня тысяча семьсот девяносто шестого года, в Царскосельском дворце, без четверти четыре утра. Екатерина Вторая была поражена красотой внука. Она написала историку Гримму:
«Голос у мальчика бас. Кричит он удивительно. Длиною аршин без двух вершков. А руки немного менее моих. Если он будет так продолжать, как начал, братья его окажутся карликами перед этим колоссом. Он смотрит на всех во все глаза. Уже три дня кушает кашку, потому что беспрестанно хочет есть. Никогда восьмидневный ребенок не пользовался таким угощением. Это неслыханное дело. У нянек просто руки опускаются от удивления. В жизнь мою первый раз вижу такого рыцаря».
У «Рыцаря» не было никакой надежды стать царем. Впереди были два старших брата, Александр и Константин. Однако 13 июля 1819 года Александр Первый сообщил ему о предстоящем наследовании престола после отречения Константина Павловича и намекнул о своем скором желании оставить сей мир и власть. 22 августа 1826 года Николай был коронован в Кремле и царствовал 29 лет.
По меткому слову Екатерины ему действительно пришлось стать рыцарем. Когда в России вспыхнула холера, Николай призвал народ к спокойствию, и появился посреди бушующей и встревоженной толпы, которая могла разорвать его. В рыцарственном готическом духе он воссоздавал свой любимый Петергоф.
Николаю старались дать хорошее образование. Учителя его больше подходили для университетских курсов, нежели для школьных уроков. Он слушал лекции по римскому праву, статистике, русской и всеобщей истории, русскому и иностранным языкам, военной инженерии, и многому другому. Опыт обучения древним языкам был крайне неудачным. Много лет спустя по распоряжению Николая из библиотеки Эрмитажа в Публичную библиотеку были переданы все книги на латыни. «Терпеть не могу вокруг себя этой тоски!» – сказал император. Надо сказать, что выражался Николай всегда очень метко и афористично.
В юности Николай интересовался историей, знал толк в математике и артиллерии, увлекался разными постройками и имел пристрастие к рисованию. Этот талант остался у него на всю жизнь. Его учителем был профессор исторической живописи академик Василий Кузьмич Шебуев.
В одном из писем 1810 года Николай писал: «Здравствуй милый мой Вася. Сожалею, что Нева препятствует мне тебя видеть!» Имелся в виду ледоход на Неве. Николай всю жизнь не забывал о своем учителе, помогал ему с заказами. И выделил пожизненный пенсион в тысячу рублей.
В двадцатые годы Николая учили гравировке вернувшиеся из – за границы Орест Кипренский и Николай Уткин.
Дочь вице-президента Академии художеств графа Ф.П.Толстого, Мария Каменская вспоминала: «Однажды император сказал отцу: „Послушай, Федор Петрович, воля твоя, а колено у твоего славянского воина повернуто неправильно!“ Государь стал перед зеркалом в позу воина, смотря в зеркало, передвинул ногу и стал прямо и твердо на всю ступню ноги. И быстро на листочке нарисовал ногу воина так, как он представлял ее. Граф обиделся и ушел домой, но потом быстро прибежал просить прощения. Царь был абсолютно прав.»