Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 32

Так только казалось. В два часа ночи Владиславу наконец удалось отколоть Гржибовскую от компании, они оделись и вышли во двор. Без привычки к чистому, звёздному небу Голомазов начал выспренно и очень уж издалека. Начал рассказывать свою жизнь спортсмена, затем свою жизнь тренера. Он никак не мог подойти к осознанию собой громадной цели приезда в этот город. Гржибовская вначале слушала его молча, а затем начала вздыхать.

– Пожалейте вы меня хоть в эту ночь, – сказала она, подняв руку и поправляя воротник его куртки.

Как будто ожидая этого жеста, из-за сугроба выскочил Гржибовский. Он молча бросился на Голомазова. Они упали в снег, барахтаясь и мыча. Голомазов вначале был удивлён, но быстро рассвирепел. Если бы Ванда не спасла положения, появившись вместе с Гавриловыми и упав на замахнувшегося Голомазова, быть бы драке. Это поняли все. Но Ванда, смеясь, совсем ушла в сугроб, Голомазов её оттуда извлек, Гаврилова расхохоталась и сказала так:

– Давно я так не веселилась на Новый Год! Лет тридцать пять!

Через неделю были готовы сметы на ремонт стадиона, прокладку теплотрассы под трибуны и обещаны пять ставок слесарей-ремонтников четвёртого разряда для Голомазова.

10 февраля

10.

– Итак, «Текстильщик», – сказал Голомазов. – А повеселей что-нибудь нельзя придумать?

– Может, по названию города? – предложил Юра, наливая чай. Они сидели в кухне Фролова и вели стратегические переговоры.

– Этот город настолько не прославился на протяжении веков, дорогой Юра, что его имя не создаст команде известность, – Голомазов склонился над тетрадью, надписывая её «ТЕКСТИЛЬЩИК».

Юра очень обиделся за город.

– А вот во Франции…

– Когда мы будем играть во Франции, мы научим их скромности, – сказал Голомазов. – Ты подумай лучше, в какой цвет нам красить скамейки на трибунах.

– Значит, название клуба можно первое попавшееся, а скамейки…

– А скамейки – нет. Скамейка, если хочешь знать, дорогой Юра, это самое важное в спорте. На ней человек сидит. Он всегда помнит, на чём сидит, даже когда кричит «гол!» пять раз за полтора часа. И вот я думаю… Голубой – это немного прохладно, а? Бежевый – как будто пачкается. Сидишь и боишься приклеиться. А что ты думаешь насчёт зелёного?

– Зелёного? – Юра не мог понять, шутит Голомазов или нет.

– Потемнее травы, – продолжал Голомазов. – Но красить надо очень качественно. Ты понял? Тонким слоем, в два раза. И трафареты нужны на номера.

– С полем что-то нужно делать, да, Владислав Юрьевич? – Юра старательно помогал Голомазову в его стратегических заботах.

– Чепуха, – сказал Голомазов. – Чем больше кочек, тем лучше. Поле должно быть своё.

Юра поднял брови, подумал. Затем вздохнул и спросил:

– Ещё чаю будете?

11 февраля

11.

– Со Светкой у тебя что-нибудь было? – спросила Гаврилова.

– Не было, – сухо сказал Голомазов.

– А если и было, – продолжала Гаврилова, поливая из бутылки кактусы на подоконнике, – было да сплыло. Разве настоящий мужик из-за этого в драку полезет? Скажи, полезет?

– Нет, – отрезал Голомазов. Он еле сдерживался. Но была важная просьба.

– Настоящий мужик поздно вечером все двери-окна позакроет, да хорошенько жену поучит. Баба – она же потом думает, сразу она думать не может. Сколько меня учил мой инвалид. И выучил всё ж! В кабинете вот сижу, с приятным мужчиной беседую. Ну чего тебе ещё надо?

– По двадцать комплектов формы двух разных цветов, тёмного и светлого. Двадцать тренировочных костюмов. Сорок пар бутс. Десять мячей. Итого… – Голомазов назвал сумму. Гаврилова ахнула.

– Очень ты легко чужими тысячами ворочаешь!



– В таком случае я забыл включить в этот список спортивную форму для себя лично. Сейчас исправлю, – Голомазов достал ручку и начал исправлять заявку.

– Тебе, Слава, надо свечку поставить в церкви за то, что ты меня повстречал. Очень мне нравятся люди армейского склада, – сказала Гаврилова, подписывая заявку. – Только ты с них расписки возьми, когда выдавать будешь.

12 февраля

12.

– Твое дело – вовремя подставить ногу или голову, понял? – так говорил Владислав центральному защитнику Петру Кирееву, которого он готовил теперь на центрфорварда. – И запомни: только подставить, бить не надо. Все запомните! – повысил он голос.

Команда сидела в углу спортзала на полу, все в одинаковых оранжевых костюмах, с молниями, с полосами, с разного цвета рукавами, сидела, не совсем привыкшая ещё ни к нагрузкам, ни к рассуждениям тренера.

– Запомните! – повторил Владислав. – Вратарь способен среагировать на удар любой силы, нанесённый с любого расстояния, если он готов к этому удару. Если он не готов, то он пропустит под собой любой катящийся мяч. Делаю выводы. Достаточно подставить голову или ногу и изменить направление удара. Большего от вас в штрафной площади не требуется. Запомните! Самое большое удовлетворение приносят голы, забитые задом.

Все засмеялись.

– Теперь посмотрите на Киреева. Встань, Пётр.

Киреев встал.

– Когда призывная комиссия направила его во флот, она исходила из психофизических данных Киреева. Плотное туловище, посаженное на коротковатые, мощные ноги, хорошая координация, выражающаяся в целесообразности движений, отсутствие инфантильности, самостоятельность во взгляде и привычка к самодисциплине, – кем у тебя отец работает?

– В телеателье.

– А мать?

– Учительница.

– Вот видите, кончик нити находится всегда… Так вот – Киреев, как мне кажется, представляет собой совершенно уникальный тип бомбардира. У него необыкновенно точный угол отражения мяча. Он цепко стоит на земле, его трудно сбить с ног. И он очень упрям. Садись. Запомните ещё одно: команда должна слепо доверять своему тренеру во всем. Даже в планировании семьи.

13 февраля

13.

Юра Фролов, назначенный директором стадиона, обходил вместе с Голомазовым своё хозяйство. Они постояли у теннисных кортов, окружённых рваной, ржавой сеткой, и двинулись вдоль забора к оврагу.

– Вот здесь, – Голомазов остановился за кустами боярышника, они скрывали двухметровый забор, – идеальное место для дыры. Приди сюда вечером с гвоздодером и освободи снизу две доски.

– Понял, – сказал Юра, записывая себе в блокнотик.

Они пошли дальше.

– А что ты, интересно, понял? – спросил Голомазов, обходя вокруг скульптуры грудастой женщины с веслом.

– Ну, – Юра почесал затылок карандашом, – сделаем дыру…

– Зачем?

– Чтобы… – Юра задумался. – Чтоб лезли, что ли?

– Молодец. Это очень сложный тест на сообразительность. Сделаем две дыры. И у каждой поставим по балбесу с красной повязкой. Дети, которые полезут на стадион через забор – это наше будущее, Юра. Только ты найди таких балбесов, таких байбаков, чтобы об их тупости и усердии слагали легенды. Как только куда-то становится невозможно попасть без билета, так, считай, мероприятие погибло. И ещё, Юра. У входа надо установить стенд, метров пять высотой, с таблицей розыгрыша первенства области. Только надо сделать так, чтобы рядом была площадка, загон такой для болельщиков. И чтобы их было видно с улицы, с тротуара. После каждого тура художник с лестницы будет аккуратно вписывать результаты. Он будет делать это часов в пять, когда народ идёт с работы. Хорошо бы, конечно, если бы они устроили тотализатор, как везде в мире. Но наш народ не разогреешь. Поэтому станем его сами доводить до кипения.

– Я вам, Владислав Юрьевич, торжественно говорю, что как только мы выйдем в первую лигу, на месте этой спортсменки, – Юра хлопнул женщину по заднице, – будете стоять вы.

– Спасибо, Юра, – сказал Голомазов.