Золотая лоция

К великому сожалению, торговец был вскоре убит неизвестными людьми, а его охрана разбежалась, разграбил его вещи. На задаток для написания истории торговца-авара, Рагдай решил предпринять поход для поисков Лоции. Он убедил Стовова, князя Резана, стреблян, полтесков, выделить силы для поиска сокровищ. Разделение долей будущей добычи всех устроила, но по настоянию Рагдая, седьмую часть добычи, следовала отдать дружине викингов Вишены Стреблянина. Только викинги достаточно хорошо знали Европу, тамошние обычаи и дороги. Из всех помощников, Рагдай мог надеяться только на Вишену и Эйнара. Их участие в событиях вокруг Звенящих Холмов в прошлом году, верность слову, военное счастье и несгибаемые характеры, делали их незаменимыми участниками будущего похода. Стовов нехотя согласился с этим, но только после того, как Рагдай согласился отдать викингам свою долю сокровищ, без ущемления остальных, оставив себе только возможность получить Золотую Лоцию. Место сбора всей рати, под началом Стовова, было назначено в устье Двины в первый день лета. После безумной деятельности и множества труднейших зимних поездок между правителями, Рагдай, за свои средства отправился разыскивать Вишену в Варяжском Море. Стояли ещё трескучие морозы, когда он уехал по льду на северо-запад, маша на прощание рукой. Спустя два месяца, Стовову стало казаться, что он его больше не увидит, и весь поход зря, и, если Ятвяга Полоцкий откажется от него, то он с удовольствием тоже никуда не двинется, а отправится летом покорять несговорчивую мурому в который раз.

— Нам, стреблянам, этот князь Стовов, как медведю сани, и пусть себе идёт за тридевять земель хоть к Алатырь-камню, хоть к Ледяному морю, — сказал морщинистый старик в облезлом лисьем зипуне, плетущий корзину из ивовых прутьев, своему совсем юному собеседнику. Этот мальчик, помогал старику счищать скребком кору с прутьев. Время от времени он поглядывал на трёх княжеских дружинников, рослых, ловких молодцев в войлочных и льняных одеждах, гоняющих немного хромающего вороного красавца-коня близ надвратной башни — единственного строения, нарушающего монотонность сплошного кольца частокола на валу вокруг города в месте слияния рек.

Утренний туман висел между низенькими избами с редкими крохотными оконцами, затянутыми рыбьим пузырём. Строения эти были завалены более чем наполовину землёй и мхом, и, если бы не оконца, чёрные проёмы дверей и дымы над крышами, то издалека глядя, можно было подумать, что это могильные курганы. Туман словно размышлял, упасть ли ему на солому крыш в виде инея, или обернуться росой, согласуясь с утренним солнцем и уже совсем тёплым ветром. Старик, щурясь в лучах восходящего солнца, остановил движение коричневых пальцев, повертел перед собой законченное дно с торчащими, как солнечные лучи, прутьями — каркасом будущих стенок.

— Вот раньше у стреблян голядских была древняя правда: если убил — ответь кровью, и будет обидчику мстить вся семья. А теперь можно откупиться коровой. Раньше вокруг Нерли и Москвы не было такого, чтоб не украсть невесту перед свадьбой. А теперь? Пришёл немощный, старый, принёс мех и горсть серебра отцу, и всё, забирай суженую. Тьфу, противно… — сказал он, — курганы над могилой насыпают только, а раньше всем насыпали общиной, и головой на север кладут, а не на восток, как Змея велела.

— А ты-то сам как жену брал? — мальчик облизнул потрескавшиеся губы и приготовился слушать длинный рассказ.

— Пришёл и взял, когда она согласилась, прутья давай, — сердито буркнул старик, — я её выкрал из самого Полоцка. Не то, что ныне. Нынче князь своего кровного сына к лютым врагам посылал в самое логово, да ещё в провожатые ему дал варяга-душегуба Ацура. Сгинь нечисть иноземная — шивда, вимзла, якутилима ми.

Произнеся таинственно стреблянский заговор от нечистой силы, старик плюнул три раза перед собой, и поклонился в сторону ярко раскрашенной деревянной фигуры Ярилы, вкопанной посреди двора.

— Стовов и его варяги настоящие враги нам, не знаю, почему Оря Стреблянин позволил ему поселиться на наших самых бойких местах, охотничьих и торговых, пожечь бы его всех кривичей, — старик недобро оглянулся на дружинников, гоняющих коня, — пусть князь уходит, как один раз уже ходил на куликовы поля с бурундеями, когда все кони полегли на от какой-то заразы. Теперь злой ходит, опять куда-то собрался, славу добывать, лучше бы литву отогнал, чтоб он подох…

— Говорят, он на запад, по янтарному морю пойдёт, — мечтательно сказал мальчик, поворачивая лицо туда, где над лесом медленно таяла последняя полоска уходящей ночи, — я бы пошёл с ними, клянусь Матерью Рысью и Змеёй.

— Да… — старик плюнул под ноги, хотел сказать, и уже открыл рот, но его опередил лучник с надвратной башни, крикнувший:

— Вижу конный отряд на берегу! На щитах змеиное солнце брундеев. Это воевода Кудин! Будите князя!

Из длинной избы у ворот появились несколько княжеских дружинников. Всклокоченные, помятые со сна, они сбросили на землю бревно, скрепляющее створки ворот, и растащили створки в стороны. По двору пробежали две черноволосые и смуглолицые рабыни. Из их кадок расплескалось белоснежное молоко, вслед им завздыхали, замычали коровы. Чавкая по грязи, промчались с визгом поросята. Их преследовал мальчик с хворостиной. Из дверей изб-землянок начали появились наспех одетые, встревоженные мужчины, вооружённые кто чем, встревоженные женщины. Не то, чтобы стребляне боялись гостей, но всё могло произойти… От шума и гомона множества голосов всполошились под навесами куры, гуси, загавкали собаки, захрапели у коновязей лошади.

— Собираются душегубы со всех краёв Тёмной земли в Стовград, — сказал старик и поднялся на ноги, — а раньше селение Стоход было стреблянское, и называлось Стоха.

Он кинул начатую корзину себе под ноги и потянул мальчика за рукав, сказав, — Пойдём, схоронимся от лиха. Бурундеи скакали всю ночь, злые, небось…

Мальчик с неохотой послушался. Перед тем, как скрыться в затхлом зеве землянки, он оглянулся и с восхищением сказал:

— Князь!

Под соломенным навесом, стоящим на грубых резных столбах крыльца большого княжеского дома, появился немолодой, тучный человек. Быстрые серые глаза его внимательно смотрели из-под нависших бровей, извилистые складки по щекам до густых усов и бороды, придавали лицу усталое выражение. Богатый пурпурный плащ, тканый золотой нитью, свободно спадал с широких плеч, открывая на груди ворот льняной рубахи с красными орнаментами. Пояс его, расшитый стеклянным бисером, сверкал не солнце.

Князь опёрся плечом об один из столбов. Следом за ним из дома на крыльцо вышли несколько дружинников. Все они имели вид свирепый, на всех были золотые кольца, браслеты и цепи, словно они тоже были князьями. Они сошли с крыльца и выстроились возле него полукругом. Из большой соседней избы вышли два десятка молодых воинов младшей дружины. Золота на них было меньше, но оружия в руках больше. Княжеская челядь, кухарки, пекари, конюхи, кузнецы, плотники, водоносы, кто вышел, кто выглядывал из дверей домов, из под навесов. Стребляне стояли кучками у своих землянок и скотных сараев, без особой радости наблюдали за тем, как сторожа на башне перекрикивались с кем-то, поднимающимся в гору к городу Стовграду.

Стены города были сделаны из двух колец, вертикально вбитых в насыпь заострённых брёвен. Между внутренним и внешним кольцом брёвен, была засыпана земля с камнями. Со стороны не закрытого реками участка, стена была выше, и перед ней был выкопан глубокий ров. В проёме надвратной башни из туманного пространства появились острия копий со змеиными языками-флажками, затем яйцеобразные железные шапки, утыканные по ободу клыками хищников, потом заросшие бородами лица. На бурундеях были кожаные панцири, как у степняков, усиленные железными бляхами. Лошади были большими, откормленными, резвыми. В руках знаменосца трепетал красный стяг изображением трёхглазого оскаленного солнца с лучами — змеями.

— Смотри, князь, на них железа мало, больше кожа! — сказал Стовову дружинник с рябым лицом, — а мы в кольчугах сгибаемся от тяжести, и у всех кони, а у нас лодки!