Наследие

— Не люблю кладбища.

— Смерть и не нужно любить, — отозвался Лафонтен, выходя из машины. Кивнул водителю: — Ждите здесь.

Дана взяла его под руку, и они вместе пошли по дорожке.

— Они не выглядят довольными, — хмыкнула Дана.

— Кто?

— Мальчики.

— Они всегда недовольны, когда я мешаю им делать их работу. Хотя на что мне сейчас охрана?

— Почему? — нахмурилась Дана. — Вы по-прежнему Верховный Координатор.

— Формально. Но на деле… Сейчас фактически я никто.

— Не говорите так.

— Говори — не говори, на самом деле так и есть.

Они миновали поворот и оказались перед рядом надгробий из темного мрамора.

— Мы пришли.

Дана выпустила его руку и пошла по дорожке, читая надписи на памятниках. Остановилась у последнего:

— Это она?

Лафонтен, подойдя, кивнул.

— Такая молодая…

Дана помолчала, потом спросила:

— Я похожа на нее?

— Ни в чем.

— Даже в том, что люблю вас?

Так откровенно свои чувства она обозначила впервые.

— Даже в этом. Ты умеешь любить и принимать. А она так и не смогла примириться с тем, что я и какой я.

— Вы как будто осуждаете ее.

— Нет. Я сам виноват в том, что она не могла жить без страха. А страх изматывает. В какой-то момент ей просто не достало сил для борьбы. — Он помолчал, потом повернулся к Дане. — Извини. Я хочу побыть один. Возвращайся к машине, я догоню.

Она кивнула и пошла назад по дорожке.

Лафонтен проводил ее взглядом и повернулся к могиле. Постоял молча, потом прошептал:

— До скорой встречи, дорогая, — и пошел прочь, но не вслед за Даной, а в противоположную сторону.

Немного дальше дорожка пересекалась с другой, которая шла через маленькую, шагов в шесть-семь, площадку со скамейками по краям. Добравшись до этой площадки, Лафонтен сел на одну из скамеек, поставил трость между колен и сложил руки на рукояти. Когда они с Даной входили на кладбище, одна из машин на стоянке показалась ему знакомой. Любопытство требовало ответа — точно ли это та машина?

На безлюдной дорожке послышались шаги, и из-за поворота появился Камилл Розье. Резко остановился у площадки со скамейками.

— Ну, что вы замерли, Камилл? Не ожидали встретить меня здесь? Но вы разве не за этим сюда шли?

— Я ожидал увидеть вас в другом месте, — нашелся Розье.

Лафонтен усмехнулся:

— У вас есть основания гордиться собой. Ваша комбинация удалась блестяще, меня обвинили в превышении полномочий, скоро я ухожу в отставку… Ваша месть состоялась, самое время подсчитать затраты и подвести итог.

— По-моему, все уже ясно, — скривил губы Розье.

— Вам это только кажется, Камилл. Вы не сказали, откуда вообще узнали о моих отношениях с вашим предполагаемым отцом…

— Предполагаемым?

— Предполагаемым. Если бы у вас было настроение слушать, я бы кое-что рассказал вам помимо того, что значится в официальных летописях Ордена.

— Я знаю достаточно!

— Знаете, что стало причиной самоубийства Клода Валера?

— Поищите дураков в другом месте. Не бывает таких своевременных самоубийств, когда за спиной стоит претендент на титул!

— Да будет вам… Кто вас просветил насчет очередности претендентов — Шапиро? У Клода Валера был выбор — либо дожидаться, пока я обнародую результаты расследования убийства Альфреда Берка, либо не дожидаться. Он предпочел второе.

— Убийства? — удивился Розье.

— Клод Валера заказал убийство Альфреда Берка из ревности, полагая, что ребенок его любовницы на самом деле не от него… И я вижу по вам, что его подозрения имели основания.

Розье потрясенно уставился на него:

— Но как же?..

— Задайте вопрос своей матери, Камилл. Я помню и Берка, и Валера. На Валера вы не похожи совсем. А вот кое в чем вы точная копия Альфреда Берка.

Розье медленно опустился на другой край скамейки. Лафонтен, приподняв бровь, проводил взглядом его движение и продолжил:

— Подумайте, кому и за кого вы мстили.

— Вы лжете, — прошептал Розье, поднимая голову. — Это не может быть правдой!

— Это правда, — отозвался Лафонтен. — Как и то, что результаты вашей мести не стоят затраченных усилий и принесенных жертв. Трибунал всего лишь предложил мне уйти в отставку. К открытому суду меня не привлекли, прав и привилегий не лишили. Моим преемником станет тот, кого я сам назову.

— Зачем вы говорите все это мне? — спросил Розье чуть слышно.

— О том же спрашивал меня в свое время Джек Шапиро, — ответил Лафонтен, вставая, чтобы уйти. — И я отвечу так же, как ему: посмотрите на то, что делаете. Без иллюзий и эйфории. И поймите, наконец, какую сделали глупость. Надеюсь, броситься в погоню за очередной химерой вы захотите не скоро.

— Но послушайте, я же… — начал было Розье, поднимаясь на ноги, но, вспомнив о чем-то, осекся и скривился. — Так вот зачем вы сохранили мне жизнь!

— Из вас не вышло борца за идею, — ледяным тоном произнес Лафонтен. — Я уже говорил, что мстить тоже нужно уметь. Можете считать, что получили урок.

— Надо думать, не последний. И что дальше? Будете изводить меня, пока я сам в петлю не полезу?

— Да на что вы мне? — изогнул бровь Лафонтен. — Я и сейчас вас не искал и на разговоры не напрашивался.

— Тогда зачем пришли сюда?

— Вы меня спрашиваете?.. Это же вы хотели со мной встретиться, а не я с вами. А здесь я вас ждал, потому что могила моей жены — неподходящее место для выяснения отношений.

— Действительно, — с болезненным смешком произнес Розье. — Я ведь только…

— Какого черта ты здесь делаешь?! — прошипела Дана, появившись из-за поворота аллеи.

Розье побледнел, но не двинулся с места.

— О, ваша доверенная секретарша. Надо сказать, вы ловко подложили ее под меня, чтобы выследить…

Дана выдернула из кармана пистолет и направила его в лицо Розье:

— Конечно, ловко. Он тогда еще не знал, что подкладывать нужно тебя, а не под тебя.

Розье вздрогнул, как от пощечины.

— Дана, оставь! — произнес Лафонтен, кладя ей на плечо руку.

— Извините, но у меня другое мнение, — не отводя взгляда от лица Розье, отозвалась Дана. — Запомни, Камилл: в отличие от тебя, меня никто ни под кого не может подложить. Даю тебе десять секунд, чтобы убраться, иначе я тебя просто пристрелю. А потом сообщу в Трибунал, что ты нарушил условия отсрочки приговора. Время пошло.

Розье моргнул, потом повернулся и пошел прочь. Когда его шаги на дорожке стихли, Дана медленно опустила руку с пистолетом. Коротко вздохнула — и Лафонтен внезапно понял, что она едва сдерживает слезы.

— Дана?

— Ничего… это ничего, — дрогнувшим голосом проговорила она. — Просто глупо. Ведь я почти поверила ему тогда. Почти… а он…

Лафонтен мягко взял ее за плечи, заставляя повернуться к себе. Глаза у нее были мокрыми.

— Дана, человек на многое способен ради того, что представляется ему нужным и правильным. Любой человек. В том числе и ты.

Она подняла глаза. В них было уже знакомое ему выражение — смесь сосредоточенности и беззащитности, он видел у нее такой взгляд всякий раз, когда заставлял понимать и принимать нечто не слишком приятное.

— Вспомни, ты тоже лгала ему.

— Он не имел права так поступать с вами, — упрямо проговорила Дана, пряча пистолет.

— Он думал, что имел. В известном смысле он был прав. Идем, пока нас не начали искать.

Лафонтен переложил трость в правую руку и подал Дане левую. Она взяла его под локоть.

По пути до ворот кладбища они молчали, но, сев в машину, Дана спросила:

— Вы боитесь, что я буду мстить?

— Я не хочу, чтобы ты считала его врагом.

— А вы не считаете его врагом?

— Нет.

— Тогда кем вы его считаете? Несчастной заблудшей овечкой?

— Не знаю, — произнес Лафонтен. — Три года назад я бы его не пожалел.

— А сейчас?

— Неважно. — Он отвернулся и стал смотреть в окно.

Дана промолчала.

*

Вечером, после ужина, Лафонтен расположился в малой гостиной перед камином; Дана принесла чай с успокоительными травами — она заваривала его каждый вечер, не пропуская ни дня. Налив две чашки, тихонько села в кресло.