Страница 90 из 102
До места добрались к ночи. Монастырь встретил их тишиной и покоем; так было всегда, сколько существовала обитель, будто время внутри этих стен останавливалось. Ансельм успел вернуться и отдать нужные распоряжения, их встретили монахи с носилками. Сам он вышел тоже — поприветствовать гостей.
— Вашему другу будет безопаснее в центральной башне, — сказал он после приветствий. — Не беспокойтесь, братья за ним присмотрят. Тебе, Кедвин, придется поселиться в доме для гостей. Увы, я не могу допустить в обитель женщину.
— Разумеется, — кивнула она.
— Дункан, я бы предложил тебе…
— Не надо, — прервал его МакЛауд. — Не могу же я оставить Кедвин одну.
— Отлично, — улыбнулся Ансельм. — Я почему-то так и предполагал… Для вас приготовлены две комнаты. Идемте, я провожу.
*
Когда появился упомянутый дом для гостей, МакЛауд точно не знал. Триста лет назад его еще не было, но триста лет — немалый срок. Раньше благословенное убежище от грязи мира убежищем было только для мужчин. Но теперь любому можно было находиться на Священной Земле, не тревожа покоя обитателей монастыря.
В стоящем на отшибе домике и предложили комнату Кедвин, а заодно и не отставшему от нее МакЛауду. Митосу лучше было находиться в самом монастыре, за каменными стенами; они же привезли его сюда ради покоя и безопасности. Но все-таки виделось что-то неправильное в том, что они оказались порознь.
МакЛауд отправился в монастырь вместе с Ансельмом навестить Митоса и посмотреть, как его устроили.
Вернувшись, он рассказал Кедвин все, что видел. Помещением и уходом он остался доволен, а вот в состоянии самого Митоса никаких заметных перемен к лучшему не произошло.
Кедвин, выслушав, кивнула и отвернулась, давая понять, что хочет остаться одна. Он не стал спорить, вышел и плотно закрыл за собой дверь. Его комната была рядом, но уходить все-таки было как-то…
У него самого не возникало и мысли о сне. После долгой дороги следовало дать отдых телу, но стоило закрыть глаза и немного расслабиться — в памяти всплывали недавние видения. И не только они.
Кажется, совсем недавно он сидел над обрывом в лесу у Гленфиннана и вот так же перебирал в памяти события последних нескольких лет. Двух месяцев не прошло, но сколько всего успело случиться и насколько иначе видятся теперь другие события!
Кое в чем Кассандра была права. В словах и поступках Митоса можно было при желании найти скрытый смысл. Но вовсе не тот, о котором она говорила.
В ту ночь МакЛауд получил именно то, чего просил: он смог прикоснуться к чувствам Митоса так, как это никогда не будет возможно наяву. Было ли это видение отражением реальности, или просто сном, игрой больной фантазии?
МакЛауду часто казалось, что все могло сложиться иначе, если бы он побольше знал о Митосе, если бы тот не окружал себя такими тайнами. Он и хотел побольше узнать, но в видении не было ничего ни о прошлом Старейшего, ни о его отношениях с так называемыми братьями и тем более с Кассандрой — ничего из того, что стало причиной конфликта.
С того момента, когда по слову и жесту Хранителя его подхватили потоки колдовской воды Источника, МакЛауд видел только себя. Сейчас, лежа без сна на кровати, он снова и снова вспоминал свое видение и себя в нем. Не как отражение в зеркале, нет! Он словно бы смотрел глазами другого человека — глазами Митоса.
Он ни разу не смог правильно оценить намерения Старейшего. Ни разу с момента их первой встречи! Нет, это не значило, что намерения эти были ослепительно благородны, или наоборот, отвратительны. Но они всякий раз оказывались иными, чем представлялось ему, Дункану МакЛауду. А кроме намерений, были еще и чувства!
Интерес. Любопытство. Заочное восхищение. Искренний восторг первой встречи. Спокойная тихая уверенность. Забота.
Недоумение. Неразделенная боль и потребность в доверии. Надежда на вечного лекаря и помощника — время.
МакЛауд рывком сел на кровати, потом встал и принялся ходить туда-сюда по комнате.
Все было скверно еще задолго до вторжения в их жизни Кроноса и компании. Он слишком привык к лукавой язвительности и непостоянству своего древнего приятеля и слишком редко задумывался о том, что может скрываться за ними. Пугал Кедвин тем, что она может увидеть «под маской», а сам ни разу по-настоящему туда не заглядывал. Зато на рассказы Кассандры уши развесил, как на божественное откровение.
Надо же было быть таким идиотом!
Кассандру винить не за что. Она говорила то, что думала, или то, что считала нужным. Верить ей или не верить — было его делом. Почему же поверил? Или не было оснований для сомнений? Ну, зато сейчас их предостаточно. Что там говорил Морган?
Да, вот еще зарубка на памяти — Роберт Морган. «Кто такой я, чтобы обсуждать его решения»… Морган дурными сомнениями точно не мучился. Он просто верил себе, а не искал ответов у «добрых» советчиков.
МакЛауд сел на кровать и потерянно уставился в стену напротив.
Кедвин с самого начала не понимала, какая муха его укусила. Аманда остерегала от лишнего доверия Кассандре. Доусон все время пытался как-то разрядить обстановку. А он сам упорно считал, что один знает истину, зато они все пребывают в заблуждении.
Великолепно. Просто великолепно!
Он снова подумал о Кедвин. У нее-то точно есть повод для упреков. А она молчит. Плачет тайком и молчит…
МакЛауд снова встал, вышел в небольшой коридор и остановился у двери комнаты Кедвин. Прислушался и осторожно постучал. Ответа не последовало, и он, снова очень осторожно, приоткрыл дверь.
Кедвин лежала на застеленной кровати, прямо в одежде, свернувшись клубком и уткнувшись в подушку. От этой позы веяло горьким отчаянием.
МакЛауд бесшумно переступил порог, подошел к кровати и сел на край.
— Кедвин.
Она вздрогнула и оглянулась. Села.
— Ты?
Впервые с начала всей этой истории МакЛауд видел у нее на глазах слезы.
— Что ты так на меня смотришь?.. Ведь это из-за тебя, слышишь, все из-за тебя!.. Ненавижу! — Она, забывшись, выкрикнула еще несколько слов по-кельтски, потом неожиданно размахнулась и влепила ему пощечину.
МакЛауд не шелохнулся. Кедвин с яростным воплем замахнулась снова. Он поймал ее за руку, потом притянул к себе. С трудом, но удержал, не дав вырваться. Она еще попыталась оттолкнуть его, но уже без прежней ярости. Потом уткнулась ему в плечо и — наконец зарыдала.
Он сидел молча и тихонько гладил ее по спине.
*
День и еще одна ночь не принесли перемен. Кедвин старалась не поддаваться отчаянию, но чувствовала, что сил надолго не хватит. МакЛауд тоже выглядел плохо, похоже, он так и не спал ни одного часа с тех пор, как они покинули Париж.
Ни он, ни она не вспоминали ту, первую ночь в этих стенах. Кедвин казалось, что так будет легче обоим, а МакЛауд, наверно, считал, что ее обидит такое напоминание.
Утром второго дня они прогуливались у стен аббатства, подальше от самого замка и впечатлительных монахов. Говорить было не о чем, и они молча бродили по дорожкам. Понемногу добрались до небольшой калитки и вышли за ограду монастыря.
МакЛауд резко помрачнел, Кедвин это заметила:
— Это было здесь?
— Что? — не понял МакЛауд.
— Ричи.
— Откуда ты знаешь?
— Ну… Я ведь теперь тоже дружу с Наблюдателем.
— Да… конечно, — хмыкнул МакЛауд. — Теперь с Наблюдателем дружишь ты. И он тебе доверяет и делится своими проблемами.
— С чего это ты взял? — искренне удивилась Кедвин. — Стоп! Это потому, что Джо не рассказал тебе о…
— В некотором роде.
— Брось, МакЛауд. Ты же не питал особого уважения к Стражам вообще и к Шапиро в частности.
— К Шапиро — не питал. А вот обо всех Стражах… Да не в этом дело. Просто… мне показалось, что Доусон не хочет со мной делиться своими переживаниями… потому, что…
Он споткнулся, но потом заговорил ровнее:
— Знаю, звучит глупо, но ведь вам с Митосом он все рассказал… Не думаю, что у кого-то из вас больше симпатии к Шапиро, чем у меня.