Страница 10 из 21
Вполне понятно, что непосредственное изучение психологии террористов проводить трудно, но решать эту задачу очень важно. И там, где возможно, это следует делать. Когда это невозможно, следует обращать внимание на высказывания террористов, которые становятся достоянием гласности (их мемуары, декларации, рациональные объяснения и т. п.).
Глава 2. Мотивация терроризма на индивидуально-личностном уровне
Хотя терроризм существует на протяжении веков, до последней четверти XX в. он не был предметом психологического исследования. Внимание психологов привлекал не столько терроризм как политическое и социально-психологическое явление, сколько личность террориста и мотивы совершения теракта отдельной личностью. В зависимости от теоретических оснований это объяснялось нарциссической агрессией, социопатией, стремлением к власти, утратой смысла жизни, переживанием собственной беспомощности, фрустрацией и т. д. (Morf, 1970; Pearlstein, 1991; и др.).
Полученные в исследованиях данные позволяют представить симтомокомплекс индивидуально-личностных качеств, характеризующих террориста: агрессивность, депрессивные состояния, чувство вины, приписывание себе и другим недостатка мужественности, эгоцентризм, крайняя экстраверсия, потребность в риске и принадлежности к группе, поиск сильных ощущений.
Большинство исследователей мотивации терроризма на индивидуальном уровне отмечают, что явная психопатология среди террористов – достаточно редкое явление. Вместе с тем можно выделить ряд личностных факторов, которые часто становятся побудительными мотивами вступления индивидов на путь терроризма: сосредоточенность на защите своего Я путем проекции с постоянной агрессивно-оборонительной готовностью; ущербная личностная идентичность, низкие самооценки, элементы расщепления личности; сильная потребность в присоединении к группе, т. е. в групповой идентификации или принадлежности; переживание социальной несправедливости со склонностью проецировать на общество причины своих неудач; социальная изолированность и отчужденность, определение своего места на обочине общества и потеря жизненной перспективы (Психологи о терроризме, 1995).
Нельзя утверждать, что этот набор характеристик является каким-то обобщенным профилем типичного террориста. В ряде случаев важную роль играют политико-идеологические и религиозные мотивы вступления в террористическую группу. Но нельзя исключать, что они могут являться формой рационализации глубинных личностных мотивов – стремления к укреплению личностной идентичности и, что особенно важно, удовлетворения потребности в принадлежности к группе. Принадлежность к террористической группе в психологическом смысле снимает у индивида неполноту и расщепленность его психосоциальной идентичности. Группа становится для террориста стабилизирующим психологическим основанием, позволяющим чувствовать себя полноценной личностью, важным компонентом его самосознания и обретения смысла жизни (неважно, что это будет суррогатным замещением его реальных смыслообразующих ориентаций) и в то же время мощным психологическим механизмом духовной, ценностной и поведенческой стереотипизации.
На уровне внутриличностного психологического анализа основные усилия психологов были направлены на разработку психологических моделей личности террориста с привлечением соответствующих теоретических обоснований и исследований мотивов совершения террористических актов. В исследовательской практике были предложены (с некоторыми вариациями) три модели (см., например: Психологи о терроризме, 1995).
Первая модель – это террорист по идеологическим, политическим и религиозным убеждениям. Террорист такого типа искренне считает, что его действия, независимо от конкретных результатов, полезны для общества и что любые жертвы для достижения «справедливых» целей оправданны. Сфера сознания у террориста такого типа крайне сужена теми или иными идеологическими, религиозными доктринами, им же подчинена его эмоциональная сфера. Он способен совершать все что угодно. В соответствии с политической терминологией, это фанатик – либо идейный сторонник определенных ценностей и мировоззренческих установок, либо психопат.
Вторая модель опирается на теорию человеческой агрессивности: террорист – это просто крайне агрессивный человек по своим личностным особенностям, а его участие в террористической деятельности – один из возможных вариантов проявления природной агрессивности. Для объяснения этой модели привлекается ряд теорий человеческой агрессивности, предложенных мировой психологической наукой (социал-дарвинистская концепция этноцентризма, теория группового нарциссизма и инстинкта смерти З. Фрейда, этологические концепции инстинктивной природы агрессивности человека и т. д.). Хотя эти теории были подвергнуты критике, их объяснительный потенциал позволяет выдвигать гипотезы для изучения поведения террористов. Например, согласно бихевиористской теории фрустрации-агрессии Доллара – Миллера, чувство фрустрации, порожденное невозможностью для человека по каким-то причинам достичь жизненно важных целей, неизбежно порождает у него тенденцию к агрессивным действиям, в том числе – обращение к террористической деятельности. Если не абсолютизировать эту концепцию как единственный и универсальный способ объяснения агрессивного поведения человека, можно признать, что в ряде случаев она применима для понимания склонности человека к террористическим действиям.
Третья модель представляет случай психопатологического или социально-патологического развития личности человека ввиду ненормальных отношений в семье. Жестокое обращение родителей с ребенком, его социальная изоляция, дефицит добрых отношений могут привести к формированию агрессивно-озлобленной личности с антисоциальными наклонностями. При определенных условиях люди такого психологического склада легко могут стать адептами террористической организации.
Согласно теории когнитивного диссонанса, важно учитывать роль такого фактора, как вовлеченность индивида в террористическую деятельность: чем более длительным является пребывание человека в составе террористической группы, тем более возрастает его стремление найти идейные оправдания своим поступкам. В русле концепций социального научения рассматривается роль механизмов подкрепления, социализации и когнитивных искажений в личности преступника (моральное самооправдание, занижение величины ущерба и т. д.), направленных на сохранение положительной самооценки (Bandura, 2005; и др.). Наконец, известно, что на включение индивида в террористическую деятельность влияет трезвый расчет, субъективная оценка возможных рисков и выгод. Наибольшую роль эта рациональная составляющая играет в криминальном сообществе, особенно в политическом терроризме (Crenshaw, 1998).
Кроме этого, изолированность террористических групп определяет особенности их внутригрупповой динамики. С одной стороны, отсутствие или нарушение межгрупповой коммуникации способствует формированию у членов террористических групп негативной стереотипизации и предрассудков, группового фаворитизма и межгрупповой дискриминации при интерпретации действий «своих» и «врагов».
С другой стороны, изолированность группы и постоянная угроза преследований усиливают сплоченность, групповое давление, конформность. Влияние лидера на остальных членов группы приводит к развитию феноменов «группового мышления»: групповой поляризации, размыванию ответственности, недооценке последствий, склонности совершать рискованные поступки, «туннельному видению». Наконец, необходимость конспирации делает непроницаемыми границы террористической группы изнутри: тот, кто покидает группу, угрожает безопасности остальных ее членов и подвергается преследованию. Указанные внутригрупповые факторы ослабляют внешнее социальное влияние, оказываемое на членов террористических групп со стороны близких родственников и значимых других.