Страница 19 из 23
Проблема деятельности как в статье о значении для психологии трудов К. Маркса, так и в «Основах», ставшая стержнем методологии психологии, была неоднократно проанализирована учениками С. Л. Рубинштейна К. А. Абульхановой и А. В. Брушлинским (в их совместной монографии и индивидуальных трудах). Методологический принцип единства сознания и деятельности на определенном этапе и в силу его понимания психологическим сообществом (и в силу других причин) был переформулирован в деятельностный подход (или принцип), а позднее для уточнения его собственно рубинштейновской интерпретации в связи с субъектом был переформулирован А. В. Брушлинским в субъектно-деятельностный подход. Последний решал задачи раскрытия ряда положений С. Л. Рубинштейна в их собственном, соответствующем его трактовке содержании и в их развитии в современных условиях, внедрении в психологическое мышление.
В целом творчество С. Л. Рубинштейна 1930-х годов можно охарактеризовать как период разработки методологии психологии (в отличие от периода 1920-х годов, когда его занимали более общие проблемы научного познания в целом (как методологии наук) и философская проблема субъекта самодеятельности и деятельности. И можно еще раз (вслед за учениками С. Л. Рубинштейна К. А. Абульхановой и особенно А. В. Брушлинским, который детально анализировал статью 1934 г. о значении трудов К. Маркса для психологии) отметить следующее. Методологически вводя в психологию категорию деятельности, которая затем выступила в качестве методологического принципа единства сознания и деятельности, Рубинштейн диалектически преобразует марксову категорию труда в методологическую для психологии категорию деятельности субъекта. Он не прямо переносит социальное содержание поздней марксовой категории труда, а интерпретирует эту категорию на основе марксового анализа труда как осуществляемого индивидом, т. е. для психологии – личностью и на основе ранних произведений Маркса и через раскрытое им самим в 1920-х годах соотношение субъекта и объекта как «самодеятельности», которая соответствует решению задач психологии.
Если категория труда в политэкономической теории К. Маркса была непосредственно связана с его принудительным для личности характером, то в психологии, следуя логике своей философской концепции субъекта 1910–1920-х годов, Рубинштейн выделяет творческий, развивающий личность характер деятельности, одновременно находя подтверждение этого в других положениях Маркса. Категория «труд» преобразуется Рубинштейном в категорию деятельности субъекта. Маркс определяет человеческую деятельность как опредмечивание, которое вместе с тем есть распредмечивание объекта (Рубинштейн, 1976, с. 24). Согласно раннему Марксу, опредмечивание, т. е. преобразование объекта, идущее от субъекта, дополняется другой фундаментальной зависимостью, идущей от объекта к субъекту. Однако распредмечивание осуществляется опять-таки субъектом. Находя совпадение идей раннего Маркса о промышленности как «раскрытой книге человеческих сущностных сил» со своей концепцией 1920-х годов, содержащей принцип творческой самодеятельности субъекта, Рубинштейн раскрывает их методологическое значение для психологии.
Сравнение исследования ранних рукописей К. Маркса (1959) со статьей «Проблемы психологии в трудах Карла Маркса» (1934) показывает, насколько тонко диалектически Рубинштейн различает марксовы понятия опредмечивания и распредмечивания, носящие собственно философско-антропологический характер, которым отличается содержание его ранних рукописей от понятия отчуждения, которое является центральным для совокупности социально-экономических идей «Капитала» как отчуждения от производителей продуктов их труда.
Понятие «отчуждение» К. Маркс употребляет, как считает С. Л. Рубинштейн в статье «О философских основах психологии» (ранние рукописи К. Маркса и проблемы психологии)» (Рубинштейн, 1959), и в смысле эксплуатации труда наемного рабочего, и в смысле ее преодоления, уничтожения путем революционной борьбы масс. Но нужно учитывать и другой контекст, в котором раскрывается это понятие: в нем речь идет о критике концепции Гегеля, который интерпретирует отчуждение и его «снятие» как идеальную операцию. Следовательно, понятия опредмечивания и распредмечивания, объективации и присвоения, опредмечивания и отчуждения имеют три основных значения, которые С. Л. Рубинштейн выделяет у раннего и позднего К. Маркса. Первое – собственно философское, при котором присвоение связано с развитием субъекта и всех его природных (в том числе психических) способностей. Второе, также философское, связано с критикой Гегеля, его представления об идеальности опредмечивания и распредмечивания. И третье – социально-философское (или даже чисто социальное) – это трактовка отчуждения как антиразвития человека, как отчуждения от него результатов его труда и в конечном итоге – его собственной сущности. Здесь снятие отчуждения – это революция как социальное явление. Различие этих трех значений крайне важно методологически при реализации перехода от философии к психологии.
Соответственно, «присвоение», согласно позднему Марксу, связано с упразднением частной собственности на продукты труда и отличается от идеи раннего Маркса о распредмечивании, присвоении как развитии субъекта.
Столь же важно обратить внимание на то, что, если в данной статье лидирует тезис о развитии субъекта в деятельности через распредмечивание ее продуктов, то уже в последующих формулировках принципа единства сознания и деятельности интерпретация последней связана с развитием, т. е. «сдвигается» с выделения роли ее продуктов на саму деятельность и ее роль в развитии субъекта. Иными словами, именно осуществление деятельности (а не только ее продукты и предметы), оказывая обратное воздействие, развивает субъекта. Таким образом, С. Л. Рубинштейн соединяет принцип единства сознания и деятельности с принципом развития. Однако здесь этот принцип присутствует имплицитно.
Возникает вопрос, почему в данной – первой статье – речь шла именно о роли предметности деятельности, тогда как впоследствии методологическое содержание принципа единства сознания и деятельности заключало в себе идею роли самой деятельности, развивающей личность. Ответ заключается в том, что принцип «самодеятельности» 1920-х годов имел собственно философский характер, хотя идея развития, заключенная в нем, уже была осмыслена С. Л. Рубинштейном в связи с идеями Шпрангера и Дильтея, т. е. психологически.
Ответ на этот вопрос можно найти, поняв суть задачи, решавшейся С. Л. Рубинштейном в данной статье. Ему было необходимо доказать объективную обусловленность сознания (разрыв которого с деятельностью составлял суть кризиса психологии). Он пишет: «…у Маркса со всей возможной отчетливостью сформулировано положение об объективной опосредованности сознания» (Рубинштейн, 1973, с. 27). «Психика…, – продолжает он, – может быть познана посредственно через деятельность человека и продукты этой деятельности, потому что она в бытии своем объективно опосредствована ими» (там же, с. 28; курсив мой. – А. С.).
Это положение чрезвычайно существенно в аспекте дальнейшего развития идей и понимания сложной сути принципа единства сознания и деятельности С. Л. Рубинштейна. В идее предметности он максимально близок к Марксу, для которого деятельность создает предметы как продукты труда. Однако необходимо сразу отметить, что если в данной статье единство сознания и деятельности и объединяющего их субъекта фактически опосредовано их связью с продуктами деятельности и предметами сознания, т. е. их взаимосвязь обеспечивается через объективированные формы их выражения, то и в ранних трудах С. Л. Рубинштейна, и в его последующей за этой статьей монографии «Основы психологии» (1935) связь сознания и деятельности определяется их принадлежностью личности, субъекту. Здесь имеется сложная, до сих пор не выявленная в анализе творчества Рубинштейна проблема. С одной стороны, философски существенно положение его ранних трудов о принадлежности всех отношений и способностей (и сознания, познания и деятельности) человеку, который и является основой их единства. Но на том философском этапе пока речь идет об отношении человека к глобальной действительности. А в статье о К. Марксе ставится вопрос уже о более конкретной, т. е. созданной человеком действительности (в виде продуктов, предметов его труда).