Страница 16 из 31
А пляски продолжались. Меня кто-то тронул за локоть. Ленька! Я хотела хотя бы чуть-чуть скрыть радость, но не смогла.
— С Новым годом, Катюша!
— С Новым годом, Леня!
Мы стояли и смотрели друг на друга, как будто сто лет не виделись. Ленька сказал:
— Какое у тебя платье…
— Я хочу танцевать.
— Я тоже.
— Ну так приглашай меня!
— Можно вас?
— Даже нужно!
Неизвестно откуда вынырнул Юрка.
— Вот это диалог! Как у Шекспира — ни одного лишнего слова. Я все слышал нечаянно. Угадайте, кто робот? Не знаете? Впрочем, пардон, вам не до робота.
— А где Клара? Или Лариса? — спросил Ленька.
— Меня они не волнуют.
— Давно?
— Меня волнует Маруся.
— А где она?
— Маруся отравилась.
— Что-о-?!
Эффект был, конечно, потрясающий. Юрка не ожидал, что мы перепугаемся. Он захохотал.
— Вот неучи! Маяковского надо знать, хотя мы его и не проходили.
Нас выручила нахалка в школьной форме. Она расшаркалась перед Юркой (я заметила, что на ногах у нее тапочки и простые чулки), приглашая его на танец. Юрка сделал насмешливо-презрительную физиономию и спросил:
— Если назову Глупышкой, ты не обидишься?
Девчонка отрицательно покачала головой — ее банты заколыхались. Без долгих разговоров она поволокла Юрку в круг.
— Пиратские приемчики, однако! — сказал Ленька, — Кажись, это я ее не пускал в школу? Точно.
Мы тоже пошли плясать.
— Смотри, смотри, кто едет с горки!
И развернул меня на сто восемьдесят градусов. С горки ехал вратарь.
— Натуральный Третьяк, — сказала я.
— А знаешь, кто? Колян. Это я только тебе — по секрету.
Девчонка в школьной форме тут же оставила Юрку и подскочила к вратарю, стала пожимать руку. Вратарь сделал движение, которое могло означать «кыш» и «пошла прочь», что одно и то же,
Около окна стояла пара — седеющий военный и дама, разодетая в пух и прах. Это Юркины родители. От вратаря та нахалка в школьной форме порхнула к ним, сделала перед военным свой дурацкий реверанс и увела его от дамы, разодетой в пух и прах. Юркина мамаша пожала плечами, по-моему, возмущенно.
Получилось так, что в центре внимания оказалась эта девчонка, которая наглела с каждой минутой. За ней ходили вереницей десятиклассницы, потому что одна из них узнала в девчонкином платье свое.
— Вон подранный левый локоть, который я штопала собственноручно!
Это была улика. Девчонке ничего не оставалось, как сдернуть маску. Мы ахнули. Наша Маруся! В тапочках и простых чулках, на голове торчат банты, школьное форменное платье будто на нее сшито, хотя левый локоть заштопан десятиклассницей.
— С Новым годом, ребята, — сказала Маруся. — С Новым счастьем!
И стала пробираться сквозь круг. Мы ее не пускали, мы ей хлопали вовсю. Ей все-таки удалось прорваться, и она убежала вниз, в учительскую, переодеваться. Только и разговоров было о Марусе, о том, какая она умница, как здорово придумала шутку и насмешила всех.
Юркина мать говорила Елене Ивановне:
— Когда она подошла к моему мужу, я подумала, ну что за современная молодежь пошла — нахалы да и только! А это, оказывается, Мария Алексеевна! Я так довольна, что она у Юры классный руководитель, и он ее хвалит, говорит, дела в классе пошли хорошо.
Все стали вспоминать, как называли Марусю. Юрка аж побледнел. Что делать?
— Извиняться, просить прощения! — воскликнул Юрка.
Пока мы посыпали головы пеплом, появилась Маруся — мы опять ее не узнали. В моднейшем голубом платье, волосы распущены — прехорошенькая, прямо журнальная картинка. Мы кинулись к ней и стали извиняться.
— Нет, становитесь в очередь, — заорал Юрка. — Каждый должен сказать и прочувствовать.
Мы стали в очередь. К нам подошли десятиклассники.
Маруся хохотала и отбивалась от нас, как могла:
— Вы с ума сошли — это же Новый год! Ну, честное слово, — не сержусь, не обижаюсь, камень за пазухой не держу, а значит, мстить не буду!
Но мы уперлись. Человек пятнадцать, не меньше, сказали Марусе:
— Простите, извините ради бога, больше не буду.
Тут Лариска сказала мне:
— Катя, можно тебя на два слова?
— Конечно, — сказала я, хотя уходить мне совсем не хотелось я видела, что Ленька вот-вот пригласит меня. Но у Лариски было такое лицо…
— Что случилось? — спросила я, продираясь вместе с ней сквозь танцующих.
— Пойдем, где потише.
И мы спустились с ней на площадку между первым и вторым этажом.
Лариска сказала:
— Только ни о чем меня не спрашивай. Но ты должна мне помочь.
Такое вступление меня слегка задело, даже не знаю, почему.
— Интересно. Чем же? — спросила я довольно холодно.
— Ко мне пришли ребята, а их не пускают.
— Правильно делают.
Лариска взяла меня за руку, заглянула в глаза так просяще…
— Ну, пожалуйста! Очень-очень нужно.
В другое бы время я без лишних разговоров сделала то, о чем меня просила Лариска — она привыкла к этому. Но сейчас у меня было другое настроение: я еще не отключилась от Маруси, а потом Ленька… Нет, даже не это. Меня укололо «ни о чем не спрашивай». Что за тайны Мадридского двора? Уж мне-то могла бы сказать. И Лариска сказала:
— Понимаешь, среди них есть законный парень — с ним я познакомилась на танцах не так давно. Я в него так влюбилась, что пригласила на Новый год. Но он пришел не один. С ним человек пять. Кто они — я не знаю, но какое это имеет значение. Единственное, что меня немножко пугает… Они, кажется, слегка того…
Я смотрела на Лариску во все глаза.
— Зачем они нужны тебе? Ты и так все время танцуешь.
Лариска заговорила горячо, пытаясь вызвать во мне участие:
— Катя, как ты не понимаешь? Представь себе: появляются свежие люди. Они так прекрасно одеты, так галантны. Это сразу всем бросается в глаза. А я — в центре, то есть я хотела сказать — мы, — поправилась Лариска. — И вот мальчик из 10 «а», которому я очень нравлюсь, будет умирать на моих глазах от ревности. Как это приятно, ты не представляешь. В эти минуты я чувствую себя королевой. Между прочим, ты тоже можешь позволить себе такую роскошь — пусть Ленечка твой немного поумирает. Это ему полезно.
Меня прямо резанули ее слова. Я сказала:
— Не хочу, чтобы он умирал…
Лариска засмеялась:
— Пожалуйста-пожалуйста — дело твое. Только скажи дежурному, чтобы пустили — они тебе уступят, я знаю.
— Откуда ты взяла?
— Ну, да если ты просишь — значит, ничего плохого.
Я представила, как ввалятся эти прекрасно одетые
мальчики… И сказала:
— Ну их к черту! Не пойду. Не хочу!
— Но они стучат, ломятся.
— Постучат-постучат и уйдут.
— Тебе хорошо, а мне от них достанется когда домой пойдем…
Я вдруг почувствовала себя решительной и сильной, даже сама удивилась. Я сказала:
— Вот что, пойдем наверх, скажем своим мальчишкам — они проводят нас.
Лариска все еще колебалась. Но мне удалось все-таки утащить ее. Мы было пошли искать наших, но по пути Лариску умыкнул кто-то — кажется, тот десятиклассник. Лариска радостно улыбнулась и с удовольствием положила руки на его плечи. Мне почему-то стало противно. Только просила пустить тех, а этому рада. Все это нехорошо как-то, я должна в этом разобраться. И сказать Лариске все, что я о ней думаю. А что я думаю? Не знаю… Настроение у меня окончательно испортилось, и я пошла искать своих,
Маруся, Ленька и Юрка сидели в «комнате сказок» — она изображала лесную поляну со всякими там зверушками, каждый на своем пеньке — и о чем-то разговаривали. Первым меня заметил Юрка. Он сказал:
— Вот появилась Красная Шапочка, которую сейчас съест Серый Волк.
Я возразила:
— Я несъедобная.
Маруся, казалось, очень обрадовалась моему появлению. Она сказала приветливо:
— Катя, вот еще один пенек, специально для тебя. Садись и включайся в наши умные разговоры. Между прочим, они меня замучили. — Маруся показала глазами на Леньку и Юрку. — Вместо того, чтобы веселиться, как делают все нормальные люди на Новый год, они пустились в философию.