Страница 71 из 83
- Внял, владыка! - перекрестившись и отвесив низкий поклон, отозвался Богдашка.
А Варлаам, осенив молодого прихожанина крестным знамением, немного помолчал и продолжил:
- Спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдовицу. Господь указал нам, как избавиться от врага и победить его тремя добрыми делами: покаянием, слезами и милостынею. И не тяжела, дети мои, сия заповедь Божия, чтобы сими тремя добродетелями избавиться от грехов и достичь царства небесного. И Бога ради не ленитесь, дети, умоляю вас. Не забывайте еще, что одинокая жизнь, монашество, строгие посты, налагаемые на себя иными благочестивыми людьми, не тяжкое дело...
Не грешите, не забывайте никогда на ночь молиться и класть земные поклоны... А больше всего берегитесь гордости и в сердце и в уме; при этом всегда говорите себе так: «Мы - люди смертные, сегодня мы живы, а завтра ляжем в гроб. Всё, что ты, Господи, дал нам, - не наше, а твоё. Ты поручил нам это лишь на несколько дней».
Берегитесь лжи: от этого погибает душа. Куда пойдете и где остановитесь, напойте, накормите бедных. А гостя почтите, откуда бы он ни пришел: будь он простой человек, будь он знатный или посол. Недужного посетите, над мертвым помолитесь: и мы ведь умрем. Что знаете доброго, того не забывайте, чего не знаете - учитесь...
Устинка, Андрейка и Богдашка Неведров вышли из храма тихие и умиротворенные. Им по душе пришлось поучение Варлаама. Правда, в жизни всё далеко не так, много в ней зла и несправедливости, но надо жить с Богом в сердце. Он-то всё видит и поможет одолеть дела неправедные.
- «Берегитесь лжи: от этого погибает душа». Прекрасные и мудрые слова сказал владыка, - с упоением произнес Устинка.
- Завтра у тебя смотрины. Сам Варлаам будет тебя вопрошать. Не оробеешь? Гораздо ли подготовил тебя Федор Огурец? - участливо спросил Андрейка.
- Кажись, братцы, ничего не забыл, и всё же зело страшусь. Владыка может и каверзный вопрос задать, на кой мне и не скумекать. Вот срам-то будет!
- Не робей, Устинка! Пуганый заяц и пенька боится. Всё-то ладно у тебя будет, - хлопнув товарища по плечу, весело произнес не унывающий Богдашка.
- Дай-то Бог.
Смотрины были назначены в Крестовой палате дворца. Владыка сидел в кресле. Подле него стоял соборный протопоп, а у порога - могучего вида послушник, личный телохранитель святителя. Устинка и в самом деле оробел. Лик митрополита был суров, величав и неприступен; казалось, сам Господь сошел с небес и воссел в резном кресле, сверкая золотыми одеждами.
«Один их самых близких к Богу... Святой. Поди, все грехи мои ведомы. Не угожу в батюшки», - подумалось Устинке.
- Выходит, преставился Паисий. Наслышан был о нем. Боголюбивый был пастырь, на добрые дела мирян наставлял. Да прими его, Господи, в свои небесные владения.
Варлаам широко перекрестился, лицо его стало задумчивым. В Крестовой было тихо, никто не посмел нарушить молчания святейшего; но вот он качнулся на мягкой подушке из вишневого бархата и вновь устремил свой взор на Устинку.
- Сам ты из местных прихожан. А ведаешь ли ты, отрок, чем славна земля Ростовская?
Устинка замялся: Ростов многим славен, был он когда-то и великокняжеским стольным градом и с погаными лихо бился. О богатыре Алеше Поповиче по всей Руси песни складывают. А знаменитые ростовские князья Ярослав Мудрый, Юрий Долгорукий, княгиня Мария - первая на Руси летописец и вдохновительница городских восстаний супротив басурман?
И Устинка, уняв робость, обо всем этом поведал. Лицо святителя тронула легкая улыбка.
- Добро, глаголишь, сыне. А еще чем славна земля Ростовская? Кто из великих чудотворцев возвысил Русь православную?
- Преподобный Сергий, владыка. Сын ростовского боярина Кирилла. Много лет он жил в скиту отшельником, а преславной Троице-Сергиевой обители начало положил.
- Добро, отрок. Чти грамоту от мирян, отец Мефодий.
Протопоп приблизился к митрополиту и внятно, подрыгивая окладистой бородой, прочел:
«Мы, ремесленные люди Гончарной слободы, выбрали и излюбили отца своего духовного Устина себе в приход. И как его Бог благоволит, и святой владыка его в попы поставит, и будучи ему у нас в приходе с причастием и с молитвами быть подвижну и со всякими потребами. А он человек добрый, не бражник, не пропойца, ни за каким питьем не ходит; в том мы, староста и мирские люди, ему и выбор дали».
Владыка кивнул и задал Устинке новый вопрос:
- А поведай, сыне, что держит землю?
- Вода высока, святый отче.
- А что держит воду?
- Камень плоск вельми.
- А что держит камень?
- Четыре кита, владыка.
- А скажи, сыне, из чего составлено тело человека?
- Из четырех частей, владыка. Из огня тело заимствует теплоту, от воздуха - холод, от земли - сухость, от воды -мокроту.
- Похвально, сыне, зело похвально. А горазд ли ты в грамоте? Подай ему Псалтырь, Мефодий.
Устинка принял книгу, оболоченную синим сафьяном, и бегло начал читать.
- Довольно, сыне. Прими мое благословение.
Сложив руки на груди, Устинка ступил к митрополиту, пал на колени. Варлаам воздел правую руку.
- Во имя отца и сына и святаго духа! - истово промолвил он и, перекрестив Устинку, коснулся устами его головы.
В тот же день состоялось рукоположение в священники. Из храма Устинка сын Петров вышел отцом Устинием.
Г л а в а 14
КНЯЗЬ И ЗАТОШВЕЙКА
Царица Мария Федоровна уже не в первый раз говаривала брату:
- Давно пора тебе, Михайла, добрую супругу подыскать. Будет тебе к полюбовницам ходить. Остепенись! Ты - мой старший брат, дядя наследника престола Дмитрия.
- Я никогда о том не забываю, сестра. А для племянника своего я делаю всё возможное и невозможное.
- Ведаю, ведаю, брат. Не о сыне моем речь. Ты - князь, и уже в летах, а все князья, как тебе ведомо, законных супруг имеют. Ты же всё по девкам бегаешь, как молодой жеребец. Стыдно, Михайла!
- Это ты на что намекаешь?
- А ты будто и не ведаешь? На златошвейку твою.
Лицо Михайлы Федоровича подернулось смурью.
- Пронюхали-таки. Прикажу кнутом высечь твоих доглядчиков!
- Не высечешь, коль я для тебя еще царица, хотя и опальная, - резко произнесла Мария Федоровна и с недовольным видом, покачав головой, добавила:
- И с кем ложе делишь? С простолюдинкой, девицей из черни. Срам!
- Может, княжну в хоромы привести? - не без ехидства вопросил Михайла.
Царица примолкла. Княжну брат привести не мог: ни один из русских князей не посмел бы выдать свою дочь за опального человека.
- В Угличе и боярышень хватает. Видела как-то в соборе дочь Тучкова, Марфу. Собой видная, надо бы к ней приглядеться. Боярина хоть холопы и обворовали, но он выкрутится. У него полтысячи мужиков в деревнях и селах, разных угодий не перечесть, да и конские табуны самые большие. Советую приглядеться к Марфе
- Да ведаю я эту Марфу! Наличьем видная, а нравом поганая. Злющая ведьма! Лучше жить в пустыне, чем с женой долгоязычной и сварливой. Никакой зверь не сравнится со злой женой. Худая жена - кара Господня.
- Остынь, Михайла. А ты, я вижу, даром время не теряешь. Неужели всех боярышень ведаешь?
- У тебя свои доглядчики, у меня тоже не лаптем щи хлебают. Никого не вижу лучше Полинки.
- Да она ж раба, пойми ты! Наложница! - загорячилась в свою очередь Мария Федоровна. - Я ж говорю о жене из почтенной семьи.
- Раба? Ну и пусть. Вот возьму и повенчаюсь с ней в храме.
- Да ты с ума сошел, Михайла!