Страница 70 из 83
- Ничего не делать. Отдохнешь, ямщик, от своей воровской работы. Покуда в порубе посидишь.
- Да ты что, князь?! - ахнул Юшка. - Честного человека, и как татя в поруб? Худой же твой суд.
- Добро, если порубом отделаешься. Если Митька хулу на тебя возведет, казню без пощады... Эгей, караульные! Скиньте этого лиходея в поруб!
Г л а в а 13
НЕИСПОВЕДИМЫ ПУТИ ГОСПОДНИ
С некоторых пор Андрейка стал примечать, что его подручный Устинка все чаще стал навещать приходскую церковь. Да и отец то приметил.
- Чего это наш подручный в храм зачастил? Работа простаивает.
- Пытал я его, батя, но тот всё больше отмалчивается. Странный он какой-то стал. Надо к печи изразцы подавать, а Устинка у приказчикова киота встанет и всё чего-то шепчет, будто молитвы читает. Окликну его, а он весь отрешенный, будто ничего не видит и не слышит. Вечерами же все парни на - гульбище, а Устинка - в избу пономаря Федора Огурца.
- И чего это с ним приключилось?
- Не ведаю, батя.
Однако вскоре всё прояснилось. Через неделю Устинка пришел к старому мастеру, низехонько поклонился и молвил:
- Спасибо тебе, Шарап Васильич за выучку, а ныне отпусти меня Христа ради.
- Аль лучшего мастера нашел?
- Всему Угличу ведомо, что лучший гончарный и печной мастер Шарап Васильич... В храм я сойти надумал, - слегка покраснев, отозвался Устинка.
- Как это в храм?
- Так уж получилось, Шарап Васильич. Хотят меня в приходскую церковь Николы Чудотворца рукоположить. Батюшка там после пресвятой Троицы преставился, вот и... Одним словом, отныне Богу хочу служить.
- Вот оно что, - крякнул Шарап, каким-то обновленным взглядом рассматривая подручного.
Устинка - парень молодой, нравом тихий, на зелено вино не падкий, а главное - в грамоте горазд. Пожалуй, и получится из него батюшка147.
Шарап поднялся с лавки и благожелательно произнес:
- Ну что ж, Устимка, коль слободской мир того желает, я готов тебя отпустить. Хотя мне и жаль. Добрый бы мастер из тебя вышел. Ступай, и хранит тебя Бог.
Устинка вновь низехонько поклонился, вышел из избы, попрощался с Андрейкой и направился к своему новому наставнику, с коим сдружился еще с детских пор.
Федор Афанасьев (прозвищем Огурец) был невысокий мужичок, с узким лбом, живыми капустными глазами, с куцей русой бороденкой и большим шишковатым носом, напоминавшим огурец. Несмотря на свой малый рост и неказистый вид, пономарь Федор слыл в Угличе отменным книгочеем, кой знал наизусть многие богослужебные книги. Ему бы прямая дорога в священники, после кончины отца Никодима, но велся за Огурцом солидный грешок: нет-нет, да и хватит лишку зеленого змея.
Покойный батюшка нередко пономаря поругивал, грозил отлучить его от храма, но сделать бесповоротный шаг так и не решился: Федор не только был знатоком богослужебных книг, но и обладал отменным певчим голосом.
Федор Огурец знал Устинку со дня рождения: тот доводился ему дальним родственником. Мальчонка рос любознательным, частенько бывал в избе пономаря, от него и грамоту постиг.
- Ложка нужна, чтобы похлебку хлебать, а грамота, чтобы знания черпать. Без грамоты, Устинка, как без свечки в потемках, - нравоучительно говаривал Огурец, и, трепля отрока за вихрастую голову, добавлял:
- Вот подрастешь, войдешь в лета - и батюшкой станешь. Нравится тебе в храме быть?
- Нравится, дядя Федор, уж так нравится! - восторженно отзывался Устинка.
- Вот и, слава Богу. Утешил меня.
Но отец Устинки, Петрован, привел сына в четырнадцать лет к мастеру Шарапу.
- Сочту за честь, Шарап Васильич, коль мое чадо к себе на выучку возьмешь. Семья у меня большая, кормиться надо. Уж не откажи в своей милости.
- Приму, Петрован, но всё зависит от твоего огальца. Было бы усердие, а коль лениться будет - не обессудь.
- Он у меня толковый и работящий, - заверил мастера Петрован.
С того дня стал Устинка приобщаться к гончарному делу...
* * *
После того, как слободской мир вдругорядь попросил Устинку пойти в приходские священники, и тот дал добро, староста молвил:
- Не подведи мир, Устинка. Изведал я от соборного попа, что сам владыка Варлаам по церковным делам в Углич прибывает. Человек он суровых правил, взыскательный, устроит тебе строгие смотрины. Не подведи, баю.
Устинка тяжело вздохнул. Федор же Огурец неодобрительно глянул на старосту.
- Чего пугаешь? Устинка не подведет, на любой вопрос владыки ответит.
- Дай-то Бог, - молвил староста.
После ухода мирян слободы, Устинка спросил пономаря.
- Я и в глаза не видел Варлаама. Откуда и кто он?
- Отвечу, отрок. Ранее Варлаам был игуменом новгородского Кирилло-Белозерского монастыря, а два года назад его благословили в ростовские епископы. А как Иова на московском соборе провозгласили патриархом всея Руси, епископа Варлаама посвятили в митрополиты ростовские и ярославские. Ему же велено и Углич дозирать.
И вот настал день, когда митрополит прибыл в Углич. Его встречали князья Нагие, бояре и дворяне, местное духовенство и весь посадский люд. Владыка, не заходя во дворец, тотчас направился в Спасо-Преображенский собор и отслужил вечерню.
Храм был битком набит верующими. Всем хотелось не только поглядеть, но и послушать нового святителя. Но когда митрополит вышел из собора на паперть, опираясь на черный рогатый посох с каменьями и серебром по древку, то увидел большую толпу молодых людей, не сумевших попасть на службу. Чело владыки нахмурилось.
«Вот всегда так. Юноты, уступая место пожилым людям, остаются без святительского слова. А не им ли, в первую очередь, нужны добрые проповеди?» - подумал он и молвил:
- Завтра приходите к обедне, дети мои.
- Непременно придем, владыка! - выкрикнул из толпы Богдашка Неведров.
- Я прикажу проследить, святейший. Завтра будут одни молодые гражане, - заверил митрополита князь Михайла Федорович, поняв озабоченность Варлаама.
На другой день собор и в самом деле был полностью заполнен молодыми посадчанами. На митрополите был белый клобук с крыльями херувима, шелковая мантия с бархатными скрижалями148, на груди темного золота панагия149 с распятием Христа, унизанная жемчугами и изумрудами.
Проповедь митрополита была внятной, длинной и наставительной:
... Дети мои, имейте страх Божий в сердце своем и творите милостыню щедрой рукой: она - начало всякому добру. Вы, юноши, будьте душою чисты, непорочны, в беседе кротки, за столом скромны, при старых людях молчите, умных людей слушайте, старшим повинуйтесь, с равными себе и с младшими обходитесь с любовию. Беседу ведите без лукавства, - больше вникайте в дело, не горячитесь на словах, не бранитесь, не предавайтесь безрассудному смеху. Старших уважайте, с потерявшими стыд, в беседу не вступайте...
Приучайте, дети мои, язык к воздержанию, ум к смирению очи к послушанию, всё тело - к полному повиновению душе. Истребляйте в себе гнев, имейте помыслы чистые, понуждайте себя на добрые дела ради Господа. Отнимают у тебя что - не мсти, ненавидят, притесняют - терпи, ругают - молись и подавляй в себе грех.
- А коль притесняют и ругают неправедно? - дерзко прервав святителя, громко спросил Богдашка Неведров, стоявший в первых рядах.
Собор замер, а Варлаам, отыскав глазами непочтительного прихожанина, строго изрек:
- О, бренный человек, не знающий даже и того, что ты такое и сам в себе, укроти себя, смирись, умолкни, бедный, перед Богом, тварь перед Творцом, раб перед Господом! Дело Божие есть учреждать и повелевать, а твоё - повиноваться и исполнять святую его волю. Возьми на себя, человек, иго Христово и сим игом укрепи себя в правилах богомыслия и веры. Неси бремя Христово и сим бременем заменяй все тяготы мирские. Внял ли ты, бренный человек, словам моим?