Роль

— Куда потащил?! Твой, что ли? — Бежин взял парня за грудки, прижал к стене и приподнял над полом вместе с портфелем.

Из кабинки вышел Широков. Он увидел прижатого парня с кейсом в руках и ударил автоматически. Удар получился жестокий — затылок парня был прижат к мраморной стене. Он беззвучно сполз вниз, распластался на полу без признаков жизни.

— Ну, ты где застрял, Бибиков? — В туалет вошел еще один из бойцов. Он хотел что-то сказать, увидев тело Бибикова на полу, но не успел. Бежин ударил в живот, а Широков в подбородок. Также беззвучно боец улегся рядом с Бибиковым.

Пытаясь понять, что происходит, Бежин и Широков переглянулись. Но думать было некогда — за дверью смеялась и галдела остальная компания. Их было, как минимум, восемь. На этот раз их захлестнула волна ударов со всех сторон. Прижавшись спиною к спине, случайные соратники заняли круговую оборону. Обнаружив, что с кондачка обидчиков не взять, молодые одновременно и несколько заученно приняли стойки, характерные для восточных единоборств и принялись с криками «Йа!» и «Хэй-хо!» выбрасывать вперед руки и ноги. Однако карате и тейквондо в тесном помещение и при стечении народа были малоэффективны. Порою, кто-либо из бойцов в запале заезжал пяткой в лоб своему соседу, и вообще, сливающиеся вопли и полная неразбериха позволяли Широкову и Бежину держать ситуацию под контролем. Зато крестьянские удары кулаком сверху, нанесенные вовремя защищавшимися, давали поразительный эффект. Вскоре на полу лежало четверо, включая Бибикова, а остальные рисковали затоптать поверженных. Заметив это, старший в компании притормозил.

— Отставить! Достали корки! Быстро!

У Бежина зарябило в глазах, от окруживших его красных книжечек. Старший раскрыл свое удостоверение и сунул прямо в нос Бежину.

— Школу сегодня закончили? — догадался Бежин.

Старший подозрительно взглянул на него.

— Ну…

— Отмечаете? — уточнил Бежин.

— Ну, — подтвердил старший. Ловким движением Бежин вырвал из его руки удостоверение, молниеносно сунул в карман.

— Драка в общественном месте. Нехорошо, товарищ старший лейтенант.

— Отдай документ! — потребовал старший.

— Свои документы получите в управлении, — строго сказал Бежин. — Напишите объяснительную и подойдете завтра к восьми ноль-ноль. Не опаздывать.

— Да ты кто такой?! — возмутился офицер. Бежин мельком взглянул на свое отражение в зеркале, насупился, погладил плечи шелковой рубахи.

— Если б я хотел, чтобы всякий лох это знал, погоны для тебя бы надел.

Широков пригляделся к Бежину, оценил его искусство перевоплощения. Старший растерялся.

— Четверых ребят вы неправильно положили, — упрекнул он.

— Двоих, — уточнил Бежин. — Эти сами нарвались. Нечего было ногами махать.

— Ну, двоих, — признал старший. — Значит, так. По стольнику за каждого и корки назад. Итого двести баков. И разбежались.

— Стыдно торговать телами товарищей, — торговался Бежин.

— А ты хотел бесплатно уйти? — возмутился старший.

— Нет у меня денег, — упирался Бежин.

— Я заплачу. — Широков достал бумажник, протянул две купюры старшему.

— Документ давай, — сказал тот.

В туалет вошел мэтр, мигом оценил ситуацию.

— Что тут происходит?

— Так, побеседовали, — объяснил старший.

Мэтр посмотрел на деньги в его руках.

— За шум заплатить бы надо.

— Сколько?

— Ста хватит.

— Обсосешься. — Старший обернулся к Бежину. — Ксиву гони.

— За шум заплатить бы надо, — вступился за мэтра Бежин.

— Подавись. — Старший сунул одну купюру в руку мэтра, и тот мгновенно исчез.

Бежин отдал удостоверение. Компания принялась поднимать лежащих. Бибиков вдруг открыл дикие глаза и, указав перстом на Бежина, заорал:

— Это он меня бил! Он!

— Тихо, тихо, — успокоил его старший. — Разобрались уже.

Бибиков никак не мог понять, как разобрались, если обидчики живы, здоровы и не арестованы.

— Он же меня бил, он! — продолжал кричать он из двери.

Бежин и Широков остались наедине.

— За что ты его бил? — спросил Широков.

— Ничего себе! — возмутился Бежин. — Это ты его бил. А я подумал, он вор, портфель твой украсть хочет.

— А он, наверно, думал, что забыл кто-то, мэтру отдать хотел. — Широков приглядывался к Бежину, обнаруживая, что тот поразительно похож на его шефа.

— Я не знал, что он мент, — оправдывался Бежин. — Рожа бандитская. Не разберешь их.

Широков взял кейс.

— В общем, недоразумение вышло.

— Может, там ценное что-то.

— Там уши, — сказал Широков.

— От мертвого осла? — пошутил Бежин.

— От мертвого осла, — серьезно подтвердил Широков.

Он вошел в кабинку, выбросил у унитаз уши бедного Пини и спустил воду.

Бежин пел один. Это была очень нежная, тихая песня о любви и разлуке, и он был совсем не похож на того Бежина, который только что бился в ресторанном сортире. Столик выпускников милицейской школы был пуст, в зале стало тихо, к песне прислушались. Когда Широков вошел в кабинет, испанская танцовщица уже сидела на коленях у Павлова.

— Брысь! — Широков смахнул ее с коленей, выставил вон.

— Ты что? — удивился Павлов.

— Тебе надо исчезнуть, — сказал Широков. — И как можно быстрее.

— Хорошо, я уеду за границу.

— Только не за границу. Документы засветишь, он тебе в два счета вычислит. За границей служба регистрации иностранцев четко поставлена. Здесь на дно ляжешь.

Павлов нахмурился.

— Надолго?

— Хорошо бы навсегда. Он не успокоится, пока тебя не убьет. Вопрос стоит просто — или ты, или он. Против Левушки тебе никакая охрана не поможет.

— Что же делать? — спросил Павлов.

— Деньги надо было заплатить, — отрезал Широков.

— Ну, сейчас-то что? Я же вижу по глазам, ты что-то придумал, Сережа.

— Есть одна мысль, — с некоторым самодовольством сказал Широков. — Для другого бы после такой подлости, ей Богу, пальцем бы не пошевелил. Но уж поскольку с детства тебя знаю… Взгляни-ка.

— Он приподнял штору.

— Ну? — Павлов глядел на сцену.

— Не узнаешь?

— Где-то, кажется, видел, — неуверенно сказал Павлов.

— Не где-то, а в зеркале. Это же ты.

— Неужели я так похож на педераста? — обиделся Павлов.

— Особенно когда долги не отдаешь, — съязвил Широков. — Я к нему присмотрелся — подмазать его, поднатаскать — справится. Артист.

— Ты хочешь сказать, он заменит меня? Ерунда.

— Незаменимых нет, говорил товарищ Сталин. — Типун тебе на язык. Ну, ладно, я еще понимаю, в одетом виде. А Илзе?

— Она плохо видит.

— Разве женщине надо видеть? Она мгновенно узнает любого мужчину на запах, на вкус, на слух. Для нее прикосновение кожи в постели лучше всякой дактилоскопии.

— Ну, это вещи субъективные. А вот когда девять человек уверенно говорят десятому, что белое — это черное, он, в конце концов, соглашается, сказал Широков. — Психология. А они скажут. Скорее всего, она самой себе не поверит, даже если увидит. А она не видит.

Павлов снова поглядел на Бежина.

— Ты хочешь, чтобы этот хмырь жил в моей квартире, ездил на моей машине, тратил мои деньги и трахал мою жену?

— Ты хочешь, — поправил Широков. — Потому, что убивать будут тоже его. Впрочем, смотри, тебе решать. К тому же, я думаю, это ненадолго. Левушка не заставит себя ждать.

— Ну, хорошо, он замочит его, потом появлюсь я, и он замочит меня. Так?

— Нет, — возразил Широков. — Мы предупреждены и сможем все держать под контролем. Когда он клюнет на наживку, мы его возьмем. Я же сказал — либо ты, либо он. Пусть покойником будет он. Или ты считаешь иначе?

Бежин закончил петь. Ему захлопали, он раскланялся. Мэтр смахнул слезу белоснежным платочком.

— Овца сраная, — сквозь зубы выругался Павлов. — Она с этим придурком за ведро супа в голодный год в постель не ляжет.

— Кто? — не понял Широков.

— Илзе, кто же еще.

Широков, отвернувшись, ухмыльнулся.