Роль

Он ударил, но Бежин увернулся и в ответ ударил ногой с разворота. Парень схватился за голову, согнулся.

— Ой, мля, больно же!

Бежину не хотелось испытывать на себе шипы кастетов, он держал дистанцию, убегая и уворачиваясь, работал ногами. Обкуренные парни не поспевали за ним, но все же, несколько скользящих ударов достигли цели. Из пробитой губы Бежина полилась кровь. За время драки Илзе не прервала крика, пронзительного, как милицейский свисток. Удовлетворившись успехом, ребята полезли в машину. Им надоело гоняться за вертким противником. Однако, Бежин не собирался отпускать их с миром. Заметив, что с машины сняты номера, и вычислить впоследствии ее будет невозможно, он принялся долбить ее ногами в надежде разбить лобовое стекло, или хотя бы помять крылья. Сверкая в свете фонарей, с жигуля полетели молдинги. Взбешенный водитель попытался наехать на Бежина, и почти прижал к стене, но тот буквально взлетел на карниз цоколя, и машина, помяв бампер, влепилась в стену. Бежин спрыгнул на капот, ударил по стеклу, и оно зазмеилось трещинами. Ребята снова вылезли из машины, карусель продолжилась. Одному из нападавших удалось приблизиться к Бежину на опасное расстояние. Чтобы избежать удара, Бежин схватил его за ноги, повалил.

— Отпусти, гад! — истошно заорал испуганный парень. — Глаз выдавлю!

Бежин оседлал его, прижал к земле. Послышалась сирена. Бежин получил удар ногой по голове, но это был последний удар. Ребята сочли за благо скрыться в машине, оставив товарища на милость победителя. У места битвы затормозил знакомый мерседес. Жигуль скрылся в темноте. Бибиков выпустил вслед ему трассер.

— Живы? — спросил старший. — Помощь нужна?

— Ему. — Бежин показал на парня. Из-под века у того сочилась струйка крови.

— Номер машины запомнили?

— Не было номеров.

Старший взял рацию.

— Центр, здесь тринадцатый. Белые жигули… — Он обернулся к Бежину. — Какой модели?

— Шестой.

— Шестой модели в районе каменного моста. В угоне? Понял, отбой. — Он выключил рацию. — Уже ищут.

Парень сел на земле, закрывая рукой лицо.

— Глаз, мой глаз, — плакал он.

Старший подошел к нему.

— Убери руку, дай посмотрю. Руку, говорю, убери!

Он отнял руку от лица пострадавшего.

— Серьезно. Нанесение тяжких телесных повреждений.

— Я не нарочно, — оправдывался Бежин. — Он сам кричал, что глаз выдавит. А я даже не знал, что это можно. У них кастеты…

— Кастеты? Тогда другое дело — необходимая оборона. Где кастет?

— Не было кастетов, — выл парень. Действительно, кастет с его руки исчез, видимо он успел закинуть его в кусты.

— Если нет, тогда плохо. — Старший поглядел на Бежина. — Тогда превышение.

Бежин достал из бумажника деньги, протянул федералу.

— Ну, зачем? — притворно смутился он, беря деньги. — Я думаю, мы еще встретимся.

Неизвестно откуда на остановке притормозил заблудившийся ночной троллейбус.

— Если встретимся, еще дам. — Бежин схватил Илзе за руку, они залетели в дверь.

Троллейбус скрылся за горбом каменного моста.

— А ты говоришь, драться не умеет, — сказал Бибиков. — Точно, он меня бил.

Они ехали, словно влюбленная парочка в пустом троллейбусе.

— Сколько же мы не ездили на троллейбусе? — вспоминала Илзе. — Лет пять, наверное.

Бежин едва не проговорился, что пользуется этим удобным видом транспорта ежедневно.

— Тебе не нравиться?

— Долгая у нас получается дорога домой, — сказала Илзе. — И опасная.

Миновав темные дворы, они вышли на освещенную дорожку возле дома.

— Ну, сейчас-то все позади, — сказал Бежин.

Поддон с кирпичом висел на лебедке, угрожающе покачиваясь на ветру. Трос, задевая о край крыши, неумолимо перетирался.

— Будто кто-то там, — Илзе показала на небо, — не хочет, чтобы мы добрались до дома.

Бежин взглянул наверх. Поддон летел вниз, набирая скорость. От мощного толчка Илзе отлетела на газон, упала. Самому Бежину чудом удалось избежать смерти, откатившись по асфальту. От страшного удара штабель развалился. Поднялось красное облако пыли, осколки кирпича посыпались на Бежина. Илзе села на траве, помотала головой. Бежин встал, отряхнулся, подошел к ней.

— Ты в порядке?

— Что случилось? — спросила Илзе.

— Кирпич с крыши упал, — объяснил Бежин.

— Что с тобой? Неделю назад ты не пошевелил бы пальцем, чтобы меня спасти.

— Скотина, — тихо выругался Бежин.

— Сам скотина, — обиделась Илзе.

— Я про себя и говорю, — согласился Бежин. — Неделю назад.

— Надо чем-нибудь помазать, — сказала Илзе.

Бежин посмотрел в зеркало. Губа перестала кровоточить, но сильно распухла.

— Да, — согласился он. — Где у нас перекись?

Илзе удивленно взглянула на него.

— Что?

— Открытые раны обрабатывают перекисью водорода. Йод, хотя бы, есть?

— Не знаю, — растерялась она.

— Какие, вообще, есть лекарства?

— Валерьянка…

— Давай валерьянку.

Бежин сидел в кресле, а Илзе обрабатывала его выпяченную губу ваткой, смоченной в валерьянке. Ее грудь находилась на уровне его лица.

— Больно?

Он промычал в ответ, заглядывая в вырез платья.

— Потерпи…

Бедро Илзе касалось его руки на подлокотнике.

Илзе вышла из ванной свежая, соблазнительная. Он не мог скрыть восхищенного взгляда, а она не могла его не заметить.

— Я очень устала, — ответила она на безмолвный вопрос.

— Конечно, родная, ложись.

— А ты?

— Я тоже скоро приду.

Душу Илзе охватили противоречивые чувства. Ненавистный Павлов очень напоминал прежнего, любимого. Ей хотелось, чтобы он подтолкнул ее к определенности, скорее всего, к ссоре, но он не давал повода, смотрел молча.

— Чтобы не было неясностей, хочу предупредить, — сказала она, — я тебя не хочу.

— Я понимаю, — согласился он. — Ты переволновалась сегодня. Да и я не в форме.

— Не сегодня, — настаивала она. — Никогда. Твоя форма меня совершенно не волнует.

Он невольно улыбнулся. Ее сморщенный лобик и капризный детский тон тронул его.

— Хорошо, хорошо. Только старик Соломон советовал никогда не говорить никогда.

Не добившись удовлетворения, Илзе скрылась в спальне в состоянии неопределенности.

Бежин стоял под душем. Глаза его устали, он снял линзы, положил в футляр. Оставлять его на виду не хотелось. Он дернул решетку вентиляции, она открылась на удивление легко. Бежин подержал в руках пистолет, положил в пакет, а пакет спрятал обратно за решетку. Футляр с линзами остался лежать на туалетной полочке.

Илзе притворилась спящей, когда он вошел. Бежин лег рядом.

— Ты спишь? — сказал он.

— Сплю, — сказала она.

— Я починил вешалку, — сказал он.

— Какую вешалку? — сказала она.

— Которую ты сломала утром, — сказал он. — Для полотенец.

— Иди ко мне, — сказала она. — Ты спишь, — сказал он.

— Да, — сказала она.

— Ты устала, — сказал он.

— Очень, — сказала она.

— Ты меня не хочешь, — сказал он.

— Когда я сплю, — сказала она, — я себя не контролирую.

Бежин обнял ее.

— Подожди, — сказала она.

— Жду, — сказал он.

— Ты же не в форме, — сказала она.

— Я солгал, — сказал он.

— Ты лгун, — сказала она.

— Жуткий, — сказал он.

— Твоя губа, — сказала она. — Тебе не будет больно?

— Нет, — сказал он. — Мне не будет больно.

Илзе гладила Бежина по руке, обвела пальчиком татуировку, провела, едва касаясь по внутренней стороне локтя и предплечья, повторяя линию раздутых от недавней любви вен. Он инстинктивно вздрогнул.

— Что? — забеспокоилась она.

— Щекотно, — сказал он. — У меня с детства это место очень чувствительное.

— Странно, — сказала она. — Ты раньше этого не говорил.