Страница 109 из 123
— Бедный Тони! Я чувствую себя просто скотиной.
— Как насчет чашки горячего, крепкого чаю? Мы как раз успеем.
Они пошли по Чансери-Лейн к Стрэнду.
— Но только чаю, дорогая. Есть я не в состоянии.
Есть не могла ни та, ни другая. Они заварили крепкий чай, выпили его и молча возвратились в здание суда. Клер, даже не ответив на тревожный взгляд отца, заняла прежнее место на первой скамье, сложила руки на коленях и опустила глаза.
Динни заметила, что Джерри Корвен оживленно беседует со своим защитником и советчиком. Проходя на свое место, «юный» Роджер сказал:
— Они хотят еще раз вызвать Корвена.
— Зачем?
— Не знаю.
Появился судья; ступая словно во сне, он слегка поклонился суду и сел. «Еще ниже, чем раньше», — подумала Динни.
— Милорд, перед тем как возобновить перекрестный допрос ответчицы, я хотел бы, с вашего разрешения, снова вызвать истца, в связи с тем пунктом, которому мой коллега придает такое значение. Ваша милость помнит, что на перекрестном допросе мистер Инстон приписал истцу заранее обдуманное намерение развестись с женой, якобы возникшее у него с того дня, как она от него уехала. Истец хочет дать по этому поводу некоторые дополнительные показания, и мне придется еще раз его вызвать. Постараюсь быть очень кратким, милорд.
Клер вдруг подняла глаза на судью, и сердце Динни отчаянно забилось.
— Пожалуйста, мистер Броу.
— Сэр Джералд Корвен.
Корвен, как обычно, подтянутый и хладнокровный, вновь появился у барьера, и Динни заметила, что Клер пристально смотрит на него, словно желая перехватить его взгляд.
— Вы сообщили нам, сэр Джералд, что перед вашим возвращением на Цейлон вы виделись с вашей женой в последний раз первого ноября у нее на квартире на Мелтон-Мьюз?
— Да.
Динни замерла. Вот оно!
— Скажите, в этот раз, помимо всяких разговоров, между вами произошло еще что-нибудь?
— Мы были мужем и женой.
— Вы хотите сказать, что супружеские отношения между вами возобновились?
— Да, милорд.
— Благодарю вас, сэр Джералд. Я думаю, что теперь предположение моего коллеги отпадает. Вот все, что я хотел спросить.
Заговорил Инстон.
— Почему вы не сказали этого при первом допросе?
— До вашего перекрестного допроса я не считал, чтобы это могло иметь существенное значение.
— Вы присягнете в том, что все это не выдумка?
— Разумеется.
Динни сидела неподвижно, прислонившись к деревянной спинке скамейки, и, закрыв глаза, думала о молодом человеке, сидевшем через три ряда от нее. Это бесчеловечно! Но кто здесь думает о человечности? Здесь вынимают из человека самые сокровенные части его души, холодно разглядывают их, почти с удовольствием, и затем, истерзав, кладут обратно.
— А теперь, леди Корвен, попрошу вас.
Когда Динни открыла глаза, Клер уже стояла у решетки, выпрямившись и устремив пристальный взгляд на мистера Броу.
— Вы слышали, леди Корвен, — произнес тягучий сочный голос, — последнее показание истца?
— Да.
— Это правда?
— Я не желаю отвечать.
— Отчего?
Динни увидела, что Клер повернулась к судье.
— Милорд, когда мой защитник спрашивал меня о моей семейной жизни, я ответила, что не хочу ее касаться; не хочу говорить о ней и теперь.
На мгновение взгляд судьи обратился в сторону говорившей, затем снова устремился в невидимое.
— Этот вопрос возник на основе показания, данного в противовес предположению вашего же защитника, и вы должны на него отвечать.
Ответа не последовало.
— Повторите вопрос, мистер Броу.
— Правда ли, что во время той встречи, о которой говорит ваш муж, супружеские отношения между вами были восстановлены?
— Нет. Неправда.
Динни, знавшая, что это правда, подняла глаза. Судья все еще смотрел куда-то поверх ее головы, но она заметила, как он слегка выпятил губы. Он не верил.
Сочный голос заговорил опять, и она уловила в его интонациях какой-то скрытое торжество:
— Вы присягаете?
— Да.
— Значит, ваш муж, утверждая этот факт, дал ложную присягу?
— Вам придется поверить либо мне, либо ему.
— Мне кажется, я знаю, кому поверят. Скажите, а не было ли ваше последнее отрицание вызвано стремлением пощадить чувства соответчика?
— Нет.
— Можем ли мы теперь придавать хоть какое-нибудь значение всем вашим предыдущим показаниям?
— Нельзя ставить подобный вопрос, мистер Броу. Ведь ответчица не знает, какое мы им придаем значение.
— Хорошо, милорд. Сформулирую иначе: вы _все время_ говорили одну правду, леди Корвен, и только правду?
— Да.
— _Очень_ хорошо. У меня больше нет к вам вопросов.
Пока Клер отвечала на некоторые дополнительные вопросы, в которых тщательно обходилось все, касавшееся последнего заявления Корвена, Динни думала только о Тони Круме. Она чувствовала, что дело проиграно, ей хотелось взять Клер за руку и незаметно выскользнуть отсюда. Если бы этот человек с хищным носом не старался изо всех сил очернить Корвена и доказать больше, чем было нужно, последняя мина не взорвалась бы. А вместе с тем стремление очернить противника — разве не в этом вся суть судебной процедуры?
Когда Клер вернулась на свое место, бледная и измученная, Динни шепнула ей:
— Не лучше ли уйти, дружок?
Клер покачала головой.
— Джеймс Бернард Крум.
В первый раз с самого начала процесса Динни имела возможность внимательно посмотреть на молодого человека и едва узнала его. Его загорелое лицо побледнело и осунулось, он казался очень худым. Серые глаза ввалились, рот был горестно сжат. Он казался лет на пять старше, и она сразу почувствовала, что отрицание Клер его не обмануло.
— Вас зовут Джеймс Бернард Крум, вы живете в Беблок-Хайте и работаете там на конном заводе. Есть у вас какие-нибудь личные средства?
— Никаких.
Допрашивал не Инстон, а юрист помоложе, с более острым носом, сидевший позади Инстона.
— До сентября прошлого года вы служили управляющим чайной плантацией на Цейлоне. Встречались вы с ответчицей на Цейлоне?
— Никогда.
— Вы никогда не были у нее в доме?
— Нет.
— Вы слышали, здесь говорилось об одном матче в поло, в котором участвовали и вы и после которого все участники были приглашены к ней?
— Да. Но я тогда не пошел. Мне надо было вернуться на плантацию.
— Значит, вы встретились впервые на пароходе?
— Да.
— Вы не скрываете, что влюблены в нее?
— Нет.
— И все же отрицаете факт прелюбодеяния?
— Категорически отрицаю.
Допрос Крума продолжался, а Динни все не могла отвести глаз от его лица, словно загипнотизированная этим выражением сдержанного, глубокого горя.
— А теперь, мистер Крум, последний вопрос: вы понимаете, что если обвинение в прелюбодеянии справедливо, то вы оказываетесь в положении человека, соблазнившего жену в отсутствие мужа? Что вы имеете сказать по этому поводу?
— Я имею сказать, что если бы леди Корвен испытывала ко мне такое же чувство, какое у меня к ней, я тут же написал бы ее мужу и сообщил ему, как обстоит дело.
— То есть вы известили бы его прежде, чем сблизиться с нею?
— Я этого не сказал, но, во всяком случае, как можно скорее.
— А она не испытывала к вам того же чувства, что вы к ней?
— К сожалению, нет.
— Так что никакой надобности извещать мужа не было?
— Нет.
— Благодарю вас.
Лицо Крума словно окаменело, — значит, сейчас заговорит Броу. Тягучий сочный голос прозвучал нарочито небрежно:
— Скажите, сэр, по опыту, разве любовники всегда питают друг к другу одинаковые чувства?
— У меня нет опыта.
— Нет опыта? А вы знаете французскую пословицу, что всегда один любит, а другой позволяет себя любить?
— Я слышал ее. — Она не кажется вам верной?
— Поскольку верна всякая пословица.
— Итак, судя по всему, что вы оба рассказывали, вы преследовали в отсутствие мужа его жену, которая этого вовсе не хотела? Не очень достойное занятие, не правда ли? Не вполне то, что называется «соблюдать правила чести».