Страница 3 из 4
- Как дела, сынок? – кто-то спросил меня, лишь только я начал засыпать. Я вскочил и увидел своего деда, которого любил как никого из родных. Он умер от военной контузии через месяц после того, как я поступил в московскую аспирантуру. Дел у меня тогда было много, и я не поехал его хоронить.
Я, вспомнив это, смешался, не зная, что ответить, и ответил он:
- Ты тогда не приехал не из-за разных дел, ты просто не хотел видеть меня мертвым. Ведь так?
- Да, - вздохнул я. – Но все равно я должен был поехать к тебе…
- Тогда ты сейчас видел бы меня слепым, со слезящимися глазами и сгорбленным позвоночником. И пахло бы от меня мочой. А теперь, гляди, я орел!
- Да, ты – орел, пахнущий «Шипром»! Я дал бы тебе 55.
- Тут нет возраста. Когда я хочу, мне сорок. Помнишь фотографию с бабушкой, ну, той, с Красной звездой?
Я хорошо помнил эту фотографию. Дед с бабушкой сидели, радостно глядя друг-другу в глаза. На груди деда был орден Красной Звезды. Это был его единственный орден. И он его не должен был получить, потому что дважды был репрессирован за неправильное социальное происхождение. Но в целом ему везло в жизни – не замерз на лесоповале, не расстреляли в Мордовии, не зарубили басмачи Ибрагим-бека, не убили на фронте, ни разу не был ранен. Только в самом конце войны, в Будапеште, он получил в рукопашном бою страшную для мужчины контузию.
- Конечно, помню. Мне эта фотография всегда нравилась, вы с бабушкой на ней такие счастливые. Недавно я сделал на Фотошопе звезду красной, получилось на заглядение.
- Посмотрю как-нибудь…
Я не стал вдаваться в расспросы. Фотографию я раскрасил в 2005 году, и сейчас она была в Москве. Вместо этого спросил:
А тут как? Чем занимаешься?
- Дел у нас тут много. Ведь у каждого есть подопечный, и мы живем рядом с ним, стараемся, чтобы он тоже сюда попал.
Дед неожиданно помрачнел.
- Что, не всегда получается? – глубине души я ревновал. У него какой-то подопечный, а у меня, при моей жизни, одни Пирровы победы.
- Да… Не всегда.
Он ответил так, что я понял, что чаще всего у них, шамбалийцев, с людьми ни черта не получается.
- Да нет, получается. Ведь многие мечтают к нам попасть…
- Больше всего в рай хотят попасть злодеи. Нормальные люди мало о нем задумываются.
Мы помолчали, с удовольствием друг друга рассматривая. Молчание нарушил дед:
- Помнишь, как мы пропускали с тобой по бутылочке красного?
- Помню… Иногда жалею, что жадничал, и не брал еще одну…
- Когда я просил, ты всегда брал…
- Ты знаешь, что лучше всего я помню?
- Что?
- Как ты возвращался из очередной командировки. Шел по переулку, задумчивый, с охапкой пакетов со сладостями.
- Мне тяжело было возвращаться домой, ты знаешь… Ну, я пошел?
- Дела?
- Да…
-Знаешь, мне иногда кажется, что никто меня не любил как ты. Мне живется лучше, когда я это вспоминаю.
На глаза деда навернулись слезы. Поцеловав меня в губы, он ушел по своим шамбаловским делам.
Я опять улегся, заложив руки за голову. Пахло облепихой. Я вспомнил, как мы, семнадцатилетние туристы, ее собирали. Она была мелкая, но ее было много. Как моя жизнь. Сколько лет пролетело – десятки бесконечных лет. А что было? Вечеринки с друзьями, шашни с женщинами, ссоры с женами, разводы, отчуждавшие детей… А после всего этого - пустая квартира, вечер один на один с бутылкой водки. Постой, какие десятки лет, какое отчуждение детей, пустая квартира, фактический алкоголизм? Ведь этого не было!
- Да, пока не было. Но будет, - увидев свое будущее, которое нельзя было изменить, сказал я себе. – Так что получается? Исхода нет? Улица, фонарь, аптека, бессмысленный и тусклый свет? Что же делать?!
- Да ничего особенного. Надо просто не мстить жизни за ее несправедливости, - сказал кто-то, присаживаясь рядом.
Я обернулся. Рядом сидел человек лет под семьдесят. Вглядевшись в него, я узнал Игоря К., он работал в моей геологоразведочной партии начальником отряда. Это меня удивило.
- Что ты тут делаешь?! Ты же сейчас должен бить канавы на Западном Тагобикуле?
Он улыбнулся:
- Я эти канавы бил там давным-давно, в 77-ом кажется. Здесь другое время течет.
- Наверное, я сплю, - подумал я.
- Нет, не спишь. Просто здесь Шамбала.
- Какая Шамбала? Я здесь был раз пять в разные годы, и никакой Шамбалы не было. И всей этой, извини, чертовщины.
- Ее не всегда увидишь. Когда приходит время, Шамбала приходит сама.
Игорь был странным человеком в нашей геологической компании. Тихий, часто уходивший в себя, он собирал книги, пластинки, всякие там штучки. И не просто собирал, но и дарил их, то есть открывал человеку хорошие вещи. Мне он открыл Андрея Платонова, Джеймса Ласта, Шагала, он учил меня слушать музыку. Он был хороший человек, ни с кем не ссорился, даже с изменявшей женой и следующей, не в меру сварливой. И со и мною не ссорился, мало кому дававшему жить спокойно. Игорь существовал спокойно, он не бежал по жизни, как я. Он ее рассматривал, как ребенок, трогал, изучал, шел по ней из края в край обстоятельно, как турист, И, вот, надо же заслужил себе этим Шамбалу.
- Тебе хорошо здесь? - спросил я. - А зимой как?
- Есть зимние квартиры, - улыбнулся он, махнув рукой в сторону озера. – Но чаще мы путешествуем.
- Помогаете людям?
- Как тебе сказать?.. Иногда надо просто побыть рядом с человеком, которому трудно, который заблудился. Кому-то ведь надо подать ему руку, провести по болоту…
- К очередной кочке.
- Как правило…
- Слушай, ведь по всему миру людей полно. Толпами толпятся. Но это почему-то никому не помогает, разве сложит кто лицо в улыбку.
- Все равно нужно быть рядом с человеком. Дать ему хорошую книгу, поставить диск, распахнуть окно, угостить чаем, - сказал он убежденно.
- Верю. Ты вообще действуешь на меня как успокоительные таблетки от жизни, - не смог я не пошутить.
- Ты остался таким же, как был, - ностальгически улыбнулся Игорь. – Бежишь, что-то ищешь, на что-то надеешься.
- А что, надеяться не на что? И искать нечего?
- Надо, конечно, надеяться и искать. Чтобы люди видели, что кто-то надеется и ищет… Извини, мне пора. А тебе пора бежать.
- Погоди, у меня к тебе вопрос, он меня гложет, потому что я очень хорошо к тебе относился, любил как человека. Надя через несколько лет скажет мне, что спала с тобой, когда вы ходили на Куливарсаут за ониксом.
- Это было, да. Я не знал, что делать. Она так тебя ненавидела за самость, что переспала бы назло и с…
Игорь покраснел, и я так и не узнал, с кем могла бы переспать моя первая жена, чтобы мне досадить.
- Ладно, я не сержусь. В запале одной из ссор, я как-то по глупости своей душевной, сказал ей: - Неужели мне придется прожить с тобой ВСЮ ЖИЗНЬ?!! – Именно с этой фразы начался наш развод, измявший всю мою жизнь…
Мы поговорили еще немного, потом Игорь ушел. Часа два я ждал Наташу, но вместо нее пришел Шарафутдин, укутанный в белую простыню и, сказал, что машина торопится и надо ехать.
- Послушай, - спросил я, прощаясь. - Я видел одежду твой под Кырк-Шайтаном и подумал, что ты ушел в воду. Неужели Шамбала под водой?
- Она тут везде, вон в той гора и в той, она в роща, на берег река. Она везде, где люди, в нее попадут, - ответил он. – А под водой живет зверь из ад, мы туда их загоняем.
- Не понял?
- Понимаешь, человек сюда приходит не савсем чистый, в его душе многа прячется, иногда он сам не знает, что. И мы выгоняем это и в озера топим.
- Понятно. А я… - мне захотелось спросить, почему удостоился чести попасть в Шамбалу на пару всего часов.
- Тебе жалка уходить?
- Нет, я многое узнал здесь. Вот еще бы узнать, почему все ходят в одежде, а ты в простыню заворачиваешься.
- Не знаю. Мне просто в простыня хорошо, как ангел. Послушай, тебе надо уезжать, если не хочешь в озеро утонуть. Машина ждет тебя там, где тропа выходит на дорогу, - сказал Шарафутдин и, попрощавшись, ушел, по-стариковски неторопливо.