Страница 28 из 74
Рэми их всех изменил. И всех их предал.
— Не хватает одного, — прошептал Мир, сжимая ладони в кулак. — Я каждый миг это чувствую. Скажи, Арман, почему он этого не чувствует? Почему не сжирает его эта тоска, будто из тебя вырвали кусок души и держат где-то в заложниках? Почему он до сих пор не приполз ко мне на брюхе, как приползали остальные, почему не просит о пощаде? Почему… ненавидит настолько, что хочет убить? Тогда как должен…
— …любить? — без тени былой улыбки спросил Арман. — Может, не все избранные становятся телохранителями? Может, Рэми — резерв, тот, кому не суждено стать кем-то большим?
— Может, — задумчиво ответил Мир, накидывая на плечи теплый плащ.
Арману не понравился этот ответ, будто Мир что-то не договаривал или же до конца не верил, что Рэми может его предать. Впрочем, Арман мало что знал о магических связях между принцем и его телохранителями, как мало о них знал любой в Кассии. Государственная тайна… к крохам которой даже вездесущий Майк с трудом получил доступ. К теням эти государственные тайны!
Арман оглянулся на сопровождающую Мира троицу и пожал плечами: что в них такого, чего нет в других? Почему именно они носят души сыновей верховного бога? Из-за ошеломляющего по своей силе дара? Дара ли? Или проклятия?
Лучшие из людей?
Точно лучшие?
Один из телохранителей, Кадм, со скучающим видом кормил мясом медвежонка, нежно потрепывая его по холке. Темные волосы до плеч были собраны в небрежный хвост, на правильно очерченном лице с тяжелым подбородком гуляла мягкая улыбка. Его силе и мускулам, сейчас скрытым под простой рубахой и мягкими штанами, завидовали все мужчины при дворе, а дамы томно вздыхали, бросая в его сторону короткие взгляды: по слухам, в постели он был нежен и ласков, как вот с этим медвежонком.
Но Арман знал, что с таким же выражением скуки на лице воин вонзил бы меч в брюхо зверя, да по самую рукоять, да еще провернул бы лезвие пару раз, наслаждаясь каждым предсмертным вздохом. Любое оружие пело в его руках, любое подчинялось, будто было создано только для него. И выходить против телохранителя силы на тренировках решались немногие. И уж точно не в одиночку: Кадм шутя побеждал всех, наслаждался своими победами. И пролитой «в пылу драки» кровью.
Жесткий и беспринципный, ироничный и безжалостный. Всегда обманчиво безоружный, только с легким кинжалом в простых кожаных ножнах у пояса. Но Арман и люди Зира знали цену этому кинжалу, и стоило Кадму захотеть, как обычная сталь превращалась в его руках в любое оружие, и тогда пощады не жди…
Арман тоже, когда приехал ко двору, обманулся. Ему тогда было пятнадцать, Кадму — семнадцать. И при первой встрече телохранитель так же спокойно улыбался, а в темно-карих глазах его мелькало любопытство.
Тоже же ночью Кадм ворвался в покои Армана, одним движением толкнул к стене и встал между ним и убийцей. И теперь сложно было забыть как безжалостные глаза телохранителя, так и собственную боль вывихнутой при падении руки и стоны убийцы. И крики, вызванные чередой умелых пыток. И капли крови на ковре, книгах, даже стенах. И бледные лица застывших у дверей дозорных.
Кадм и не вспомнил, что в покоях находится Арман. Раз за разом бил он выплесками силы лежавшего у его ног, задавая один и вопрос:
— Кто тебя послал?
Как выяснилось позднее, получить ответа он не мог: убийца и сам не знал своего нанимателя. Даже лица не запомнил: магия подчистила мозги подчистую. И, думалось Арману, Кадм это понял достаточно быстро, да только пыток прекратить не спешил. И лишь когда незадачливый убийца потерял, наконец-то, сознание, телохранитель как-то довольно улыбнулся и кинул Арману:
— Прошу прощения. Слуга замка приберет беспорядок.
Беспорядок... Арман стал дозорным. Много раз ловил воров, убийц, много раз дрался на улицах, наказывал слуг за провинности. Много раз сам проводил допрос, но никогда не пытал. И только тогда уяснил, что пытать не сможет.
Кадм, так мило сейчас игравший с медвежонком, еще как мог.
— Но они не понимают, — так же спокойно ответил Мир, — многого не понимают...
Арман вздохнул глубже. Он не был согласен. Хрупкий с виду Тисмен, наверное, бы понял. Любимое дитя богов, с каштановым ореолом тонких, вечно растрепанных волос, казалось насыщенными солнечным светом, мягким взглядом цвета сочной листвы и плавными чертами бледного лица, он ценил тишину лесов, любил перелив солнца на водяной глади и шальное пение птиц на рассвете. А еще обожал все зверье, даже то, что другие величали нечистью. И зверюшек у себя в покое держал таких, что входить туда без хозяина побаивались даже Мир и другие телохранители. Дитя природы, спокойное и уверенное, двигающееся подобно изменчивой тени, и смертельно опасное.
Да и оборотней Тисмен тоже не чурался. Часто приходил к Арману «просто поболтать», спрашивал, мягко и спокойно, и вопросы его были осторожные и глубокие, а голос — тянущий прохладой и свежестью, подобный песне ручья в жаркий летний день. И позднее с холодным интересом в зеленых глазах просил Армана пробовать одно зелье за другим, чтобы… «помочь принцу».
После этих зелий желудок частенько сворачивало болью, Арман пережидал недомогание в кресле, до крови кусая губы, а зеленый телохранитель сидел в ногах и наблюдал… что-то записывая в маленькой книжечке. Что он записывал, какие выводы делал, Арман никогда не знал. Тисмен просто касался его руки, и Арман засыпал, а когда просыпался, маленькие опыты телохранителя казались сном, полускрытым туманом, а самого Тисмена уже не было, лишь в покоях витал неповторимый запах сосновой свежести, от которого Армана еще долго едва не выворачивало.
— Ты — поймешь... — прошептал где-то рядом Мир.
Вот кто действительно никогда не поймет, так это третий телохранитель Мира. Лерин. Холодный, расчетливый: истинный кассиец. Высокий, стройный, как высушенное ветрами дерево, с тонким лицом и гладко зачесанными седыми волосами, чей цвет был столь неуместный, ведь Лерин всего на пару лет старше Армана. Всегда невозмутимый, всегда правильный, истинный сын древнего рода Балезара, он знал своих родственников до десятого колена и с огромным трудом принимал истину: Мир — оборотень.
Потому, может, Лерин и поседел так рано: от стыда. Вот и сейчас посматривал на Армана с легким презрением, а в глазах его читалось: ты лариец, и именно ларийская, поганая кровь разбавила чистую кровь арханов... принесла в Кассию беду. Именно ларийская кровь виновата в том, что Мир то и дело срывался, в том, что он не мог быть тем идеальным арханом, каким положено быть наследнику. В том, что Мир убегал в город ото всех, чтобы напиться, до беспамятства, и телохранителям, как и Арману, приходилось его вытаскивать из очередной трактирной драки.
Это было до тех пор, пока Мира не ранили всерьез. И пока он не встретил Рэми. И не перевоплотился перед мальчишкой, при этом в первый раз не утратив разум. И ранение принца, его исчезновение, которое стоило им так много нервов и крови, обернулось огромной удачей.
До недавнего времени.
— Тисмен все еще ищет какие-то зелья, — начал шептать Мир. — Покоя не дает — опаивает по уши. Все боится, что вновь стану... им.
Арман вздрогнул, оторвал взгляд от Лерина и повернулся к Миранису. Он и не знал, что зеленого телохранителя теперь заботят такие мелочи. Мир и его кровь оборотня. Ведь сейчас надо думать о другом…
Ветерок прошелся по растущим под их ногами елкам, шевельнул бисер собранного морозом снега, взъерошил холодной ладонью кудри Мира, а внизу пронеслась по улицам очередная карета.
— Вчера ночью я вновь перевоплотился. Не мог сдержаться, понимаешь?
Вот оно что. Арман прикусил на миг губу, подыскивая нужные слова. Но были ли они, нужные?
— Ты просто устал. Твоему телу легче выжить в шкуре зверя. Магии в ней до тебя добраться сложнее. Ты не должен себя винить…
— Ты не понял, я не виню! — отчеканил Мир. — Я перевоплотился, да, но сумел остаться человеком. Теперь, благодаря так же и тебе, я знаю, что это легко: стать зверем только снаружи, сохранив разум. Арман, я могу не убивать. Я могу превращаться и не терять рассудка. Что в этом плохого? Почему я должен скрываться ото всех, врать? Пить эти проклятые зелья... видеть страх в глазах собственных телохранителей? Они ведь боятся, что меня разоблачат. А я уже ничего не боюсь. Благодаря тебе. Благодаря нашим общим вылазкам в лес. Мне так этого не хватает. И они никогда этого не поймут.