Зарницы смуты

Они обещали задействовать все связи ордена, чтобы Мелгер оказался на судне. Перед каждым испытанием набирается отряд, чтобы сопровождать царевича во время путешествия. Весной, когда тают снега и ледники, вода поднимается до самых дверей маяка и затапливает вход, так что внутрь пробраться нельзя, да и выбраться невозможно. Я даже засмеялся — это место и вправду идеально подходило моему другу. Пока будет длиться испытание, враги не смогут добраться до Мелгера. Когда царевичу придет время возвращаться назад, Каолит, как все надеялись, разберется с загадкой шкатулки.

Решение принято: отправляемся в Визмерград.

Ночью, когда все спали, я вышел на притрушенный мелким и рассыпчатым снегом двор. Мороз пощипывал кожу, мир заливало серебряное сияние полной луны. Казалось, что на улице раннее утро — настолько было светло. У дороги расхаживали караульные, завернувшись в плащи и шерстяные шарфы, изредка они перекрикивались друг с другом.

Мне не спалось. Даже горячая ванна не помогла, чего со мной сроду не случалось. Обычно засыпал, едва голова касалась подушки, а тут — сон как рукой сняло. Немного полистал книги ведунов, следом засел за историю западного Дома. Решил прогуляться и, прихватив трубку и кисет, набросив толстый меховой плащ Лоббера, отправился на улицу.

Но, не пройдя и пяти шагов, натолкнулся на Тайдеону. Девушка сидела возле поленницы, под скатом конюшни, поставив у ног большой светильник, и внимательно разглядывала поисковой камень. Я узнал ее лишь по распущенным волосам, что роскошной копной лежали поверх шерстяной шапочки со вспоротой макушкой.

— Не спится? — смахнул снег с бревна и уселся рядом.

— Не только мне, — колдунья нервно дернула щекой. — Знаешь, все больше кажется, что подонок Солье засматривается на эту замарашку Клифорт.

— Да брось! Не такая уж она и замарашка. Да и на Лоббера зря наговариваешь. Он даже бородку отрастил, по карохарской моде.

— В этом-то и дело, — она фыркнула. — На дух не переношу бородатых мужчин! Назло мне ее не сбривает, знаю.

Я поскреб пальцами недельную щетину и незаметно усмехнулся.

— Пускай катится на все четыре стороны, мне плевать! — Тайдеона сжала камень. Потом повернулась ко мне и резко произнесла: — Ты отправишься со мной на поиски роз? Вижу, как тебя снедает изнутри любопытство, когда мы говорим про них.

— Скажу даже больше, — мне стало как-то неуютно. — О них все время и думаю. Но… с тобой не пойду. Мелгер в смертельной опасности. Он мой друг… единственный, если уж на то пошло. Единственный настоящий друг за всю жизнь. Ты симпатичная, мне нравятся твои напор и язвительность, но тут дело чести. Прости.

— Не понимаю, — колдунья, не мигая, уставилась мне в лицо. В животе появилось неприятное ощущение, будто стоял на краю обрыва и глядел на расшибающиеся о скалы волны. — Какой прок торчать посреди моря на поганом маяке, когда можно снискать славу, найдя розы! Вдруг, это какие-то великие артефакты? Способные сделать нас сильнее всех колдунов Фростдрима и магов вместе взятых!

— Или небольшая речушка, в которой водятся самые большие в обжитых землях раки, — закончил за нее я. — Нет, Тай, то, что предлагаешь ты — захватывающая авантюра. Знаешь, моя жизнь всегда была похожа на сточную яму. Но теперь все изменилось. У меня есть друг, которому нужна помощь, есть девушка, к которой хочу вернуться, когда закончится все это. Не знаю, примет ли она меня, да и не хочу знать раньше времени! Ринуться в рискованное путешествие сейчас — непростительная глупость.

— Дело твое, — она встала и отряхнула снег с подола шерстяной юбки. — Пообещай мне лишь одно — открой этот конверт, когда окажешься на маяке.

Тай протянула мне сложенную вчетверо бумагу, запечатанную воском. Я с удивлением взял ее, и сунул в карман. Только тогда заметил, что за дровами лежали увязанные в узлы вещи.

— Знала, что я откажусь?

— Вы, парни, чересчур здравомыслящие для путешествий со мною, — она улыбнулась. — А я слишком люблю интриги и врать. Вранье — это всегда весело. Постарайся успокоить мастеров. Камень, как мне кажется, им больше не понадобится.

Утром, после того, как за завтраком вдоволь наслушались возмущенных криков от Деррика и Тария, мы грузили вещи в повозку. Конечно, всем хотелось еще на денек-другой задержаться в трактире, поспать на нормальных кроватях и отмокнуть как следует в чане с душистой водой, пахнущей хвоей, но следовало спешить. Если до метелей не успеем добраться в столицу севера, придется туго.

Лоббер ходил мрачный, разговаривал неохотно и всячески старался показать, что ему поступок Тайдеоны совершенно непонятен. Когда он в очередной раз разразился ливнем вопросов, ответы на которые никто из нас не знал и знать не мог, Призрак посоветовал колдуну заткнуться и выбросить из повозки вещи сбежавшей девушки.

— На кой черт нам два сундука цветастых платьев и белья? — воскликнул он, выталкивая ногой шкатулку с ароматными притираниями. — Нисси, тебе нужно что-нибудь из этого барахла?

Молоденькая колдунья, напуганная его перекошенной рожей, лишь пискнула нечто невразумительное в ответ и поспешила скрыться с глаз долой.

— Дались ей эти розы… — бурчал под нос Солье, устраиваясь на откидной лавчонке. — Ее мать меня убьет.

— Чего? — недоуменно уставился на него Мелгер.

— Мать Тайдеоны, — неохотно пояснил тот. — В прошлый раз, когда чета Халбиб приезжала на остров университета, я обещал, что присмотрю за их дочерью. А теперь Тай сбежала, выставив меня простофилей.

— Скажу по секрету, — поделился только что забравшийся в повозку Призрак, — ты и им и являешься. Иначе не связался бы с такой оторвой. Ладно уж… Трогай, брат Лавитри! Зима нас ждать не станет.

Скрипя колесами, наша кибитка покатилась по дороге.

Утро выдалось солнечным, но морозным и ветреным. Яркие золотые блики играли на белоснежном покрове, покрывшем равнину и протянувшиеся по обе стороны тракта поля. Пару раз я замечал кособокие очертания пирамид орров, возле одной даже стояла запряженная телега, а снег вокруг постройки оказался расчищен. Изредка попадались оставленные до весны фермы и пасеки, утопающие в рыхлых сугробах. Домики здесь были совершенно непохожими на те, что в лордствах или же на западе. Глинобитные, крытые соломой и беленые мелом, они выглядели непритязательно, но казались на диво уютными.

Скоро поля и поселения земледельцев сменились реденькими полесьями, потом потянулись настоящие буреломы, где даже просвета между старыми, поросшими мхом и лишайником стволами видно не было.

— Не люблю север, — вздохнул Тарий, которого сменил на облучке Призрак. Мастер грелся, попивая пряное вино из фляги и закутав ноги шерстяным одеялом. — Леса, леса… горы, холмы… Мрачновато здесь.

— А Тай сейчас где-то бредет одна-одинешенька, — вздохнул Лоббер, глядя в затянутое бычьим пузырем окно. — А если на нее нападут разбойники?

— Она просто превратит их в головешки, и делу конец, — усмехнулся Лавитри. — За девушку, почему-то, не сильно переживаю. Наглости и изворотливости у нее на семерых хватит, а колдовской силы даже больше, чем нужно.

Я им про конверт пока не рассказывал. Мало ли, что в нем? Тайдеона — заядлая интриганка. Но мне она по-прежнему была симпатична, и помешать ей, проявив нетерпеливость сейчас, не хотелось.

Две недели мы провели в пути. Ночи пережидали в повозке, тесно прижавшись друг к другу и закутавшись в одеяла. Нам не очень везло, и на большие поселения и постоялые дворы натыкались либо утром, либо днем — когда толку особого от них не было. Зато не пришлось всю дорогу жевать вяленое мясо и грызть сухари: в деревнях и мелких городках разживались курятиной, которую здесь любили и готовили так, что пальчики оближешь; чесночными супами и, самая большая удача, кукурузной водкой.

В пути нас настигли неприятные слухи. Поговаривали, что во время последней зимней охоты, ежегодно устраиваемой царем, едва не погиб наследник. Здесь, правда, к единому мнению рассказчики не приходили: то ли лось сшиб Эринвальда с коня, то ли, во что верилось с трудом, скакуна убили стрелой; еще что-то говорили о колдунах, но это справедливо сочли враками. Царевич отделался ушибами и ссадинами, но суеверный северный народ мигом возроптал — плохой знак! Боги шлют предупреждение смертным. Царю следует наследника беречь, а не таскать за собой по лесам да лугам, где подкарауливает смерть. В этом-то и крылась еще одна особенность Хеленнвейса — самодержец здесь… если не собственность народа, то очень близок к этому понятию. В любой день, ночью или ранним утром, подданные вправе позвать его на лобное место, где каждый может задать все интересующие вопросы или же дать совет.