Зарницы смуты

— Эй, молодой! — окликнул меня невысокий бородатый мужик, в грубом кожухе с отороченным мехом воротником. — Ты б не сильно мельтешил здеся, а? А то мне во-о-он те вот кустики не нравятся…

В мертвые земли мы въехали дня три назад. Местность не особо изменилась, только стали чаще попадаться заросли колючего кустарника, да деревья росли кучнее и выглядели покрепче. Но, несмотря на ожившую, как казалось, природу, сам воздух здесь был пропитанным смертью.

Скорость передвижения отряда заметно упала, а ночью мы палили огромные костры, оставляя в карауле по три-четыре человека. Охотники и так ни особо протестовали, когда мы изъявили желание ехать с ними, а стоило Гродверду надеть на пальцы три серебряных кольца, на лицах мискарелльцев засияли довольные улыбки: мол, не прогадали с попутчиком!

В эту ночь я дежурил с двумя бывалыми ходоками: Хводром и Склазисом. Первый был полноватым, лысеющим мужичком лет сорока. Всю дорогу он травил байки, описывал свои приключения и хвастался добычей. Многих раздражал его постоянная болтовня, но только не меня — путешествовать в тишине, окруженным кислыми рожами, хотелось еще меньше. Хводр оказался эдаким заводилой, и не давал скучать в карауле. Склазис же был самым опытным и, что вполне понятно, самым знающим среди всех наших спутников, коих насчитывалось полтора десятка. Седой, крепкий и жилистый, он словно олицетворял собой мои представления о жителях Мискарелля. Однажды старый охотник обмолвился, что эта вылазка станет для него последней, и он надеялся как следует подзаработать напоследок…

Именно Склазис окликнул меня, походя, вытаскивая из большого, обшитого козьим мехом колчана длинную стрелу с цветным оперением. Наложив ее на тетиву, он сдвинул привычную мискарелльскую шапку-стручок на затылок, и чуть подался вперед.

— Эй, дед! — позвал его Хводр, нервно похлопывая ладонью по топорику у пояса. — Чего углядел-то? Кроны?

— Не, — отмахнулся старый охотник, — похоже, духи… упокой их земля. Поднимай-ка мужиков, не нравятся мне такие ночные гости!

Меня бросило в пот. Конечно, в мире хватает чудовищ, но всех их можно усмирить огнем или сталью, но духи! Тени прошлых лет, что бродят по Мискареллю…

Люди спешно повскакивали с лежаков, на ходу хватая луки и колчаны. Заскрипело, сгибаясь, тугое тисовое дерево, затрещали, исходя дымом и запахом смолы, факелы. Какой-то охотник спешно вытащил из кучи вещей длинный и широкий колчан, в котором хранились осиновые колья. Мужчина продел руки в лямки и, вытащив один кол, двинулся к узкой границе между светом от костра и мраком ночного леса. Там мелькали едва различимые тени. Студеный ветер налетел на наше стойбище, в мое разгоряченное лицо впились сотни ледяных игл. Пламя большого костра опасливо задрожало, словно раздумывая: погаснуть, или нет?

— Не вздумайте стрелять! — рыкнул на своих спутников Склазис. — Там бродят заблудшие души.

Над стойбищем повисла тишина. Охотники боялись и слово проронить, внимательно вглядывались в ночь. Там, за порогом света, едва заметно проступали очертания человеческих фигур. Мне казалось, что в фантомах я вижу павших защитников Мискарелля. Легкие стеганые доспехи, обшитые воловьей кожей щиты, кольчужные шапки, тяжелые топоры у поясов… призрачные воины оставались такими же, как и две стони лет назад. Вот только смотрели на изменившийся мир ледяным взором.

— Уходите! — прокричал Склазис. — Мы — ваши потомки, и не несем людям зла! Убирайтесь обратно в землю!

Ветер поменял направление. Мне послышалось, что участившиеся порывы доносят до нас тихий шелест голосов. Ночь за порогом света сгустилась, проглотив духов, а ветер унес их шепот дальше на юг.

— Уф, пронесло… — прошептал Хводр, смахивая перчаткой пот со лба. — Молодец Склазис! Не струсил. А вот у меня до сих пор поджилки трясутся.

Я запахнул полы плаща и придвинулся поближе к костру, в который кто-то бросил охапку сухих листьев. Желтые язычки пламени скрылись под коричневым ковром, воздух насытился сладким дымом.

Тепло боролось с внезапно навалившимся холодом, я почувствовал, как веки слипаются…

— Сегодня обойдемся без караульных, — спокойно проговорил старый охотник, опуская лук и пряча стрелу в колчан. — Ложитесь спать. Призраки распугают всю живое в округе.

В лагере стало тихо, многие люди уже крепко спали. Лишь Склазис сидел на вросшем в землю камне, да смотрел в ночь. Гродверд тоже пока не ложился — правил точилом лезвие палаша. Рубака насвистывал какую-то песенку, улыбался, чего раньше за ним не наблюдалось, и словно предвкушал нечто по-настоящему приятное.

Дальше лес пошел гуще, стали попадаться нити ручейков и речушек. Охотники разбивались на группы, расходились в разные стороны, разыскивали норы редких зверей.

Вскоре мы с Гродвердом остались вдвоем. Шли, ориентируясь по указателям — небольшим каменным обелискам, с насечками в виде стрелок. Природа, хотя местность и заметно оживилась, по-прежнему вела себя робко. Не было слышно пения птиц, стрекота цикад, привычного перестука красноголовых дятлов. Лес казался мертвым.

Признаюсь честно, ожидал трудного и опасного путешествия через мертвые земли, но все оказалось гораздо проще. И когда перед нами вырос приземистый замок с высокими стенами из потемневшего от времени камня, я лишь громко выдохнул — словно сбросил с плеч тяжкую ношу.

Замок был старым и массивным. Стены заросли вьюном, на шпиле донжона полоскались на ветру два знамени: с цветами Мискарелля и гербом Серых рыцарей. Подвесной мост опущен, свет… свет не горел ни в одном окне. На стенах не было видно дозорных, а дверь бревенчатой караулки оказалась распахнутой настежь.

Гродверд обнажил меч.

Я тоже был не в восторге от безжизненного с виду замка. Тишина, безраздельно царившая кругом, наводила на нехорошие мысли. Лишь шелест далеких деревьев, да негромкий посвист осеннего ветра, что гулял над замком.

От моста к лесу тянулась протоптанная дорожка. Похоже, вела она к поселению охотников.

«Можно было вначале наведаться к ним…»

— Будем ждать охотников, — будто прочитал мои мысли Рубака. — Сдается мне, что нынче обитель пустует. И это плохо. Глупо идти туда, где, как может оказаться, пропал целый орден опытных воинов. Нет, с охотниками туда идти тоже глупо… но так, по крайней мере, мы сигнал тревоги подать сможем.

— Кому? Разве здесь есть поблизости люди?

— На рубежах Мискарелля и Эйфариноса, а отсюда до границы рукой подать, постоянно снуют небольшие отряды. Бьют кронов, месшифов, ловят разбойников и контрабандистов. Будем надеяться, что кто-нибудь заметит сигнал и придет на помощь.

Я почувствовал, как желудок подкатывает к горлу. Неожиданно стало жарко, захотелось пить.

— Что-то не хочется в замок лезть. А где помощи дожидаться будем? Внутри?

— Не глупи! — прыснул Гродверд. — Пойдем в охотничий лагерь. Может, у них разживемся новостями.

— А если сразу к охотникам? — Очень уж не хотелось лезть в опустевший замок.

— Нет. Вначале — сигнал. Заметят нас пограничники, нет ли, дело второе. Вдруг, Серые на время ушли из обители? Так хоть внимание их привлечем… И, вообще, ты ж Рубакой стать хотел, нет? Привыкай шкурой рисковать. А если трусишь, всегда можно сменить меч на мотыгу. Выращивать репу и картошку — тоже почетное занятие.

Он раскатал на земле спальник, уселся сверху, скрестив ноги. Сосредоточенно рассматривал стены Трогдума, изредка хмурясь, касался пальцами широкого лезвия палаша.

— Возьми топор, — велел мне Гродведр. — В лесу полно валежника, так что можешь размять ноги и спину. Охотники будут здесь только к вечеру, так что грех не воспользоваться передышкой. У меня в седельной суме есть вяленое мясо и пшеничные лепешки. Мясо жестковато, но если в лепешку завернуть и над огоньком подержать…

Мысленно обругав Гродверда, я взял колун и побрел к темной полоске леса. Судя по внушительному количеству пеньков вокруг — рыцари пополняли запасы дров прямо тут.