Легенды Белого дела

Но, повторимся, в дни эвакуации о таких последствиях никто не думал и в них не верил. Остающиеся в Крыму оставались, конечно, с нелегким сердцем, но все же без особой боязни, в особенности те, кто, как они думали, ничем не запятнал себя в глазах советской власти. Отчасти такой отсев совпадал с интересами Врангеля, который намеревался вывезти за рубеж наиболее последовательных и твердых своих сторонников, готовых продолжать борьбу в рядах армии. Эвакуировать же из Крыма не 156, а 200–300 тысяч человек попросту не получилось бы из-за нехватки плавсредств, но даже если бы такая эвакуация и удалась, содержать такую массу людей союзники не стали бы (а в перспективе не было бы, конечно, ни Галлиполи, ни РОВС). Из имущества эвакуировали лишь то, что имело коммерческую ценность; множество лошадей и техники было оставлено на берегу вполне намеренно, причем приказом Врангеля категорически запрещались их порча и уничтожение, так как считалось, что они «принадлежат русскому народу».

По стихам Маяковского памятно и прощание Врангеля с Крымом: «в черной черкеске» тот падает на колени на пустынном молу, трижды целует землю, трижды крестит Севастополь и уже под пулями наступающих красных садится в шлюпку. Эффектно, но, увы, — вновь никакого отношения к реальности. На главнокомандующем в день исхода была не легендарная черная черкеска, а офицерское пальто с корниловскими черно-красными петлицами и корниловская же фуражка. 14 ноября в 14 часов на Графской пристани Врангель поблагодарил за службу свой конвой, юнкеров Атаманского Новочеркасского и Сергиевского артиллерийского училищ, несших караульную службу в городе, произнес краткую речь, после чего снял фуражку, перекрестился, поклонился городу, в 14.40 сел в катер в сопровождении генералов П. Н. Шатилова, Е. И. Коновалова и М. Н. Скалона и через десять минут прибыл на флагманский крейсер «Генерал Корнилов» (бывший «Очаков»; по иронии истории корабль, считавшийся одним из символов революции, ушел из России как флагман Белого флота)[547]. Следом пошли на погрузку и юнкера, а последним, около 15.00, оставил город начальник обороны Севастопольского района генерал-лейтенант Н. Н. Стогов[548]. Толпившиеся на берегу люди со слезами благословляли уходящих. Но у желающих была возможность вернуться назад — уже когда все корабли и суда стояли на внешнем рейде, их обходила самоходная баржа, собирала тех, кто по каким-либо причинам передумал покидать родину, и возвращала их на пристань. Первые части Красной армии вошли в Севастополь ровно через сутки, в 14.00 15 ноября. Но такая «мирная» и «организованная» реальность, понятное дело, плохо укладывалась в советскую схему истории Гражданской войны, потому и была придумана, а затем растиражирована в стихах, романах и фильмах «паническая» Крымская эвакуация, калька с Новороссийской и Одесской.

В последнее время стало распространяться ложное утверждение о том, что корабли врангелевской эскадры уходили из Крыма под французскими флагами. На самом же деле ни один из русских кораблей не спустил славного Андреевского флага, хотя французы и настаивали на этом. Когда командующий Черноморским флотом контр-адмирал М. А. Кедров[549] твердо отказался это сделать, французский адмирал Дюмениль пожал ему руку. Флаги Франции были подняты только на фор-стеньгах мачт, кормовыми же оставались Андреевские.

До утра 17 ноября Врангель на «Генерале Корнилове» обходил крымские порты, наблюдая за ходом эвакуации. За безопасность плавания поручиться никто не мог, в ноябре Черное море обычно штормит, и во время перехода из-за погодных условий погибли эсминец «Живой» и тральщик «Альбатрос», пришлось также бросить несколько катеров, шедших на буксире. Через несколько дней эскадра во главе с «Генералом Корниловым» бросила якоря на рейде оккупированного странами Антанты Константинополя. Что будет дальше — никто не знал.

Но Врангель не терял надежды сохранить боевую силу своей армии. Он надеялся, что Франция предоставит его войскам помощь как союзница по Антанте, по боям еще Великой войны. Но эти надежды оказались несостоятельными — в обмен на покровительство, которое будет оказано эвакуированным из Крыма, французское правительство взяло в залог военный и коммерческий русский флот и гигантские запасы вывезенного на кораблях имущества (продовольствия, одежды, угля и т. п.) на общую сумму более 69 миллионов франков. Да и вопрос о дальнейшем местонахождении войск был решен помимо Врангеля. 21 ноября 1920 года Русская армия была реорганизована. Все части, кроме казачьих, сведены в 1-й армейский корпус под командованием Кутепова (9540 офицеров, 15 617 солдат, 369 военных чиновников, 142 человека медперсонала, всего 25 868, плюс 144 женщины и 244 ребенка). В составе корпуса отныне числились 1-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта В. К. Витковского, куда вошли остатки всех «цветных» полков, 1-я кавалерийская дивизия генерал-лейтенанта И. Г. Барбовича, артиллерийская бригада, Технический полк, позже появились учебно-офицерский кавалерийский полк и учебная артиллерийская батарея. Местом размещения для них был выбран турецкий городок Галлиполи (ныне Гелиболу) на европейском берегу Дарданелл, в 200 верстах к югу от Константинополя. Добровольцам это название было знакомо разве что по сражению 1915 года, тогда в Галлиполи британские, австралийские и новозеландские войска тщетно пытались сломить сопротивление турок. Но уже очень скоро «галлиполийцами» станут называть себя тысячи русских, выбравших эмиграцию. Что же касается казачьих соединений, то Донской корпус Ф. Ф. Абрамова (1977 офицеров, около шести тысяч казаков) был размещен в нескольких лагерях недалеко от Константинополя, а Кубанский корпус М. А. Фостикова (около 300 офицеров, около двух тысяч казаков) — на греческом острове Лемнос.

В реальности войска Кутепова разместились не в самом Галлиполи, а в палаточном лагере в шести верстах от городка. Надежды оптимистов на «турецкий юг» не оправдались — лагерь был разбит в неуютной, поросшей колючей травой и покрытой грязью долине, через которую протекала кишевшая змеями речка. С близкого моря дул сильный норд-ост, лили ледяные дожди, кусались москиты и скорпионы, ночами наводили тоску своим воем шакалы. Когда Кутепов впервые увидел место, где предстояло разместиться его войскам, у генерала невольно вырвалось: «И это всё?!» Казалось, из Галлиполи не будет исхода и остатки Русской армии загнаны сюда, чтобы со временем вымереть. Не случайно русские сразу же переименовали Галлиполи в Голое Поле.

Кутепов снова, уже в который раз должен был разрешить внешне невыполнимую задачу, создать на пустом месте всю инфраструктуру лагеря, от починочных мастерских до прачечных, от лазаретов для сыпнотифозных до столовых. И главное — вытянуть тысячи людей из ямы бездонного отчаяния. После чудовищного напряжения последних дней Крыма, эвакуации и стоянки на Константинопольском рейде в Галлиполи наступил резкий упадок физических и душевных сил. Многим казалось, что после сдачи Крыма дальнейшая жизнь потеряла смысл. Родные и близкие погибли, потеряны или остались в Совдепии, былые заслуги не стоили ничего, всё, что осталось из имущества, — револьвер да шинель. В такой атмосфере опускали руки даже самые стойкие. Начались эксцессы, прежде немыслимые в рядах белых: неотдание чести, дерзости, а то и хамство старшим по чину, неисполнение приказов. На Новый, 1921 год чины корпуса под воздействием алкоголя устроили массовую стрельбу в воздух. Но настоящий кошмар произошел на Крещение. Тогда во время исполнения старшими командирами корпуса «Боже, Царя храни!» офицерская молодежь Дроздовского полка обстреляла и забросала камнями палатку, в которой находились несколько генералов.

Казалось, что вернуть к прежней жизни эту голодную, оборванную, озлобленную, лишенную смысла существования толпу уже не удастся. Но неукротимая энергия, целеустремленность и жесткость Кутепова уже в который раз совершили чудо. Генерал вел себя так, будто ничего не случилось, беспощадно карал за распущенность, незнание устава, малейшее неповиновение. Легендарной стала галлиполийская «губа» — гауптвахта, куда люди попадали за плохо пришитую пуговицу, порванную штанину, неотдание чести, появление в лагере в пьяном виде, нецензурную брань, «порожденную разгулом войны». За попытки вести большевистскую агитацию, клеветать на начальство, продажу личного оружия просто расстреливали. И это возымело действие. Когда Галлиполи 15 февраля 1921 года посетил П. Н. Врангель (его французы изолировали от подчиненных ему войск), он был поражен порядком и чистотой, царившими в лагере. А в пасхальную ночь в Галлиполи не раздалось ни одного выстрела, оказалось достаточно краткого приказа, изданного даже не Кутеповым, а его подчиненным, комендантом лагеря генерал-майором Б. А. Штейфоном.

547

«Генерал Корнилов» — бронепалубный крейсер типа «Богатырь». Построен в 1902 году под названием «Очаков». В ноябре 1905 года получил известность в связи с восстанием, которое поднял на крейсере П. П. Шмидт. С марта 1907 года назывался «Кагул», с марта 1917 года — «Очаков», с сентября 1919 года — «Генерал Корнилов». Флагман белого Черноморского флота. В 1933 году разобран на металл в Бизерте. — Примеч. авт.

548

Николай Николаевич Стогов (1872–1959) — генерал-лейтенант (1917). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1900). Участник Первой мировой войны, начальник штаба армий Юго-Западного фронта. В 1918 году — в Красной армии, начальник Всероглавштаба. В апреле 1919 года арестован, в декабре бежал на Юг России. С мая 1920 года комендант Севастопольской крепости, командующий войсками армейского тылового района и Керченского полуострова. С 1920 года в эмиграции. — Примеч. ред.

549

Михаил Александрович Кедров (1878–1945) — вице-адмирал (1920). Окончил Михайловскую артиллерийскую академию (1907). Участник Первой мировой войны, контр-адмирал (1916), в 1917 году помощник морского министра. В Гражданскую войну — на Юге России. В 1920 году начальник Военно-морского управления и командующий Черноморским флотом. С 1920 года в эмиграции. В 1930–1937 годах 2-й помощник председателя РОВС. — Примеч. ред.