В сложном полете

Пробежав взглядом вопросы, я заулыбался. Все ясно, все знаю. Могу без подготовки отвечать. Только бы волнение не подвело.

Не выдержал, поднял руку. Старший лейтенант Соколов — щеголеватый, педантичный, высокий, или как называет его Игорь Лавровский — Жора Соколов, холодно кивнул:

— Что у вас, курсант Ушаков?

Выслушав, неодобрительно пожал плечами:

— Ну-у, отвечайте…

Конечно, после этого не захотелось выходить. Но раз назвался груздем, куда денешься…

К счастью, все обошлось и через пять минут я был в коридоре, к удивлению обступивших товарищей.

— Строго спрашивают? Какие вопросы были? Кто принимал? — наперебой сыпалось.

Вертелся на месте, отвечая. Наконец выбрался из кольца, прошел в класс, где разместилось отделение. Здесь снова вопросы: что да почему. Подошел Вострик, улыбается.

— Счастливый ты, Борька. Уже сдал, петуха получил, и не надо больше тревожиться. А ту-ут все страхи впереди…

— И ты получишь, повторяй внимательно.

Действительно, все сдали неплохо. Пятерки, четверки и две тройки были в активе отделения. Радостные шли на обед. Первый, а потому самый страшный экзамен позади… После Нового года сдали радиоэлектронику, историю КПСС, тактику. И вот последний экзамен по самолетовождению.

Я, как всегда, вошел в класс одним из первых. Билет достался легкий. Хотя все они легкие, когда знаешь материал. Сел за стол, успокоился. Необычным было то, что во главе приемной комиссии, как утес, возвышался начальник кафедры полковник Бурнас.

Я никогда еще не видал таких громадных людей. Метра два в высоту и метр в ширину. То ли из-за его «ужасного» вида, то ли потому что начальник, но ни один из парней под разными предлогами не шел к нему отвечать. Он начал даже злиться на это и вот-вот должен был приказать:

— Вот вы, товарищ курсант, будете отвечать мне.

Кое-кто из ребят красноречиво поглядывал на меня, поводя головой в сторону Бурнаса. Но я не успел продумать вопросы, составить план ответа и поэтому не хотел, очертя голову, кидаться в «пропасть». В то же время тянуло отвечать именно полковнику — не боюсь. Противоречивые желания не давали спокойно сидеть. Разумеется, у нашего преподавателя без труда получу «пять» и буду круглым отличником за год. А у Бурнаса, с которым никогда не встречался, неизвестно. Кто его знает, как будет гонять: по билету или по всему материалу? Можно так плюхнуться, что не только четверку, а и тройку схлопочешь. Вот будет позору на всю роту — отличник-то был липовый!.. И главное, маму и сестру расстрою, которым очень хочется, чтобы я учился на одни пятерки.

Но если не пойду к полковнику, то какой же я действительно отличник?.. Да и ребят выручу. Иначе расчетливый трус, ловкач, не больше?!

— Разрешите отвечать? — поднялся из-за стола.

Бурнас довольно кивнул.

Просмотрев вопросы билета, доверительно сказал:

— Курсовая система, режимы работы, применение — вы это знаете. А сейчас скажите, из каких элементов состоит магнитное поле земли?

Вот и началось! Как и ожидал, гонять начал по всему материалу. Слушая, Бурнас поддакивал.

— А как учитывается наклонение?

Вопрос застал врасплох. Пришлось задуматься. Такого не объясняли и в учебниках не читал. Вот поплыл так поплыл! И черт дернул пойти к Бурнасу. Пропала пятерка. Но почему стрелка горизонтальная? А-а, вероятно…

— Из-за жидкости…

Бурнас оживился.

— Правильно… в известной степени. А в компасах, где ее нет, как?

Опять затор. И что только за вопросы, впервые слышу.

— В девиационном пеленгаторе?..

Лихорадочно ищу ответ, но ничего не придумаю. Начинаю краснеть, лишь бы не разволноваться и не отупеть.

А полковник глаз не спускает, улыбается вроде.

— Да возьмите пеленгатор, посмотрите внимательно.

С облегчением иду в угол к приборам. Хоть бы найти ответ, но его отыскать трудно, сколько ни смотрю.

— Что на стрелке?..

А-а, какое-то обжимное кольцо, да это же грузик!

— Верно, — кивает полковник, — а вот такой вопрос…

И снова каверза. И что за преподаватели, зла не хватает, дают одно, а спрашивают другое! Снова приходится соображать на ходу, больше полагаясь на здравый смысл и находчивость, как в телепередаче: «Что? Где? Когда?».

С полчаса длилась «дружеская» беседа. Бурнас со всех сторон нападал, я изо всех сил отбивался. Наконец, Бурнас сказал:

— Достаточно. Материал знаете основательно, ставлю вам…

Все притихли, я замер. Лишь бы не три!

— …твердую четверку.

Наш преподаватель, у которого ответило уже трое, взглянул сочувственно, но от этого не стало легче.

II

На другой день с утра и до вечера предварительная подготовка по 4-му упражнению. Без всякой передышки стали учиться на втором курсе. И опять ничего не поделаешь — время не ждет, сроки выпуска поджимают. Да еще как по заказу установилась чудо-погода. Образовался или пришел откуда-то мощнейший сибирский антициклон.

Красное солнце встает над горизонтом в какой-то белесой от трескучего мороза клубящейся мгле. Робко продирается сквозь нее, меняясь в цвете и размерах. Поднявшись, принимает всем знакомый веселый вид ослепительного желтого диска. Всюду вспыхивают и искрятся зеркальца-снежинки. Перевернутой метлой стоит над трубами дым, пронзительно скрипит снег под полозьями саней, которые споро тянет заиндевевшая пестрая лошаденка, ритмично выбрасывающая клубы пара из нежных глубоких дыр-ноздрей…

4-е упражнение в отличие от 3-го предусматривает расчет курса, скорости, угла сноса и высоты на все этапы полета. Впервые весь полет будет нами просчитан, и чтобы такое свершилось, потребовался год напряженнейшей учебы.

С экзаменами да полетами чуть не забыл, что 13 января годовой юбилей пребывания в училище. И тем не менее, до сих пор не могу решить — правильно ли сделал, что остался здесь?

Да-а, зимой летать — не летом. Серьезное испытание. В промерзшем самолете бело от выступившего кристалликами инея. Пока не включат печку. Изо рта выдыхается струей пар. По-иному смотрится сверху земля. До самого горизонта бело, за исключением лесов, кустарников и ржавых болот. Хвойные леса, оттененные снежным покровом полей и озер, похожи на яркие пушистые зеленые ковры разных форм и размеров. Лиственные — серые, лохматые массивы. Кустарники — перевитые паутинки. Города и поселки похожи на большие и малые птичьи гнезда. Черными пятнами проступают сквозь мглу на горизонте. Естественно, гораздо труднее вести ориентировку, но привыкли. Назавтра с утра опять подготовка, но уже к пятому упражнению. Новый элемент — внесение поправки в курс.

Редко бывает, что самолет летит точно по маршруту. По разным причинам уклоняется в сторону. Чтобы пришел в назначенный пункт, нужна поправка в курс. ПК — как мы говорим. И эту ПК будем давать мы. И не только ее, но и курс на этап, приборную скорость, высоту. А штурман будет сидеть в сторонке и наблюдать за нашими действиями. Вмешается лишь при грубых ошибках. Вот такое пятое упражнение — первый шаг к самостоятельности. Другие будут еще интереснее…

И снова зеленый Е-7, вздымая за собой облака снежной пыли, мчится с рокотом по полосе. Толчок… и в воздухе.

Я — ведущий на первом этапе, а значит, вывожу самолет на ИПМ. Иду в пилотскую кабину, где еще почти не бывал. Стараясь не зацепиться парашютом, прохожу по темному коридорчику и упираюсь в чью-то спину. «А-а, борттехник!» У него тоже работа, только убрал шасси и следит за показаниями приборов, двигает рукоятками. Тесно в кабине, ничего не видно, но как-то надо работать. Подлезаю борттехнику под руку, командую:

— Разворот, товарищ командир! Курс сто восемьдесят пять!

Левый летчик вводит машину в крен, да такой глубокий, что я невольно хватаюсь за какую-то стойку и со страхом гляжу вниз на землю, по которой, кажется, чертит консоль. Наконец, самолет выравнивается, борттех занимает сиденье за командиром, я прохожу вперед и останавливаюсь завороженный.