Страница 17 из 30
«Он был веселый малый, по прозвищу Том…»
Если опять начнется сначала, после всего, что ей пришлось… И как это она вырвалась! Право она думала там, что сойдет с ума. Она решила не спать. Совсем. Вдруг опять, придет этот… Эпсор. Боже мой, вспомнить страшно!
И вместо него на третий день ночью на домик напали какие то головорезы. Они искали Эпсора, эту свинью Эпсора, который привез Идитол экуадорцам. Они клялись, что выпустят ему кишки. Она бросилась к ним. Как, он еще похищает наших женщин! Да они его вздернут так, что он увидит и Атлантический и Тихий сразу. Можете быть спокойны. Они дали ей денег. Но у них самих почти что ничего не было, у этих оборванцев. Она не знает, нашли ли они Эпсора, он уехал, — они бросились его догонять, предварительно сжегши домик.
Вот. Теперь она едет в Англию. Еще неизвестно, что она там будет делать. И как долго ехать с этим парусником! Два с половиной месяца. Но за то об ней позабудут.
«Так однажды было с бедной кружевницей.
С белокурой девчонкой на паруснике Гром…»
42
Точка зрения умных людей
Замечательный ковер имел честь поддерживать превосходные ботинки. На него в эту минуту упал пепел изумительной сигары. На столике с поразительными инкрустациями стояло вино потрясающего букета.
Три старца обменивались кокетливыми замечаниями.
Разговор шел примерно таким образом. — Полагает ли старец А, что раз страны Б и Э сцепились по мало понятному поводу, то было бы справедливо, чтобы владения страны Ф были увеличены на счет Б, исходя из того положения, что страна Ф продавала пушки и той и другой из враждующих сторон? Старец А полагал бы, что истинная справедливость будет достигнута только в том случае, если он тоже продвинется самую чуточку на юг. Он продал два крейсера.
Старец Ш говорил, что он не заинтересован по существу. Пожалуйста. Продвигайтесь и расширяйтесь. Он желал бы только узнать, дорого ли стоили бы пушки и крейсера, если бы он не пропустил бы их через канал?
Значит старец Ш на стороне Э?
Ничего подобного. Он только блюдет свои интересы.
Интересно было бы узнать, в чем выражаются эти интересы.
В пустяках. Он даст взаймы разоренному Э под обеспечение нефти. Но так как нефть фактически принадлежит подданным Ш…
Не только им, — поправляет старец А.
О, конечно, — говорит Ш, — это то известно. Но ему позволят кончить?
Они слушают его с напряженным вниманием.
Поэтому он даст взаймы так же и Б…
Старец Ф поправляет галстух.
Старец Ш осведомляется, — не угодно ли что нибудь сказать господину Ф?
Нет. Он только хотел узнать, знает ли старец Ш, что Б в долгу, как в шелку?
Известно. Он полагает, что Б несправедливо прижат к стене.
Таким образом А и Ф начинают думать, что Ш действует в некотором смысле не в полном согласии с А и Ф. Не забывает ли почтеннейший старец Ш, что существует еще неприглашенный старец Г, который заинтересован в продукции Б. Старец Г, как известно, связан некоторыми существенными обязательствами со старцем Ф. Некоторые обязательства страны Р вложены в Э, — так сказать косвенно, через прииски К: страна Р по негласному соглашению находится в преимущественной эксплоатации А. Таким образом…
Старец Ш думает, что надобно выбирать: — или территория, или финансы. Однако он полагал бы, что старшим А и Ф неплохо было бы вспомнить и о собственных обязательствах. Для старца Ш по существу дела, таким образом, — безразлично, кто эксплоатирует эти страны, поскольку деньги все равно вернутся к нему через А и Ф. Он полагал, что так будет проще.
Старец Ш наливает себе полстаканчика вина изысканнейшего букета и пьет малюсенькими глотками. Прелестная малага. Старец А обрезает новую сигару. Старец Ф засовывает руку в брючный карман. Он покачивает головой. Он благодарит, — он не очень любит малагу. Кстати, а что думает старец Ш об этом новом изобретении — Идитоле?
Старец Ш плохо знаком с этим вопросом. Он думает, во всяком случае, что дело безобразно раздуто газетами.
Но обе страны упрекают друг друга в применении этого средства!
Как и во взаимных зверствах и стрельбе по Красному Кресту.
Можно ли полагать, что старец Ш склоняется к мнению, что тут не в Идитоле дело?
Он не стал бы этого утверждать. Это вероятно случайность или что нибудь в этом роде.
«Хорошая случайность», думает старец Ф.
«Он купил Осию или Осия купил его?» размышляет старец А.
43
Дэзи скучает
Сегодня она плакала. Правда совсем немножко, но все таки. После всего, что она для него сделала — уехать и пять месяцев не передавать ей ничего, кроме приветов, через полузнакомого клэрка, с которым она имеет дело. Он аккуратно говорит ей всегда — «директор просил передать вам свое нижайшее почтение и просил не забывать его». Выудить из этого клэрка ничего невозможно, это какая то стальная плита, а не человек. Он иногда советуется с ней насчет Идитола. Но и тут давно уж нет никаких новостей. Единственное, что она достала за последнее время, это сообщение о взрыве в Южной Америке. Она поспешила доставить его своему клэрку. Он поблагодарил, но сказал, что они всё знают, и даже с большими подробностями. У них очень хороший агент в Экуадоре.
Входит горничная и говорит, что пришел господин Фе-вари. Пусть войдет. Это художник Февари, с которым она случайно познакомилась на вокзале. Очень милый, экспансивный и чрезвычайно наивный молодой человек. Сродство душ, вечная любовь, женщина — товарищ и прочие глупости. Они ездили кататься вместе. Ей было скучно и она позволила ему… ну так, сущие пустяки. Просто, чтобы не разучиться.
Он входит.
— У вас пудра на шее, — говорит она с ленцой, — вытрите ка…
Он краснеет. Он очень извиняется. Разрешите признаться, — он хотел быть покрасивей.
И потому не вытер пудру?
Он хохочет. Вы — прелесть. Просто он забыл о пудре. А теперь даже очень рад, что забыл…
Чему же он рад?
Он рад, что видит ее. Если в это дело замешивается пудра, — да здравствует и пудра. Не хочет ли она поехать покататься?
«Ишь, как тебе понравилось», думает Дэзи. И делает равнодушный вид. Нет, ей не хочется. У него вытягивается лицо. Фу, какой он глупый. Точно этого нельзя повторить дома. Ей очень смешно. Он совсем щенок, этот художник. Но он недурной малый. А куда же он собирался?
Он начинает рассказывать с чрезвычайными предосторожностями и богатыми отступлениями. У него есть друг, очень милый молодой человек. Он часто бывает у них. — Ей хочется спросить есть ли у этого друга сестра или кузина, и давно ли бегает Февари за этой девицей? — но ей становится жалко его. Очевидно, что-то есть, так как на некоторых пунктах при описании семьи друга, он спотыкается и спохватывается. Да, так вот, этот его друг одолжил ему моторную лодочку. Это прелестная вещь, — по озеру на моторной лодке. Он умеет править. Они заедут к этому его другу. Нет, нет — зачем же им туда заезжать, — видите ли, они все уехали на неделю. Собственно потому то и дали лодку. На лодке — это же ничего. Мы закусим и отправимся. Хорошо?
Ну, еще бы не хорошо!
Он садится на диванчик и глядит на нее молча. Она посматривает на него чуть вкось. Он улыбается. Почему он на нее смотрит?
Почему он смотрит, — он не знает почему: она была очень добра к нему, вот наверно почему. Она такая же, как и раньше и совсем другая. Почему это?
Это она сделала. В ней есть что-то такое, — увлекающее вас. Так, как если бы существовал такой водоворот свежего, теплого, пахучего и неясного ветра: он не делает больно, а вы плывете им — и он наполняет вас блаженством. Потом подхватывает и несет… далеко, далеко. Он очень глупо и нескладно рассказывает, но она не будет сердиться и наверно поймет, что он хочет сказать.
Она слушает его и грустит. Ну, что ж, — хорошо уж и то, что она может еще кому то доставить радость. Он очень мил, в конце концов, со своей верой в абсолютные нежности.