Страница 43 из 92
Она уже отдышалась, но говорила медленно, растягивая слова, словно боялась нового приступа.
— Но что меня бесит, товарищи дорогие, так это то, что Аникей нас принимает за каких-то дурачков, за баранов, которых можно погнать, куда ему захочется! — Она повернулась к председателю, и бескровные губы ее сломала горькая усмешка.— Вы Поглядите на него — сидит как ни в чем не бывало. Ведет себя так, будто Черемшанка его личная вотчина, а не колхоз!.. Он же никого в расчет не берет — ни парторга, с которым не посоветовался, прежде чем в область ехать, ни слова не сказал мне, хотя Советскую власть в Черемшанке никто не отменял и ради Ани-кея отменять не собирается!.. Я думаю, что пора нам бросить с ним в прятки играть и спросить с него сегодня как с коммуниста... А для начала записать выговор, чтоб знал, что с его самоуправством никто не собирается мириться!..
— А вы как считаете? — дотрагиваясь до руки Цапки-на, тихо спросил Мажаров.
— Я? — Прохор часто заморгал пушистыми ресницами.— Аникей, конечно, мужик ценный, чего там... Может, сгоряча он там напорол всякого. Но и нам через край переливать нечего... В общем и целом, дело получается траурное...
— Опять, как налим, выскользнул из рук! — не то осуждающе, не то восхищенно бросил Егор.
Ксения не стала дожидаться, когда Мажаров повернется к ней, и поднялась. Она и так уже не находила себе места, несколько раз порывалась вмешаться и как-то пога-
сить спор. Это бюро чем-то напоминало ей то злополучное и бурное собрание, когда она взяла на себя всю ответственность за райком. Она и сейчас не вправе была наблюдать за всем со стороны. Недаром Коробин, напутствуя ее перед поездкой, назидательно и строго внушал: «Мы будем держать равнение теперь на черемшанский колхоз. Он как маяк для нас! Как звезда путеводная! Поэтому там все должно быть в порядке. Понятно?» Но откуда она могла знать, что председатель сделает такой непростительный промах, решится пренебречь мнением всех и даже не поставит в известность парторга!
— Я не понимаю, Аникей Ермолаевич, почему вы не хотите созвать общее собрание,— сказала она, сама не узнавая своего изменившегося голоса.— Неужели вы не сумеете дать отпор нескольким лодырям, если коммунисты поддержат вас? Надо, разумеется, только хорошо подготовиться...
— А я не забыл еще и то собрание, которое вы готовили, товарищ Яранцева! — ухмыльнулся Лузгин.— Я по горло сытый вашей поддержкой! Так что не с того краю вы начинаете...
— Но послушайте!..—Ксения сделала шаг навстречу Аникею.— Вы не сможете этот план выполнить один, без людей! И, наконец, товарищи правы! Разве партийная дисциплина обязательна здесь для всех, кроме председателя?
— Дружно вы на меня навалились! Слышишь, как они спелись, Шалымов, а? — Лузгин положил руку на плечо бухгалтера, и тот встрепенулся, готовно осклабился.— Похоже, они шьют мне уже персональное дело за то, что я проявил высокую сознательность! На совещании мне все хлопали, сам секретарь обкома лично жал руку. А они, чего доброго, за это еще исключат меня из партии! Не на того напали, баламуты! Закрывай портфель, министр финансов, нас дома бабы ждут!..
Шалымов послушно встал, и они чуть ли не в обнимку направились к двери.
— Не явитесь — будем проводить собрание без вас! — Мажаров стоял суровый и непреклонный,
— Вольному воля! — Пропуская бухгалтера вперед, Аникей задержался в дверях.— Каждый будет хлебать то, что сварит!
Дверь взвизгнула па петлях, и в кабинете наступила тишина.
— Давно я его таким смелым не видал,— задумчиво протянул Дымшаков.— Не иначе — крепко заручился...
Завтра жди грома из тучи! — Он повернулся и пристально посмотрел на Ксению.— Скажите, товарищ инструктор, кому не дают покоя наши коровы? Что это за новая че-сотка такая?
— В тоне зубоскальства я об этом говорить не буду...
— Тогда давай как можешь.
— Если вас интересует мое мнение, то пожалуйста.— Она говорила, взвешивая каждое слово, чтобы не задеть Дымшакова и не вызвать его на новый спор.— Мне кажется, что это здоровая идея. Давно пора свести коров в одно место, чтобы каждый не держался за хвост своей буренки.
— Особенно это понятно тем, у кого своей коровы нет и вместо хвоста он держится за свою зарплату! — не вытерпел Егор, но, видя, что Ксения нахмурилась, миролюбиво добавил: — Ладно, не буду тебя подъедать... Какая, скажи, и кому выгода от этого? И как мы будем жить с ребятишками, ты подумала? На одной картошке да на хлебе?
— Когда колхоз закупит коров, оп обязан продавать молоко по дешевой цене своим колхозникам.
— Цена, может, будет и дешевая, да деньги в колхозе дорогие! — сказала Черкашина и не сдержала глубокого вздоха.— А если полна куча ребят в доме, то разве напасешься на них денег?
Дело, которое затевалось в районе, было для Ксении новым, о нем только начали писать в газетах, и сама она не получила еще ясных указаний и могла попасть впросак. Однако оставить людей без ответа она тоже не имела права... Не будь здесь Мажарова, она бы отмахнулась или отговорилась тем, что еще недостаточно разобралась во всем, но его присутствие вынуждало ее не только отвечать на вопрос, но и отстаивать свое мнение.
— До каких пор колхозник будет так непроизводительно тратить свои силы? Когда он наконец отдаст всего себя общественному труду? — сухо и чуть назидатально начала она.— Мы стремимся приблизить колхозника к рабочему и, пока мы этого не сделаем, вряд ли двинемся вперед!.. Вот почему так важно на первых порах освободить крестьянина хотя бы от коровы, которая еще цепко держит его в плену частнособственнических интересов и настроений!..
— Правильно, мужики! Нечего куражиться! — Цап-кин дурашливо ухмыльнулся.— Поначалу нас от коровы освободят, там от курей и прочего и поведут налегке в коммунизм!
— Оставьте ваши сомнительные шуточки, товарищ Цапкин! — Ксения сурово оглядела притихших, настороженно слушавших ее людей.— Именно мужицкое еще крепко сидит в вас, не вытравилось! Что, мол, мое, то мое, и не подступайся... Я, дескать, со своей коровой и в коммунизм пойду.
— Да-а,— шумно вздохнул Егор Дымшаков.— С тобой, Ксения Корнеевна, не соскучишься...
— Ну что ж, пора кончать, товарищи,— тихо сказал Мажаров.— Я думаю, что это дело самих колхозников — мы им навязывать свою волю не будем...
Прежде чем отпустить всех, он проголосовал за то, чтобы в ближайшие дни созвать общее собрание. За это предложение не поднял руки один Цапкин, сидел, шаря руками по кумачовой скатерти, не поднимая головы.
Когда все разошлись, Мажаров погасил свет и вместе с Дымшаковым вышел на улицу.
— Все пропил мужик! — Егор скрипнул зубами.— И зачем Цапкина мы держим в партии — убей, не пойму!
— Не торопись, Егор Матвеевич... Оттолкнуть человека не мудрено, а вот понять, почему он такой и нельзя ли его вернуть на путь истинный, куда сложнее...
Во дворе Дымшакова, несмотря па поздний час, бегала Анисья, размахивая фонарем. Увидев мужа, она крикнула:
— Слава богу! А то я уж не знала, что и делать... Беги за ветеринаром! Кажись, наша кормилица подоспела... Живенько!
Дымшаков хлопнул калиткой, а Константин пошел за Анисьей в сарай. Перед бревенчатым закутом, в углу сарая, женщина обернулась, и глаза ее, полные тревоги, остановились на Мажарове.
— Посветите, не сочтите за тягость.— Она сунула ему в руки фонарь и засуетилась около коровы.— Потерпи, моя страдалица... Сейчас тебе полегчает...
Корова лежала вздувшейся тушей на охапках свежей соломы и, словно понимая хозяйку, косила на нее влажный, лиловый, как слива, глаз и кротко, жалобно мычала. Тошнотно пахло кровью. Этот тяжелый запах заглушал запах навоза, пота и мочи. Стены закута заиндевели, будто поросли изнутри седой травой, пар от тепла валил из дверей.
Скоро в сарай влетел Дымшаков, держа за руки заспанного и запыхавшегося ветеринара с кожимитной сумкой через плечо. Констачтин поливал ему на руки горячую