Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 92

—  Так.— Мажаров медленно, как бы нехотя, обернулся к Ксении.— Хотелось бы знать вашу точку зрения, товарищ Яранцева...

Обычно Ксения вступала в разговор, когда сама находила это нужным, еще никто из секретарей партийных организаций ни разу не вынуждал ее высказываться пе по своей воле, делая ей, как работнику райкома, исключение.

Она встала, словно так ей было легче говорить.

—  Мы ужасно страдаем от этой неразберихи с севооборотами... Кто же будет возражать, если вам удастся войти уже нынче в первую ротацию?

Лишь минутой позже она поняла, почему Мажаров так добивался, чтобы высказались все. Будто только сейчас вспомнив о председателе, он повернулся к нему и тихо сказал:

—  Прошу вас, Аникей Ермолаевич...

Лузгин тоже, видимо, догадался, что, кладя на весы свое решающее слово, он не должен забывать о том, что сказали здесь до него. Да, тут просто не отмахнешься, не сделаешь вид, что это тебя мало интересует, тут или докажи, что вся затея с севооборотами нынче невыполнима, или по-умному, не теряя достоинства, присоединись к мнению большинства. Он только сейчас увидел, куда клонит новый парторг.

—  От добра добра не ищут! — сказал он, встречая улыбкой пристальный, недоверчивый взгляд Константина.— Поскольку Константин Андреевич агроном, поднаторел в науках, пускай планует на здоровье. Кто ж против собственной выгоды?   Таких   дураков   в нашей деревне

нету!..

Так и записали в протокол: подобрать подходящий севооборот, составить хотя бы в грубом виде почвенную карту земельных угодий, посоветоваться со старыми хлеборобами и провести сев по всем агротехническим правилам. Мажаров зачитал это решение, потеребил светло-рыжую

бородку.

—  А теперь, Аникей Ермолаевич, мы бы хотели послушать, что за совещание было в области и о чем шла там речь.

Голос Мажарова был тих и ровен, но Ксения вдруг почувствовала, что он сильно волнуется.

—  Что ж докладывать... Слышали, наверно, по радио о нашем почине! — зычно проговорил Лузгин и встал.— В общем и целом, нас поддерживают и райком и обком, и дело теперь за тем, чтобы нам выполнить то, что обещано!..

—  А что вы обещали? — спросил Мажаров и нервно закрутил в пальцах карандаш.

—  Я не от себя обещал, а от всего колхоза,— пытаясь вовремя поправить парторга и все поставить на свое место, твердо ответил Лузгин.— Дадим три с половиной плана по мясу и два по молоку...

—  С кем вы советовались в колхозе, прежде чем выступить и дать такие обязательства? — не вняв предупреждению Лузгина, настойчиво спросил Мажаров.

—  Выходит, вы выражаете мне недоверие? — Лузгип криво, одной щекой усмехнулся, снял со скатерти кулаки.— Вышестоящие организации   одобряют,   а вы  лично

против?

— О вышестоящих мы пока говорить не будем. А поговорим вначале о нижестоящих, с которыми вы обязаны

были не только посоветоваться, но и обсудить то, что обещали от их имени.

Мажарову было уже нелегко справляться с собой, и он тоже поднялся.

—  На худой конец, вы доляшы были поставить в известность хотя бы коммунистов колхоза и меня, как парторга. Но вы, как говорится, не сочли... Кто вам дал такие права?



—  Какие права? — не понял Лузгин.

—  Права не считаться с нами, с Уставом артели!.. Ведь вы, по совести, даже не подумали, не вспомнили, что вам нужно с кем-то обсудить эти обязательства, а?

—  Да начхать ему и на нас и на Устав! — не вытерпел Егор Дымшаков.— Ему лишь бы самому наперед выскочить и прославиться!

Видно было, что Лузгина больше всего бесило, что новый парторг разговаривает с ним вежливо, как с больным, который не то по слабости воли, не то по недоразумению сделал промашку, и теперь нужно всем сообща ее исправлять. Всю жизнь он опасался вежливых людей и вот дожил до того, что такой человек уже завелся в колхозе, где он всегда был полновластным хозяином. И человек этот учит его новым правилам, как парнишку за партой. Выкрик Дымшакова взбодрил Аникея, он обрадовался ему, как глотку свежей воды, когда пересыхает горло. Егор весь перед тобой как на ладони, понятный до конца. Иной раз он тебя ударит под дых, ты ему дашь сдачи, вот и. получается баш на баш, в полном расчете. А от этого ученого агронома не знаешь, что и ждать, не ведаешь, с какой стороны он подойдет, за что ухватится...

—  Зазорно, что ль, быть впереди всех, Егор? — Лузгин приосанился.— Иль гордость свою мы собакам на помойку выбросили?

—  Ты, Аникей, еще рот не открыл, а я уж знал, что ты скажешь,— сдержанно ответил Дымшаков.— Мало ты за эти годы выскакивал и всем язык показывал? Мало вокруг тебя разной брехни было? А что толку? Может, народ стал после твоего шума жить лучше или в мошне у него прибавилось? Или земля наша начала больше рожать?

— Выходит, ты против соревнования? Так надо понимать? — Лузгин рассмеялся.— Жалко, мало людей тебя слушает...

—  Соревнуйся, но чтоб по правде все было, без обману! — Дымшаков скомкал газету, бросил на середину стола.— А то ведь что получается — весной вы в районе друг

перед дружкой хвосты заламываете, орете, кто кого обогнал, а осенью молчите в тряпочку. Вот ты наобещал там и за людей и за коров, а в ум не взял, что, хоть повисни у коровы на сосках, она все едино молока не прибавит!.. Цапкин, не сдерживаясь, загоготал во все горло, открывая тесно забитый белыми зубами рот, зыркнул по сторонам и с деланным испугом прикрыл его ладонью.

—  Вы не ответили на мой вопрос, Аникей Ермолае-вич.— Мажаров снова обратился к. Лузгину.— Как могло случиться, что вы распорядились нашей волей по своему усмотрению, не спросясь никого?

—  Люди меня выбрали, и они обязаны мне доверять! — не сдаваясь, напористо отвечал Лузган.— Бывает так, что советоваться некогда. Упустишь — и не догонишь!.. А народ, он у нас сознательный, ему можно все объяснить!

—  Ну что ж, в таком случае давайте ему все объясним,— ловя его на слове, неожиданно легко согласился Мажаров, и все с любопытством повернули к нему головы.— Соберем завтра собрание и поговорим обо всем. Верно, товарищи?

Это было так естественно, что все одобрительно загудели.

—  Нет, такой номер у вас не пройдет! — Лузгин помрачнел, нахмурился.— Вместо того чтобы звать народ на борьбу за выполнение плана, вы желаете все настроить на срыв, а меня опозорить? Не выйдет!

—  А как же вы собираетесь звать народ на выполнение плана, если не хотите поговорить с теми, кто вас выбрал в руководители?

—  Так ведь явятся всякие крикуны, отсталые элементы! Им бы поменьше работать да побольше жрать, вот и вся забота! Да что обсуждать? Раз слово дадено — назад ходу не будет! — Лузгин стоял, скрестив на груди руки, вызывающе и нагло поглядывая на Мажарова.— Вот такая декорация, товарищ парторг!.. А ежели наши патриотические обязательства вам не по нраву, то прямо и заявляйте — так, мол, и так, мы это дело не осилим и берем свое обещание обратно.

—  Нам ничего не придется брать обратно, Аникей Ер-молаевич.— Глаза Мажарова стали холодны и спокойны, словно бесстыдство Лузгина прибавило ему сил и выдержки.— Это вы сделаете сами, когда мы вам докажем, что вы взяли план не по силам... И не торопитесь, бюро еще не окончено.— Он стерег каждое движение председателя.— Так как решим, товарищи?

—  Пускай скажет, как он собирается выполнить три О половиной плана по мясу,— снова заговорил Дымша-ков.— Откуда он брал цифры и, главное, откуда будет брать мясо? Не для того ли он хочет и наших коров скупить?

—  У нас по всему сельскому Совету имеется в наличии около трехсот коров.— У стола, вынырнув в круг света, очутилась Черкашина, возбужденная, изжелта-бледная.— Если их даже всех пустить под нож, то и тогда нам не поднять такой план!..

От волнения она закашлялась и долго не могла говорить, и все ждали, пока ее перестанет бить тяжелый, надсадно-хрипучий кашель. Однако Мажаров догадался налить ей стакан воды, Черкашина отпила несколько глотков и улыбнулась всем виновато.

—  Как привяжется — сил нет... Давно бы надо бросить травить себя, а духу не хватает...