Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 12

На перекрёстке, где нужно было повернуть, неимоверная пробка. Даже неясно, по какой причине. Но до места здесь рукой подать, поэтому я решил расплатиться и добежать до его дома — так вернее будет. Нарушив все дорожные приличия и правила, со второй полосы я припустил на тротуар. Ботинки сразу промокли, холодные хлопья хлестали по лицу, проникали за шиворот. Перепрыгнул через заборчик и быстрым шагом, сам превратившись в стылую тень, поспешил повернуть направо. С удивлением обнаружил, что город, оказывается, несмотря на то что упрямая осень не желала сдавать позиции, готовится к новому году. Украшения на столбах, ёлки и Деды Морозы в витринах, синие фонарики над мостовой, прохожие с авоськами мандаринов, светодиодные деревья — всё это должно было внушать оптимизм и ощущение праздника. Но то ли мокрый снег, то ли неприятные воспоминания мешали новогоднему настроению. Воспоминания оживали и муторно теребили какую-то жилу внутри.

Какой это был наш Новый год? Второй или третий? Наверное, уже третий, тогда с нами Динара начала постоянно выступать, тогда была написана и песня про краешек Луны. Денис исполнил её в модном клубе на Новый год до полуночи, пока тела бодры и слух цепок.

Как только я услышу звук струны

Там, на ленивом завершении вечера,

Я задержусь как будто опрометчиво

На кра-а-аешке серебряной Луны,

на кра-а-аешке Луны…

Я видел, какой эффект произвела заглавная композиция на трезвую публику: рты открылись, шеи вытянулись, глаза заволокло то ли слезой, то ли сексом. Народ был удивлён. Я принимал поздравления и беспечно пропустил врага. Знал ведь, что Петечка Ансберг в зале, мог предвидеть его коварные ходы. Вместо того чтобы увести Дениса вовремя, я лакал дорогое шампанское и закусывал бесконечной болтовнёй со всеми на свете. «На краешке Луны» попросили исполнить ещё дважды. И уже когда я совершенно был в эйфории от самого себя и своего офигенного вокалиста, я заметил блестящий пиджак Петечки рядом со сценой. Сердце сразу пропустило удар, я поспешил к ним. Так и есть: успешный продюсер, медийное лицо с хитрыми глазами, напомаженный во всех местах Петечка охмурял Дэна.

Очевидно, что тот сразу понял, кто перед ним, ведь он уже не первый год в тусовке, главных персонажей знает. Вижу, глазки у Дениса загорелись, смотрит преданно на этого хлыща — не иначе тот уже гор золотых наобещал.

— Нил! Вот беседую с твоим подопечным! — расплылся Ансберг в фальшивой улыбке. — Золото мальчик! Просто золото! И песенку удачную состряпали, Мишаня постарался? — Пришлось с ним обниматься. — Давай накатим с нами! Чтобы в новом году Денис взлетел выше этого клуба! За него!

Пришлось выпить и даже под локоток подхватить Петечку. Но он не собирался отходить от Дениса.

— Хочу пригласить вас в Сочи на попсовый конкурс, он же там всех умоет! Беру на себя вызов — гарантирую, что отборочный пройдёт, я с Игорем Яковлевичем поговорю, — Петечка многозначно подмигнул. — Ну и добро пожаловать в нашу арт-студию, забабахаем клипец, раскрутим. И пойдёт-поедет!

Лихо он обрабатывает! Без зазрения совести пытается увести у меня парня! Расставляет свои золотые капканы.

— Петюня, я рад, что ты оценил, но Дэну ещё петь. Не нервируй исполнителя, — я всё-таки ухватил его за пиджак и потянул вглубь зала — сквозь качающуюся публику к нашему столику. — Давай выпьем с тобой! — Но, вижу, масляные глазки звёздного продюсера застекленели, а мяконькие щёчки подобрались. Со мной он не собирается сюсюкать.



— Как же, месье Дробинский, сей алмаз оказался у вас в руках? — И пить он со мной не собирался.

— Сей алмаз я нашёл, и я ограняю, заметь, не первый год. Поэтому ты руки свои на него не затачивай. У тебя своя делянка, у меня своя.

— Ты же не справишься! Твой алмаз так и будет сверкать по клубам. Допускаю, что к немчикам отвезёшь развлечь бюргеров под пивко. Но на большее тебя не хватит: нет ни площадок в столице, нет ни капусты для настоящих хитов, нет ни обязанных тебе режиссёров, нет никаких лазеек на тиви.

— У нас свои дороги, пусть не такие фееричные, как в твоей мотне, но свои. Да и Денис не согласится лечь под тебя! — О Петечкиной ориентации знали все, да и он не особо скрывал.

— Фи! Как грубо! — Я знал, что Ансберг при всей его жеманности и стервозности не спит со своими протеже, он и в самом деле настоящий профи, да и в своих постельных пристрастиях постоянен. — А откуда ты знаешь, что не ляжет? Мальчик тебе не даёт? — он мерзко захихикал, зло сверкнув глазом. — Ты же в курсе, что я настырный тип. Денису нужен я! Могу перекупить весь проект целиком: мне и этот толстяк нравится, и девочка с виолончелью. Название оставим — как память о тебе. Так ты хотя бы монету поимеешь.

— Отвали! Я ничего не продаю. Этот проект мой!

— Проект? Возможно. Но всё меняется. Да и рабства сейчас нет. К счастью. Короче, под ёлочкой такие вопросы не решаются. Мы же с тобой ещё порешаем, милый? — он ласково щёлкнул мне по носу пальцем, развернулся на каблуках и, виляя задом, сгинул куда-то в толпу. Денис пел Twist In My Sobriety — что-то про поворот в сознании.

В ту же ночь Петечка ещё пару раз оказывался возле Дениса, и я летел к ним, чтобы пресечь посягательства. Потом я видел блестящий пиджак около Биг-Макса, как Ансберг пил чуть ли не на брудершафт с Тарасиком, как за столик звёздного продюсера подсел наш аранжировщик Вовка и кивал своей рыжей головой на речи диверсанта. В какой-то момент я даже почувствовал, что меня охватывает паника: если Ансберг затеял атаку, то это опасно.

После праздника вроде как и не поменялось ничего. Ещё неделя новогоднего чёса, потом две недели тишины. Петечка больше не появлялся на горизонте. И я успокоился. Как выяснилось, зря. В феврале Денис пару раз безбожно опоздал на репетицию. Потом я из окна увидел, как он выходит из эксклюзивной навороченной машины. На прямой вопрос, кто его подвёз, он смущённо ответил: «Одна фифа». Не знаю я вторую фифу в городе, которая бы разъезжала на красном Maserati с буковкой «А» из страз на капоте. Денис вдруг стал спорить по некоторым вопросам: то клуб ему не нравился, то гонорар, то сроки съёмок, то тема интервью. Я чувствовал — Дэн меня предавал. Он увиливал от разговоров, он отказывался приехать в гости, он не смотрел мне в глаза.

Конечно, я поговорил с Максом. Тот ничего не утаил. Рассказал, что Петечка созвонился с Дэном, что они договорились сначала о встрече на нейтральной территории, в каком-то ресторане. А в следующий раз Денису предъявили студию звукозаписи, познакомили с «ближним кругом» и даже свозили на консультацию модному стилисту. Теперь мой солист решил отбеливать зубы… Биг-макс открыто предупредил, что если его позовут, то и он пойдёт к Ансбергу — «без обид, я легко продаюсь», и добавил:

— Это Дэн мучится, не знает, как тебе обо всем сказать. Рефлексирует. Но не волнуйся, он всяко отработает до окончания контракта, но потом… В общем, ты бы сам с ним это обсудил.

И я поехал к нему домой — к ночи, чтоб наверняка. Теперь Денис не мог уклониться от объяснений. Он побледнел, потупил взгляд, нервно подбирал слова, раз сто повторил: «Но я так благодарен тебе, так благодарен!» Раз двести — «прости, прости, прости». Раз триста — «не забуду, ценю, уважаю». Я видел, что он впечатлён теми ресурсами и масштабами, что ему продемонстрировал Ансберг. Он ошеломлён теми перспективами, что открывались ему вдруг совершенно даром. Что я мог противопоставить? Взывать к совести, апеллировать к дружбе и преданности я тоже не мог. Кому они нахрен нужны в нашем деле? Это даже бы звучало глупо и унизительно. Поэтому пришлось напялить маску благодушия, печального, но благодушия. Но внутри что-то истошно визжало, до немоты, до тошноты.

У меня оставался ещё шанс оставить Дениса около себя, продлить контракт. Я поехал к Ансбергу, в его резиденцию — именной продюсерский центр. Плана толкового не было, да и впускать меня в его бетонный рай никто не собирался. Вертушка, стеклянная коробка на входе, серьёзный амбал в синей рубашке — всё против меня. Раздражённый, я вышел на улицу. И прямо у парадного лихо останавливается «рендж ровер», а оттуда несравненная краса выходит. Бойфренд нашего Петечки. Плечистый, длинноногий, кудрявый, пухлогубый, холёный. Аполлон в «Версаче». Аполлона зовут диковинно — Светозар. Виды его полуобнажённой натуры рядом с флакончиком мужского брендового парфюма влезли не только в каждую рекламную паузу и на каждый третий билборд, но и в сознание всех мечтательных гражданок необъятной страны и ближнего зарубежья.