Покаяние разбившегося насмерть

На мгновенье мадам Лево умолкла, словно выслушивая чью-то речь, после чего вновь заговорила бодрым тоном.

- Извиняюсь, но мсье Шюни хочет сам все вам рассказать, а потому очень ждет в офисе... Я понимаю, что вы очень устали, мсье Муар, но, пожалуйста, приезжайте, это очень важно! Пожалейте парня, ведь, по сути, он еще совсем мальчик...

"Мальчик"! Я невольно хмыкнул, представив себе эту двухметровую махину; нужно быть добрейшей мадам Лево, чтобы назвать здорового и самолюбивого бухгалтера мальчиком. Поспешив оборвать в самом начале свою пятиэтажную характеристику Шюни, я глубоко вздохнул и представил себя в позе, которую демонстрировал сегодня доктор Молю - асана дерева, совершенное равновесие. Улыбаемся и радуемся жизни со всеми ее шуточками и сюрпризами в духе исповеди бухгалтера, которую мне предстояло выслушать на голодный желудок сразу же после пылкого монолога его благоверной. Усмехнувшись, я тут же решил, что по крайне мере сегодня воздержусь от передачи слово-в-слово ее личного "послания" мужу.

Глава 23. Последнее откровение дня

Прибыв в офис, я стремительно взлетел на второй этаж, энергично промаршировал в приемную, где и наткнулся на небритого Франсуа Шюни, мгновенно подскочившего со стула, на котором сидел, изливая душу перед вздыхающей мадам Лево. Ни слова не говоря, я окинул "мальчика" грозным взглядом и молча кивнул, приглашая в мой кабинет. Как школьник, понуро опустив голову, он встал и последовал за мной.

Чтобы снять собственное раздражение по причине постоянно откладываемого ужина, ощущая ропот своего несчастного желудка, я первым делом принялся заправлять кофейный агрегат, предложив бухгалтеру опуститься в кресло и сжато изложить свое сообщение.

- Меня отпустили! - взволнованно всхлипнул Франсуа, дрожащей рукой проводя по щетине на щеке.

- Вижу.

Раскаиваюсь в собственной черствости, но я был как никогда зол. Попробуйте меня понять: благодаря "подвигам" этого самого Франсуа Шюни сегодня я с раннего утра был на ногах, успел повстречаться с кучей народа, выслушать множество монологов, которые в итоге слились в одну бесконечную ленту, как бинт, обмотавшуюся вокруг моей припухшей за день головы.

- Меня отпустили, - с мальчишеским запалом повторил Франсуа, - но я, если честно, не знаю, радоваться ли этому. Потому что мне негде ночевать. Если вы не желаете меня выслушать, то позвольте хотя бы переночевать в офисе! Буквально несколько минут назад моя жена позвонила мне и сказала, что в ее дом я смогу приехать только завтра днем - для того, чтобы забрать свои личные вещи... Иветта выгоняет меня и начинает бракоразводный процесс.

Признаюсь: несмотря на то, что благодаря встрече с Иветтой Шюно я знал все перипетии дела еще раньше самого Франсуа, все-таки его трагический вид неожиданно меня тронул. Вот в такие моменты всегда невольно радуешься собственной свободе - не связан никакими брачными узами и слава богу! Конечно, женись я на моей любимой и единственной Соне, уж непременно хранил бы ей великую верность; и все-таки мне почему-то кажется, у моей красавицы вполне хватило бы творческой фантазии для проведения регулярных ссор и скандалов с торжественным выдворением меня за порог нашего дома.

Без особого напряжения представив себе подобную сценку, я вздохнул и наконец-то посмотрел на своего небритого собеседника с долей сочувствия.

- Франсуа, насколько я в курсе, в "Садах" у вас неплохая заработная плата. Неужели в настоящий момент у вас на счету нет ни цента?

Он взглянул на меня удивленно.

- Почему же? Деньги у меня есть, я лишь хотел сказать...

Я прервал его движением руки.

- Есть? Вот и прекрасно, Франсуа! Тогда вам совершенно ни к чему ночевать в офисе - у нас тут и дивана нормального размера нет, я уж не говорю о душевой кабине и постельном белье... Минутку! Я попрошу мадам Лево договориться о комнате для вас в этом микрорайоне.

Я вышел и дал задание мадам Лево, которая с воодушевлением взялась обзванивать все фирмы, занимающиеся сдачей в аренду жилья. Вернувшись в кабинет, я разлил подоспевший кофе по чашкам и уселся в свое кресло, улыбнувшись Франсуа вполне дружелюбно.

- Пейте ваш кофе и рассказывайте, как там все было. Полагаю, на время первого тройного убийства у вас твердого алиби не было?

У бедняги за то время что он находился в неволе от переживаний реально осунулось лицо; он с жадностью выпил всю чашку залпом, после чего заговорил практически без остановок.

- Увы, нет! После угрозы Нико я был в самой настоящей панике, а потому, как только спектакль завершился, просто-напросто сбежал из центра, сразу направившись домой. Но Иветта в тот день неважно себя чувствовала, рано легла и к моему прибытию спала, так что не могла сказать, в котором часу я был дома... Потому комиссар все время тыкал мне показания этой чертовки Селин, которая в сущности подтверждала мои слова - то, что я почти сразу после спектакля вышел из здания центра. Только ее слова о том, что я был очень мрачный и старался, чтобы меня никто не заметил, полиция приняла как лишнее доказательство моей виновности. Я пытался доказать комиссару, что был мрачным из-за шантажа Нико, но он только усмехнулся: "Совершенно очевидно, что вы сразу же отправились в сквер и там ожидали прихода Нико, чтобы его убить и таким образом сразу же решить данную проблему..."

Он почти истерично рассмеялся.

- Я возразил комиссару: позвольте, в тот день Нико не назначал мне никаких встреч, ведь я никак не мог иметь при себе столь крупную сумму денег! Но он словно меня не слышал! Только снова усмехнулся и сказал, что Нико мог начать шантажировать меня гораздо раньше.

Я кивнул, хорошо представив себе усмешку комиссара.

- С этим все ясно и вам действительно было бы трудно оправдаться, если бы не убийство медсестры. Кстати, полагаю, вам не стоит держать зла на супругу: хорошо, что даже оскорбленная вашей изменой, она все-таки предоставила вам алиби. А ведь вполне могла и промолчать, как молчала до этого...

С трудом дослушав меня, Франсуа поспешил высказаться с самым трагическим выражением лица.

- В том-то и дело! Для нее вся эта грязная история с Селин стала настоящим шоком. Не забывайте, что полиция арестовала меня среди бела дня, заявившись к нам домой, тут же устроив тщательный обыск. Для Иветты все это было большим потрясением. Конечно, я пытался ей объяснить, что этот арест - какой-то абсурд, что я ни в чем не виноват, что во всем этом какая-то ужасная ошибка. Но утром следующего дня Иветта прочла едва ли не все парижские газеты и узнала про мою измену. Один полицейский - понятия не имею, как его зовут - почти с радостью рассказал мне, как она пришла в управление и прилюдно заявила комиссару, что поначалу просто хотела выкинуть из дома все мои вещи и начать оформлять развод, оставив меня отбывать наказание за убийства, которые, возможно, я никогда и не совершал. Но поскольку она воспитана в приличной семье, то в конце концов приняла решение: ее долг - сообщить полиции тот факт, что весь вечер и ночь, когда произошло четвертое убийство, я находился дома, в ее компании. Она также сообщила, что я абсолютно не переношу даже вида крови. И еще добавила, что все это сообщает полиции лишь для того, чтобы на свободе не остался настоящий преступник - на меня ей совершенно наплевать. Понимаете? Я ей больше не нужен.

На парня было больно смотреть: бледное осунувшееся лицо, щетина, лихорадочно блестевшие глаза. Я налил вторую порцию кофе и поставил перед ним чашку. Тут очень кстати, пару раз стукнув в дверь, в кабинет заглянула мадам Лево, первым делом взглянув на Франсуа и ободряюще ему улыбнувшись.

- Все чудесно, мсье Шюни: я нашла для вас милейшую квартиру в двух шагах отсюда, по вполне приемлемой цене. Предлагаю вам немедленно позабыть все неприятности и обиды, поблагодарить бога за то, что вы на свободе и отправляться на боковую. Я могу вас проводить.