Порода волчья

Лаура вскочила с дивана, лицо её пылало яростью.

- Не смей говорить о...

- Я СОГЛАСЕН, - сказал Арман, жестом приказав жене остановиться. - Десять процентов. За защиту Лауры и детей. Доволен?

Гильфи ухмыльнулся, помахав "кошкодёром".

- Пошли со мной! Хороший разговор, хорошего места требует.

Перехватив взгляд Армана на Лауру, громко рассмеялся.

- Да успеешь ещё свою бабу отшпилить. До утра далече!

- Хватит хамить, солдафон! - глухо сказал Арман и взял в руки плащ.

- Уй-ти какие мы не-е-жные! Пошли, давай! Работа не ждёт! - хохотнул Гильфи и, бряцая доспехами, пошёл к выходу.

Утро

Говорят, перед смертью наступает отрешённость. Человек прощается с жизнью и со всем, что его связывает с этим миром. Но у Армана было не так. С утра ему всё стало интересно. Всё имело значение. И то, как встал с кровати. И каждая штанина, в которую просовывал ноги. И конечно то, как спит Лаура. Она лежала, откинувшись на подушке, разбросав пышные карие волосы. Красивая грудь поднималась и опускалась, под спущенным одеялом.

Осторожно укрыв её, Арман удержался от поцелуя, боясь разбудить. И пошёл собираться.

Зайти что ли к детям? Нет! Почему-то при мысли о детях, он сразу же расклеивался. Помнил видимо того ребёнка, что утирал слёзы над маминой могилой, когда Гильфи носило где-то в дальних краях.

Сегодня не хотелось думать о плохом. Даже, вспомнив о Гильфи, Арман испытал нечто вроде благодарности. За эту ночь старый наёмник вытер ему сопли досуха избавив от опустошающего чувства обречённости.

Да и образование Армана - дело рук отца. Именно он дал "своему бестолочу" денег на обучение в Архитектурном Институте в столице. Был как-то у наёмника "урожайный" год. Купил себе здание для пивнушки, новой женой обзавёлся. И детей не забыл.

- Раз уж человеком стать не можешь, - хмыкнул он, сажая Армана в поезд, - строй дома. Глядишь и мне чего выстроишь.

Наскоро одевшись, умыв лицо и руки, он взял свою рапиру, и вышел во двор. Извозчик и секундант уже ждал его возле двери.

***

Местечко за городом было красивым. Полянка плавно превращалась в склон, спускающийся к изящной быстрой речке. За рекой высокой стеной стоял густой хвойный лес. Особенно сейчас, когда небо наверху было тёмно-синим, а восток алел первыми лучами солнца.

- Это не дуэль, это спектакль какой-то! - возмущался секундант Армана, господин Кобальт, глядя на толпу в тридцать или даже сорок человек, прибывших на место предстоящего поединка.

Арман не ответил, разговаривать ему не хотелось. Он прошёл мимо Гильфи, кивнув головой в знак приветствия, и двинулся дальше, блуждая растерянным взглядом по ещё непроснувшимся лицам.

Гильфи тревожно посматривал на дорогу, словно ожидая чьего-то прибытия. Он был в том же облачении, что и вчера, разве что пистолей добавилось, их у него теперь было четыре. Рядом с ними покуривали трубку бывшие сослуживцы, одетые и экипированные схожим образом. Всего их отряд насчитывал семеро бойцов, увешанных оружием.

Кобальт перехватил его взгляд. Невесело усмехнулся.

- Если вы о добрейшем Джерри, то, увы - он сломал себе ногу на пути в город.

- Когда это? - удивился Гильфи.

- Вчера ночью. Он так спешил сюда, что его лошадь кувыркнулась на дороге. Так что на его заступничество рассчитывать нечего.

- На всё воля Божья! - вздохнул Гильфи.

По другую сторону площадки в компании молодых парней и девушкек стоял Гай Брюннер. Он был одет в роскошный белый с золотом костюм, в руке держал рапиру. Гарда золочёная, рукоять из слоновой кости. Эта дорогая игрушка в разные годы успела убить шестерых человек на десятке дуэлей.

Брюннер острил и делал комплименты девушкам. И не поймёшь, что этот человек пришёл убивать. Его вечного "хвостика" Базза рядом не было. Отец и сын Скиннеты стояли обособленно, среди важных городских мужей. Вскоре туда подошёл и секундант Армана - Кобальт. Поздороваться с Судьёй и пообщаться с секундантом Брюннера, коим являлся Базз.

- Хайнц Кобальт, барон Синеозёрский. Я представитель одного из заказчиков Армана, но согласился побыть секундантом.

Мужи, включая судью, степенно склонили головы и поочерёдно представились.

- Меня зовут Базз Скиннет, я буду секундантом Гая.

Кобальт скептически взглянул на Скиннета и кивнул.

- Как угодно барону Брюннеру.

К ним подошёл Арман, отставший от Кобальта, из-за своих одеревенелых ног. За время поездки от его боевого духа не осталось и следа. Из памяти выветрилось абсолютно всё, кроме того, что надо сделать сейчас. Уж это он запомнил так, что готов был вспомнить и после смерти.

- Доброе утро, Арман, - сухо поприветствовал его Адольф. Остальные мужи едва заметно кивнули. Базз Армана брезгливо проигнорировал.

- Господин судья!- сказал Арман, твёрдым и громким голосом, - Я хотел донести до вас, что сейчас состоится дуэль, запрещённая Императором с начала прошлого года.

Наступила недоумённая тишина. Мужи смотрели на него, кто с удивлением, а кто с откровенной насмешкой. Разве что Кобальт несколько раз одобрительно кивнул.

Арман стоял, никого не видя, и смотрел только на судью. На лице Адольфа дёрнулась мышца. Тот поспешно справился с тиком.

- Да? А кто, простите, в ней участвует?

- Я и Гай Брюннер!

Люди зашептались. В их глазах читалось осуждение. Базз Скиннет плюнул себе под ноги и громко крикнул

- ТРУС!

Брюннер на выходку Армана не отреагировал вообще. Это была его фирменная черта - не видеть в упор тех, на ком сходились перекрестье прицела.

На лице Адольфа Скиннета проскочила злобная усмешка. Этот человек мог убить его сына, если бы не Брюннер...

- Стало быть, вы только что признались в желании участвовать в дуэли, - едва не прошипел он. - Правильно, Арман?

И повысив голос, добавил:

- Волею Императора, я имею право Вас повесить. Хоть сейчас! Например, на во-о-он той ветке. Живописно будете смотреться на фоне рассвета.

- Натюрморт! - хохотнул Базз Скиннет.

- И Брюннера, - угрюмо добавил Арман.

- С чего бы? - Адольф свирепо улыбался. - О планах господина барона на это утро мне ничего не известно. На дуэль ПРИПЁРЛИСЬ исключительно вы, Арман.

- И нас притащили! - снова хохотнул Базз.

- Так что все условия для казни у меня есть, - скалящаяся улыбка Адольфа превратилась в уродливую гримасу. - И верёвка, и ветка, и даже зрители.

Окружающие мужи и подошедшие дворяне тихо засмеялись. Здесь собрались в основном любители "поединков чести", потому ждать снисхождения Арману было не от кого. Арман замер как лягушка под взглядом змеи. Кожа судьи посерела, лицо, словно превратилось в череп. Глаза сверлили Армана насквозь. Адольф не шутил. Он и впрямь с вечера подумывал повесить Армана и обезопасить Брюннера от лишних проблем.

- Ты не повесишь его, Адольф, - сказал Гильфи, появившийся рядом в компании своих боевых товарищей.

- Думаешь, я буду у тебя спрашивать?

- Думаю, ты его не повесишь, - повторил Гильфи. - Нет оснований. А говорить можешь что хочешь.

И тоже улыбнулся. Куда более дружелюбной улыбкой, чем судья. Но все присутствующие разглядели за ней полтора-два десятка трупов, застреленных и заколотых.

Возможно, молодые разъярённые дворяне таки доберутся до шестерых искалеченных старпёров, но стоить им это будет очень дорого. Латы, пистоли и огромный опыт боёв.

- Вы не справитесь... - глухо сказал Судья. Но уже без огонька. Так, побухтеть. Ему совсем не улыбалось, чтобы завтра вся губерния знала о бойне, которая случилась потому, что судья решил повесить парня за дуэль, которой к тому же и не было.

- Ну, хоть развлечёмся! - оскалился Гильфи и, найдя глазами Гая, громко крикнул. - Эй, Брюннер! А с каких пор тебя судья покрывать начал?

- Я не нуждаюсь в покровителях! - отозвался Брюннер, отвлекаясь на миг от беседы. - И для тебя я господин барон. Ты меня понял?