Страница 4 из 10
«Познакомившись с ружьем», ворона не подпустит к себе человека на расстояние выстрела. Так что метод, к которому прибегнули дубнинцы в борьбе с воронами, вряд ли может считаться эффективным. К тому же стрелять в городе опасно. Да и гуманной такую акцию не назовешь. Как же быть?
Интересный выход подсказал в беседе президент Фонда защиты животных и растений Илья Поплавский.
– В города надо вернуть хищных птиц, для которых ворона излюбленная добыча. Это филин, сокол-сапсан, ястреб.
– Вы говорите вернуть. А были ли они, скажем, в Москве?
– Были, и в достаточном количестве. Одна пара соколов-сапсанов гнездилась даже на башне Киевского вокзала. Истребили. Теперь их внесли в Красную книгу.
– Так что, разводить надо хищников?
– Да, разводить и тем самым создавать естественный заградительный барьер для «серых хулиганок». Разводить, считаю, надо в небольших специализированных питомниках, что под силу энтузиастам, сотрудничающим с нашим фондом.
– А что же государственные питомники, зоопарки вы сбрасываете со счетов?
– Наши зоопарки далеки от узкой специализации, неудобны. Потому-то, когда в Московском зоосаду пара бородачей отложила два яйца, то их для инкубации передали в питомники хищных птиц Германии. Наука у нас в этом направлении работает неплохо. Но она решает, если можно так выразиться, вопросы качества, а не количества.
А теперь представьте себе такую картину: в каком-нибудь парке Москвы (мне больше по сердцу «Сокольники») или в Центральном Ботаническом саду устраивается специализированный птичий питомник. Огромные вольеры, где пернатые даже не чувствуют, что они в неволе находятся.
Уверен, москвичи не откажутся посетить мини-зоопарк. А это деньги. Часть их пойдет в уплату парку за аренду территории. Выигрыш, правда? Но больше-то всего получит город. Птицы потом будут выпущены на волю. В США уже давно так поступают. Насколько мне известно, за последнее время там выращено таким образом 800 сапсанов, которые охотно гнездятся в городах и, как полицейские, держат в узде распоясавшихся «серых правонарушителей».
– Но кто построит самоокупаемый питомник?
– Мы решаем эти проблемы, наш общественный фонд. Да он базируется на пожертвованиях, которые, согласно уставу не тратятся, не «проедаются», как это часто делается в госструктурах подобного рода, а накапливаются. Все мероприятия осуществляются на годовые проценты. Учитывая, что деньги на счету будут храниться бесконечно долго, Всероссийский биржевой банк, где мы обслуживаемся, выплачивает проценты нам ежемесячно. Недавно Фонд принят в Союз экологических организаций Москвы. Всех, кому нравятся наши задумки, кто имеет свои оригинальные идеи по защите окружающей среды, – милости просим сотрудничать с нами.
И зажгла синица море
Леса горели всегда, но никогда, как нынешним летом. Да, можно все, конечно, свалить на редкостную жару, что и пытаются сделать безответственные, нерадивые гении бюрократии, как местного, так и федерального масштаба.
А я вот вспоминаю события начала перестроечных лет. Вспоминаю, о чем приходилось писать тогда в связи с опасностью лесных пожаров. Итак…
Тревожные вести поступают из Забайкалья, Хабаровского края, Иркутской области – горят леса. Но горят они не только там, но и в Нижегородской области, и Московской, других регионах, правда, в меньших масштабах. Однако, по имеющимся у нас сведениям, только за последние два месяца в России выгорело около 75 тысяч гектаров лесных массивов. Природе, лесному хозяйству, экономике нанесен колоссальный ущерб. Мы попытались выяснить, а какой все-таки конкретно? И кто в этом виноват?
На второй вопрос ответ нашли быстро. Поскольку самовозгорание лесов в весеннее время исключено (грозы при сухой погоде бывают, как правило, начиная с конца июня), то главной причиной бедствия является неосторожное обращение людей с огнем. На Дальнем Востоке до сей поры практикуются так называемые сельскохозяйственные палы – выжигание стерни, сенокоса, они-то и становятся зачастую той малой спичкой, от которой «Москва сгорела». В центральных областях «сеют огонь в лесу» большей частью «любители природы»: туристы, охотники, рыбаки. А вот с ответом на вопрос относительно ущерба произошла заминка. Сначала к нам в руки попала справка рабочей группы Европейской экономической комиссии ООН, из которой мы узнали, что несколько лет назад потери от пожаров на один гектар в США, например, составили 1356 долларов, в ФРГ -1610, а во Франции аж 4000 долларов. В России же в это время урон от пожара на одном гектаре исчислялся всего-навсего 42 рублями. Чудеса, не правда, ли?
Мы обратились за разъяснением в научно-техническое управление Федеральной службы лесного хозяйства России.
– Все дело в том, – объяснил заместитель начальника управления Евгений Антонович Щетинский, – что у нас пока нет действенной методики по определению этого самого ущерба от лесных пожаров. При подсчете потерь, по сути дела, берут во внимание в нашей стране только стоимость сгоревшей древесины, затраты на тушение и восстановление леса. Причем оценивается все это по самым низким меркам. И совершенно не учитываются косвенные последствия беды, сказывающиеся, в частности, на снижении экологического потенциала леса, как-то нарушение гидрологии, эрозия и смыв почв, выброс в атмосферу СО, задымленность, гибель полезной фауны и т. д. По мнению ряда ведущих ученых стоимость уничтожения при лесных пожарах той же древесины составляет всего около 10–15 процентов косвенного ущерба. И тем не менее даже прямой урон громаден. В прошлом году (естественно, в ценах 1992 года) он составлял свыше двух миллиардов рублей. Ныне, все говорит за это, потери мы несем значительно больше.
– Почему?
– Как известно, для обеспечения защиты лесов от пожаров в системе лесного хозяйства созданы службы авиационной охраны, специализированные наземные подразделения и государственная охрана. Так вот в связи с общим бедственным состоянием в стране защитники леса находятся прямо-таки в жалком положении. Где уж ждать от них достойной охраны наших лесных богатств, если государство выделяет на эти цели, стыдно сказать, 13 копеек из расчета на один гектар. А американцы, между прочим, тратят полтора доллара.
Решение проблемы может обеспечить только такой подход, в основу которого положено создание геоинформационной системы мониторинга лесных пожаров, которая включает в себя компьютеризацию сбора и хранения фактографических и картографических данных о горимости лесов, условий возникновения и развития беды, ее воздействия на окружающую природную среду, анализ этих действий и выдача службам охраны рекомендаций по управлению (да, да, по управлению) пожарами. Но для этого требуются соответствующие действия руководящих органов.
– А вдруг эти «руководящие органы» находятся под гипнозом чеховских слов? Помните, как писал Антон Павлович в очерке «Из Сибири»: Если бы, положим, все люди, которые живут теперь по сибирскому тракту, сговорились уничтожить тайгу и взялись бы для этого за топор и огонь, то повторилась бы история синицы, хотевшей зажечь море».
– Велик Чехов! Велика тайга! Но, увы, и она не устояла перед «планов наших громадьем». По сибирскому тракту людей теперь проживает в сотни раз больше, чем в чеховские времена, и тайга перед ними здорово попятилась.
Лесной пожар – это один из видов заболевания леса с глубокими осложнениями. После него, как правило, идет смена пород. Там, где росли, допустим сосны, ели, кедры, появляются осины, береза – деревья менее ценные. А это, сами понимаете, не очень здорово.
Так что пока наверху решаются глобальные проблемы охраны «зеленого друга», я хотел бы обратиться в это пожароопасное время ко всем людям, находящимся по делу ли, на отдыхе ли в лесу упаси Вас Бог, уподобясь синице, шутить у таежного моря с огнем.
Не стерпели «пошутили». Вдоволь «пошутили» и власти, доведя тем самым народ до слез. Не от смеха лились они градом, а от великой беды, когда ликвидировали в стране лесничих и лесоохрану, а леса из главного экологоохранного объекта превратили, сдав их в аренду грабителям и расхитителям народного богатства, в главный объект разорения Отечества.