Старт в пекло

И заполыхала Россия. Только в июле – начале августа нынешним летом на укрощение рукотворного огненного змея было затрачено 10 миллиардов рублей. А губернатор Подмосковья Борис Громов на ликвидацию последствий лесного пала запросил у правительства миллиард долларов…

Нет налога только на бороду

Сколько помню себя в раннем послевоенном детстве, вижу одну и ту же картину: как плывет на запад мимо нашей деревни лес. «Плыл» он по двум магистралям, между которыми находилось селение, – водной и железнодорожной. С ранней весны до глубокой осени по реке Кострома шел сплав, а по железной дороге смолевые бревна, груженные «с шапкой» на платформы и в вагоны, двигаясь эшелонами беспрерывно и зимой и летом. Позже я узнал, что только из Костромской области каждый год вывозилось 10 миллионов кубометров первосортной древесины. Хорошо это или плохо – особый разговор. Но мы помогли своим товаром отстроить разрушенную войной Восточную Европу, свою страну и сделать кое-что для себя, для области. К тому же Кострома – лесная сторона, лесная отрасль здесь основная, базовая, и хуже было бы, если она пребывала в застое.

Но вот ныне река Кострома несет свои воды в Волгу, не загрязненные древесной корой и хвойным экстрактом: сплав леса по ней, как и по многим другим водоводам области, запрещен. Это, безусловно, хорошо. Однако худо то, что железная дорога при этом вовсе не перегружена. Истощились запасы леса?

– Да нет, расчетная лесосека и сейчас составляет у нас около 8 миллионов кубометров, – отвечает на мой вопрос первый заместитель генерального директора костромской фирмы «Леспромсервис» Валентин Надев. – И освоить ее мы вполне можем. До недавнего времени около шести миллиона кубиков запросто заготавливали. Нынче сворачиваем это дело. Зачем рубить новый лес, когда старым все нижние склады забиты? Гниет.

Признаться откровенно, это меня, мягко сказать, смутило. Лес, который испокон веку считался «зеленой валютой», лес, первейший строительный материал, дефицит которого столь сильно ощущается и теперь, гниет?

– А что прикажете делать, нет потребителя на нашу продукцию, – пояснил Валентин Васильевич.

– Раньше-то мы гнали ее на Украину, в Молдавию, Грузию, Казахстан, а ныне поскольку с прежними клиентами не решен вопрос платежей, в основном заключаем договоры с российскими предприятиями. А они бедны как церковные мыши, дать за продукцию цену, которая возместила бы наши расходы, не в состоянии. К тому мы требуем предоплату.

Что ж, таков порядок. Да и горьким опытом научены костромские лесопромышленники. Многое потеряли они, доверившись существовавшей системе расчетов, когда ни один потребитель не оплачивал продукцию вперед. Много леса тогда ушло из области, оставив хозяевам одни неприятности. Крепко наказал костромичей и «Экспортлес», практически чуть ли не в течении года забиравший продукцию бесплатно и лишь недавно перечисливший первые рубли от обязательной пятидесятипроцентной продажи валюты государству.

Впрочем, надо начать рассказ о бедах костромичей, пожалуй, по порядку. Фирма «Леспромсервис», которую возглавляет мой собеседник, возникла недавно на базе бывшего концерна «Костромалеспром», возникла под видом монополизма областных ведомств. И, кажется, эта реорганизация была поспешной. За ней остались определенные услуги, но в целом каждый леспромхоз вынужден сам ныне о себе печься и создавать у себя сбытовую службу, искать финансы. И получилось так, что оказались хозяйства, как сказал один остряк, в положения веника, раздерганного на прутики. Раньше у концерна была возможность маневрировать и финансовыми, и материальными возможностями, провал одного леспромхоза компенсировать успехами другого: сейчас связи нарушены, хозяйства вошли в новый год с огромными долгами за отгруженную, но не оплаченную продукцию. Начались трудности с приобретением материальных ресурсов под производственную программу, с планированием поставок и с расчетами МПС.

Но главный удар лесной отрасли нанесли, думается, не местные игры в демонополизацию. Они были следствием той «ломки дров», что началась в высших эшелонах управления, в проведении экономической политики, обложения лесных предприятий налогами разного вида. В последнем власти, по-моему, уже превзошли самого Петра I и давно бы, наверное, ввели налоги на бороды лесорубов, да жаль лишь, что все они поголовно бреются.

Ну посудите сами: только за счет себестоимости предприятия лесной отрасли уплачивают налоги в размере 23 процентов от ее величины. (Для справки заметим: в других отраслях этот уровень не превышает 1–2,5процента). Помимо того, хозяйства платят земельный налог, налог на имущество, производят попенную плату, выплаты в фонд социального страхования, пенсионный фонд и фонд занятости, плату за природопользование и пользование дорогами. Словом, в прошлом году выплаты по федеральным, областным, районным (да, да есть теперь и такие: надо же формировать местный бюджет) налогам составили здесь 49 процентов от всей товарной продукции, а от ее реализации – 53,4 процента. А чтобы вы хотели, когда с сошкой работает один, а с ложкой стоят семеро.

Однако расчеты на нынешний год говорят: прошлое – это цветочки. Сумма выплат сегодня будет составлять 67 копеек на один рубль реализуемой продукции. Окончательный же приговор лесовикам приведет (то есть разорит их, по всей видимости) введение 20-процентного налога от стоимости древесины на воспроизводство лесов. Ну и, конечно, возврат кредита – 103 процента!

Не брать бы. Но как быть, если лесорубам месяцами зарплата не выплачивается. Причем зарплата-то мизерная по сравнению с рабочими других отраслей. А ведь когда-то только в лесу и мог заработать у нас человек мало-мальские деньги, намереваясь домишко купить или машину.

Знаю, лесопромышленники области направили в Москву письмо о развале лесного комплекса. Приложили к нему и свои соображения по нормализации создавшегося положения, сохранению отрасли и социальной защите работников. Реализовать предложенное, уверен, и в силах, и во власти государственных деятелей. Захотят ли?

Какое богатство теряем

(из прошлого и настоящего лесов Подмосковья)

Вдалеком прошлом подмосковные леса славились своим величием. До нас дошли их остатки – «острова» и лесопарки. Первые сведения о теперешнем национальном парке Лосиный остров относятся к 1406 г., «когда князь Василий Дмитриевич завещал Васильцев стан, окружавший Лосиноостровскую дачу, в пользу сына Василия II и жены Софьи Витовны, т. е. история парка прослеживается за 585 лет.

Василий II был внуком Дмитрия Донского, который в свою очередь был внуком Ивана I Калиты, в духовном завещании которого записано: «А оброком медовым Васильцева веданья поделятся сыновье мои». Этим указанием документальные сведения удлиняются до 650 лет.

Мед добывали пчелы, жившие в дуплах, бортных деревьях. М.Фасмер слово борть производит от слова бор, которое означает: 1) сбор, налог; 2) хвойный сосновый лес. И.А.Шабаршов полагает, что бортничество – это боровое лесное пчеловодство. Бортничать – значит выдалбливать отверстия в дереве, дуплить. В тонком дереве дупла не сделаешь. Борти были в деревьях, толщина которых была в комле от 1,5 до 2 м и даже больше. Кстати, и сейчас на улицах Москвы можно увидеть деревья диаметром более 1 м. И это в условиях города! Необходимо провести инвентаризацию таких деревьев и обеспечить их охрану.

На месте современного национального парка Лосиный остров исстари существовали борти и бортные ухожья. Ухожья занимали большие пространства и в полесье делились на острова – участки между бортниками. Одним из них и был Лосиный остров.

Какими были эти леса можно судить по ухожьям царя Алексея Михайловича. «Только в Нижегородском уезде ему принадлежало пять бортных ухожий в длину на 30 и в поперек на 18 верст. Здесь находились более трех тысяч бортей», т. е. на 20 га было как минимум одно дерево толщиной от 1,5 до 2 м и более. Бортное ухожье включало борти, в которых жили пчелы, и борти без пчел, деревья холостцы, пригодные для бортей, но еще не выделанные бортниками. «Таких могучих толстых деревьев было несчетно». Насколько деревья были толсты, можно судить по записи, к сожалению, не датированной: «До сих пор встречаются дупла с 20 пудами меда». Двадцать пудов это 327,6 кг.