Волхв

Рядок неторопливо встал и вышел из дома. На крыльце внимательно огляделся. Братья зашли за Белогостом в мастерскую, оставив створку приоткрытой. Гор скрылся в конюшне. Позади раздался шорох. Старший Милов оглянулся: на порог выбрался Несмеян и остановился, придерживаясь за притолоку. «Засиделся я, хоть подышу маленько». Милов кивнул: «И то верно». Рядок бы постоял и еще, но Давило подтолкнул его в спину.

— Поторопись. Некогда мне с тобой вошкаться.

Тот почти сбежал с крыльца. С трудом удержавшись на ногах, бросил на ходу через плечо:

— А куда вы все торопитесь? На пожар что ли?

— То не твое дело, — Давило дождался, пока он скроется в сарае, и крепко прижал за ним дверь. — Сиди и не дергайся. Будешь себя хорошо вести, проживешь подольше, может быть. — Он хохотнул и накинул на скобу колышек, запирающий сарай. — Прощевай покамест.

Милов еще раз для верности дернул запертую дверь и направился к мастерской.

Олбран и Велитарх скручивали влажные шкуры и почти готовую сыромять в рулоны. Заруба и Ратигор помогали ведуну стаскивать в одно место мялки, беляки, лещади — оборудование для выделки кож. Белогост протягивал через все приспособления толстый ремень, одновременно связывая их между собой.

— Мне что делать? — Давило остановился в проходе.

Белогост затянул последний узел:

— Ну-ка, подними, утащишь?

Давило степенно приблизился и ухватился за связку. Почти не напрягаясь, он поднял все приспособы старика одной рукой и легко закинул за спину.

Ведун удивленно качнул головой:

— Силен, ничего не скажешь.

— Он у нас быка на спор поднял, — Велитарх затянул тюк кожи и выпрямился. — А это для него семечки.

Давило осторожно опустил поклажу и улыбнулся. Лицо его лишь немного покраснело.

— А бык-то что, не сопротивлялся? — ведун поправил сбившейся ремень.

— Не, — Олбран тоже закончил со своим тюком, — мы ж его связали.

В открытой дверце появилась голова Гория:

— Коня снарядил. Что дальше?

Ведун придирчиво оглядел свернутые шкуры. Вроде все нормально.

— Несмеяна на коня, а мы вот это хозяйство потащим первой ходкой. Там деда твоего и оставим — пусть присматривает.

Голова парня исчезла. Копыта потопали к крыльцу.

— Берем все и выносим на улицу. Надо старику помочь в седло забраться.

Братья дружно наклонились над упакованной поклажей.

Перед тем как войти в кусты малинника и кислицы за ручьем, который братья легко перешагнули в самом узком месте, Белогост остановился и прислушался. Замерли и все остальные. Даже конь не пытался ухватить клок травы под копытами, стоял смирно, лишь поводя тревожно ушами. Наконец, старик махнул рукой и осторожно отвел высокие побеги малины, пропуская Олбрана. Тот легко, стараясь не впечатывать пяток во влажную землю под густой травяной шапкой, шагнул в заросли. Пропустив отряд вперед, ведун аккуратно отпустил былки лесной ягоды с завязывающимися соцветиями и шагнул следом. За следующие три десятка саженей он легко обогнал всех и пристроился впереди. И сразу завернул вправо. Он решил вести отряд не прямо, а по изрядной дуге, постепенно выворачивая на только ему известное направление. Давило перебросил инструмент с одного плеча на другое и поинтересовался:

— А зачем круги накручиваем?

Ведун, наравне со всеми тащивший на загривке большой сверток с кожами, на миг полуобернулся:

— А это чтобы гость наш незваный не понял, куда идем. А что бы он совсем запутался, мы каждую следующую ходку в другую сторону выходить будем. Со следа сбивать.

— Понятно, — прокряхтел Давило.

Туман почти весь осыпался на кусты и траву, повиснув на зелени зеркальными каплями. Небо прояснилось, солнце начинало пригревать отсыревшую землю. Парило. Жгли комары, спины быстро взопрели, а сапоги и боты промокли. Цепочка нагруженных тюками и мешками охотников растянулась по редкому сосняку.

— Олбран, шагавший вторым сразу за Белогостом, расстегнул косой ворот рубахи и согнал присосавшегося к шее кровопийцу:

— Сколько же, Светлый, до твоего хутора верст будет?

Ведун огляделся, определяясь:

— Версты четыре будет.

— С гаком али с вершком?

— Да кто ж их мерил? На глазок все.

— Ну, хоть скажи, сколько осталось. Буду точнее знать, может, полегче будет.

— Хочешь знать, сколько осталось — скажу, — он примерился прищуренным глазом на солнце, пробивавшееся сквозь разбросанные сосновые вершины. — Версты две одолели.

— Это дюже хорошая весть. А дорога дальше-то хоть такая же, чистая?

— Чистая, хорошая ворга дальше идет, только маленько завалена буреломом, да еще и в горку.

— О, Лада Богородица. — Олбран подкинул сползший тюк повыше. — Лучше б я не спрашивал.

Братья почти одновременно улыбнулись. Никто не принял всерьез нарочитое нытье брата, — знали — дурачится.

Предпоследним в ряду шагал Горий, несший суму поменьше — ведун сам отмерил ему груз. Позади него мягко вышагивал Трудень с Несмеяном на крупе. Гор всю дорогу вертел головой, как мельницей — опасался, что старик свалится. Тот, и правда, иногда съезжал в седле на бок, но тут же с усилием возвращал тело в нормальное положение. В целом он переносил дорогу много лучше, чем ожидал внук. Похоже, он выздоравливал и выздоравливал гораздо быстрее, чем можно было предположить, глядя на его ранения сутки назад. Что было тому причиной — богатырское здоровье деда или волшебная сила снодобий волхва, Гор точно для себя решить не смог. Скорее всего, тут и того и другого помаленьку.

Впереди вышагивал почти с таким же по размеру тюком Ратигор. В начале пути ребята взялись обсуждать судьбу пленного варяга — почему-то именно это больше всего волновало обоих. Они быстро сошлись во мнении, что убивать его, скорей всего, не будут. Тогда бы ведун его не лечил. Вот только дальше мнения разделились. Младший Милов считал, что Рядка ведун заберет с собой последним выходом. «Не оставлять же его врагам, он все про нас знает — а это, если дело дойдет до схватки, чего оба не хотели, врагу подспорье». Гор же доказывал, что ведун горака отпустит — зачем он ему на хуторе, о котором еще никто не знает? Да и кормить лишний рот надо, а кому охота? «Нет, — уверенно рассуждал парень, — ослободит он его. Только сделает так, что тот ничего помнить о встрече с ведуном не будет, а может, и вообще все, что знал, забудет. Ведуны такие вещи умеют, дед рассказывал».

Постепенно тропа выбралась из сосняка и пошла по густому темному ельнику. Как и обещал ведун, потянулся тягучий подъем, заваленный полугнилыми стволами. Тут примолкли даже Гор с Ратигором. Гору стало еще тяжелей: там, где нельзя было обойти завал, Трудню приходилось то и дело перебираться прямо через накиданные ветродувом стволы. Конь упрямился, и иногда Гору приходилось буквально вытягивать его за повод на очередной бурелом. Тяжелей стало и деду. На трудной дороге его растрясло, и раны на руке, подвешенной на перевязи, и на шее, обвязанной тряпицей, пропитанной прополисом, кровили. Он был бледен и заметно хуже держался в седле. Иногда только чудо удерживало его от неминуемого, казалось, падения. Или поддерживал внук.

Когда ведун негромко пробормотал впереди: «Ну, вот и добрались», — обрадовались все, даже Трудень, приветственно заржавший новому дому. Хутор расположился саженях в пятистах от высокой заросшей по склону ёлками и лиственницами скалы, показавшейся Гору знакомой. Ведун подготовился к переезду основательно. Кроме избы, почти такой же большой, как и только что оставленная, среди сосен рядком выстроились банька и два сарая с навесами. Хутор стоял прямо в лесу, ведун если и срубил какие-то деревья, освобождая место под постройки, то самый минимум. Огромная сосна поднималась прямо у крыльца и широкой разлапистой основой покрывала почти всю крышу. Также между стволами вклинились и остальные срубы. В стороне густели заросли кислицы, как пояснил ведун, там из-под земли сочился небольшой родничок. Белогост открыл задвижку одного из сараев и внес тюк кожи внутрь.