Волхв

Ведун качнул головой и улыбнулся:

— Благодарю за хорошие слова. Именно их я от вас и ждал. Ну а раз так, — он решительно поднялся, — то завтра с утра начнем собираться. Уходим. Хутора не удержать нам. А без смысла погибнуть не велика честь. Тем более, что защищать здесь нечего. Одни бревна остались. Души же уже лет двадцать на хуторе нет — выжгли ее вороги. Я один еще кое-как держал вид жилой. Но, видать, пора хутору пришла. Без жителей своих ему не выжить. А я к этому дню давно готовился, ждал его. Уже лет десять назад начал строить запасной хутор. Он хоть и поменьше будет, но жить можно, да и к капищу от него ближе. Оградил его заклятьем. Так что там ни один человек не бывал и не побывает, только такой же сильный чародей, как я. Там все готово к переселению. Жаль, конечно, эту избу покидать, ну да ничего не поделаешь. С вашей помощью все основное хозяйство мы за день перенесем. За последующие дни и следов наших в траве не останется. Пусть ищут. Ну, как, поможете, братья?

Дружное «Да» разорвало тишину навалившейся ночи.

— Добре, а теперь давайте оставшиеся трое в баню. Мы-то уже помылись.

— А я, пожалуй, и еще раз схожу, — Давило скинул перевязь меча через голову и положил его на крыльцо, — Ратигор, присмотри. Больно у тебя парок знатный. Тем более после боя.

Ведун поднялся спозаранку. И только вышел из дома, тихо прикрыв за собой дверь, как зашевелился Давило и сел, протирая заспанные глаза. Братья почивали на полу в дальней от двери горнице, но как по команде следом открыли глаза все. За окном только начинало проглядывать сквозь поредевшие тучи скромное солнышко, а на деревянных полах уже серебрился утренний отсвет, словно окно притягивало и усиливало даже самый слабый луч.

Миловы начали шумно подниматься. Пробудился и Гор, спавший за спиной деда. Дед его и разбудил, заворчав на молодого Ратигора, который, пытаясь попасть ногой в штанину, покачнулся и чуть не свалился на старика.

Парень подскочил с лежанки как ужаленный: сегодня же переезжать будем! Последние дни, с тех пор как Горий прибыл к волхву в ученики, почти все время что-нибудь происходило. После хоть и с детства привычной, но довольно однообразной жизни в селе, жизнь на хуторе у Белогоста показалась подростку насыщенной и жутко интересной. Тут и битвы чуть ли не каждый день, и первый убитый им медведь, и капище Белбога, о котором он только слышал, и враги настоящие. Любой мальчишка из Коломен, если рассказать ему, обзавидуется. «А первым делом расскажу Родиславу, — решил парень, — он самый понимающий и друг хороший. Хоть и живет у нас наездами».

Гор наскоро оделся и выскочил из дома. Братья Миловы уже разбрелись между строений. Кто до ветру, кто умывался у летнего умывальника, висевшего на стенке сарая. Ратигор поднимался по туманному взгорку от ручья с двумя ведрами воды на коромысле. Быстро светало. Опять навалился облаком туманище, да такой густой, что в двух саженях не узнаешь, кто идет. Гор быстро сполоснул лицо и вернулся в дом — нужно было помочь деду выйти на улицу. Раны после чудодейственных мазей ведуна заживали быстро, и старик уже грозился, что и сам справится, но внук переживал: а вдруг качнет его, не удержится и свалится в лопухи от слабости.

Несмеян сидел на лежанке и, судя по напряженному лицу, только что пытался сам передвигаться. Видать, не получилось. Гор подскочил и выставил руку:

— Ну, я же тебе говорил, слабой еще, нет, все туда же — «сам», «сам».

Дед виновато улыбнулся и послушно оперся на подставленное плечо.

Сопроводив деда на улицу, Горий снова довел его до лежаки и там оставил. Его ждало еще одно дело. Гор спрыгнул с крыльца и метнулся на конюшню, где уже пофыркивал нетерпеливо Трудень. Поставил ему приготовленное с вечера ведро воды. Конь неспеша прильнул губами к ее подрагивающей поверхности. Кормить жеребца сеном не хотелось. Гор пошурудил в закутке — давеча видел там литовку. Ага, вот она. Подхватил собранную косу и выскочил на улицу. Конь только покосился миндалевидным глазом ему вслед. Отойдя от конюшни шагов на десять, углядел хорошую полянку несорной травы. Размахнулся раз, другой и быстро, всего несколькими широкими махами приготовил верному другу вкусный завтрак. Тут же подобрал свежескошенную траву и потащил в конюшню. Закинул охапку в ясли и замер, наблюдая, как Трудень примерился, попробовал на зуб и начал охотно набивать сочной травой полный рот. «Так, два дела сделал, — Горий выглянул на улицу, — что еще помогать»? Ведун, заметив голову Гора, махнул ему с крыльца:

— Где тебя носит, пошли завтракать.

Парень вдруг почувствовал, что в желудке урчит от голода.

— Иду.

Он шустро выскочил из распахнутых ворот конюшни и, сопровождаемый неизвестно откуда появившимся Бойкой, рванул к дому. Старик пропустил парня мимо себя и озабоченно оглянулся вокруг. Не заметив и не почувствовав ничего подозрительного, он тоже вошел в дом и осторожно притворил за собой дверь.

На дощатом столе стояли несколько деревянных тарелок с холодным утиным мясом, вареной репой, кувшин с клюквенным морсом, рядком лежали черствые лепешки. Перед ним уже сидели пятеро Миловых и старик. Несмеян, покачиваясь от слабости, добрался-таки до скамейки у стола и завтракал вместе со всеми. Когда Гор и ведун уселись, старик углядел на столе кувшин. Убедившись, что сам не достанет, попросил Гора, пристроившегося рядом, подать кружку с морсом. Внук привстал и потянулся за кувшином. Изредка все, кроме ведуна, занявшего место во главе стола, оглядывались на варяга, сидевшего не за общим столом, а отдельно, у окна. Тот осторожно поддерживал на весу пальцами утиное крыло и медленно жевал, глядя в светлое окно. Велитарх, евший неспеша, в неловкой тишине, которую нарушали только жующие звуки, звучно проглотил кусок жестковатого мяса:

— Светлый, — он мельком оглянулся на пленника, — Так что же делать с ним будем, а?

— После поговорим, — Белогост поморщился и смерил Велитарха недовольным взглядом. Потом тронул за руку Давилу. — Как поедим, надо будет двоих отрядить в лес — пусть носилки наладят. Несмеян у нас не ходок пока.

Несмеян смущенно покашлял:

— Ходить не смогу, правда. Так на Трудне доеду, чего людям неудобства делать.

Ведун задумался ненадолго:

— И то верно, не надо носилок, на жеребца мы тебя как-нибудь уже затащим.

— А он у вас смирный? — Олбран отломал кусок лепешки. — Не навернет деда на пригорке каком-нибудь?

— Да он у нас, знаешь, как плавно ходит? — подскочил Горий. — Как, — он на миг замолчал подыскивая слово.

— А ты покажи, — усмехнулся в усы Олбран.

Братья грохнули хохотом. Несмеян тоже открыл рот в беззвучной усмешке. И даже Белогост, уничтоживший в одиночку пару здоровых реп и сейчас подносивший ко рту кружку с морсом, приостановил движение и фыркнул. Горий смутился, но не потерялся:

— Ага, счас, — он отвернулся, пытаясь сдержать смех. Но не справился и тоже захохотал вместе со всеми.

Отсмеявшись, Миловы дружно поднялись.

— Благодарим за хлеб, соль, — Давило сказал за всех.

Братья дружно склонили головы. Гор тоже привстал и склонился в вежливом поклоне.

Ведун ответил тем же:

— Не вам меня надо благодарить, а мне вас. Ну, да ладно. Как все закончится, найду, чем вас всех наградить. А теперь за дело. Боюсь, дня не хватит на все, что задумали. Давило, забери пленника. Кстати, как тебя звать-то? — Он остановился в полуобороте у двери. — А то все «варяг» да «варяг».

Пленник вытер жирную после утки руку о штаны:

— Рядок я.

— Хорошее имя, порядок, значит, любишь, — одобрил ведун и обернулся к старшему Милову. — Забирай Рядка, запри в сарай. Пущай посидит, пока мы делом заняты.

Давило приостановился, пропуская всех на выход. Потом повернулся к варягу:

— Ну, поднимайся, воин. Слышал, куда тебя определил ведун?

Тот скупо скривился:

— Слышал. Только зачем меня закрывать, я все равно не убегу. Слабый еще.

— Слабый, не слабый, а сказано в сарай, значит, в сарай. И поживей давай, — прикрикнул Давило, заметив, что пленник не особенно торопится.