Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 47

— А у меня вот щось не получается. Пересолю да и только. Ну-ка, попробуй, как сейчас…

Он не спеша нашел ложку, вытер ее, открыл казанок, зачерпнул супу. Попробовал я.

— Добре, — говорю.

— А ну-ка со дна, — и снова зачерпывает, та помалу так, а сам все мимо меня куда-то поглядывает.

Попробовал я и со дна, похвалил.

— Ну иди, — говорит, — спасибо.

Направился я к своему казанку, а тут и шкипер подходит.

— Как обед? — спрашивает.

— Варится…

— Дай-ка попробую.

— Та вин ще не кыпив…

— Ничего, посмотрю, что там у тебя. Открыл он казанок, а там лежит огромная, мабуть пятнадцятый номер, замызганная, рваная галоша.

Водолазы дружно расхохотались. Мичман продолжал:

— Подсунули мне хлопцы цю галошу, пока я пробовал у соседа посолен ли суп. То ж вин все время в сторону поглядывал! Пришлось мне тогда суп снова варить, да еще ложкой по лбу заработал. Ну, а вы що не одягаетесь? — прикрикнул Довбыш. — Чи письмове распоряжение чекаете?

— Я уже готов! — доложил Коваль. — Разрешите под воду?

— Идить!

Послышался шлепок ладони по медному шлему, затем забулькала вода.

На этот раз Коваль, едва успев спуститься под воду, сразу же обнаружил мину. Она отличалась от той, которую разоружил Рыбаков: была значительно толще, короче и в хвостовой части имела стабилизатор, как у авиабомбы.

— Мы с Алексеем Петровичем и таких в порядок приводили! — сказал Довбыш, выслушав доклад водолазов. — Разрешите, я спущусь, ее заарканю? — спросил он старшего лейтенанта Обуховского.

— Не разрешаю. Сначала нужно посоветоваться с капитаном третьего ранга.

— Да хиба ж я не знаю, що це таке!

— Не разрешаю! — повторил Обуховский.

…На этот раз врач проводила моряков к Рыбакову. Он лежал на кровати, читал книгу и делал на листе бумаги пометки карандашом. После операции он почти не изменился, только бледнее стало лицо да, может быть, глубже запали глаза.

— Не вовремя я заболел, — сказал капитан третьего ранга, выслушав доклад Обуховского. — Не вовремя… Это магнитно-акустическая мина, но возможно, на ней установлен магнитно-индукционный или комбинированный взрыватель. Если горловины у нее вот такой формы, — и Рыбаков быстро набросал на листе бумаги небольшой чертежик, — то она без гидростатического взрывателя; если же горловина такая, — он снова начал чертить на бумаге, — то взрыватель есть. Вы, товарищ мичман, знаете, как нужно ее зачеканить?

— Так точно, товарищ капитан третьего ранга! — гаркнул Довбыш, вскакивая с табуретки.

— Не так громко, здесь же не рейд, а больница, — улыбнулся Рыбаков. — Тогда изготовьте бронзовые чеки, а вы, — взглянул он на Бондарука, — доложите обо всем командованию.

…Люди ушли, а Рыбаков снова взялся за книгу воспоминаний одного гитлеровского генерала. Пытаясь проанализировать причину разгрома немецкой армии, генерал приводил много фактов: и бездумные приказы Гитлера, и ошибочные действия штаба, и многое другое.

«Основного он не понимает, — подумал Рыбаков, — что если бы даже и не были допущены эти ошибки, все равно советский народ победить нельзя…».

Вошел Бондарук.

— Командование разрешило обезвредить мину, — сказал он. — Сейчас ее вытащат на полигон (так моряки между собой называли трехугольный лоскуток галечного пляжа между скалами). Потом начну ее разряжать.

— Не боитесь?

Бондарук помолчал.

— Как вам сказать… Боюсь, конечно. Ведь мне все время приходится иметь дело со снарядами да с артиллерийскими минами. С ними тоже опасно, но легче. А тут… Черт его знает, что там конструктором накручено. Попытаюсь разгадать… — и Бондарук встал со стула. Рыбаков тоже приподнялся на локте.

— Хотелось бы самому… — сказал он.

— Может быть, это и к лучшему, что вы заболели. Ведь когда-нибудь надо и нам учиться, — улыбнулся Бондарук. — Вот сейчас самый подходящий момент.

— Ну, счастливо тебе! — подал руку Рыбаков.

— Спасибо!

Старший техник-лейтенант ушел, а Рыбаков снова взялся за книгу, пытаясь углубиться в рассуждения битого генерала. Но сосредоточиться не удавалось, в голове все время вертелась мысль: «Как-то там?»

— Эх, не вовремя этот аппендицит…





Вдруг здание вздрогнуло, со звоном вылетело верхнее стекло в окне, и тяжелый грохот повис над бухтой. Даже не почувствовав боли, Рыбаков вскочил с кровати и подошел к окну. Но отсюда была видна лишь серая скала, угол соседнего дома и голубое безоблачное небо.

В палату вбежала врач.

— Больной, почему вы встали? Немедленно в постель!

— Что там случилось?

— Ложитесь в постель! — снова приказала врач. — Я сейчас выясню и все вам расскажу.

— Взорвалась мина в бухте, — сказала она, возвращаясь через несколько минут.

— Все благополучно?

— По-видимому, да. Только один наш рабочий взрывной волной сброшен с лесов, к счастью, невысоко и отделайся легкими ушибами.

Вскоре к Рыбакову пришли Шорохов и Довбыш.

— Взорвалась, бисова душа! — в сердцах сказал Довбыш, едва переступив порог.

Шорохов рассказал обо всем подробно. Мину остропили, немного приподняли, подтянув к понтону, катер отбуксировал ее на мелководье, а когда начали ее вытаскивать на берег — взорвалась.

— Может быть, она ударилась обо что-нибудь? — спросил Рыбаков.

— Нет. Грунт там — песок с мелкой галькой.

— А зачеканили вы хорошо?

— Да вы, Алексей Петрович, не доверяете мне, чи що? — развел руками мичман. — И чеку вставил, и стопорное кольцо ввернул.

— Возможно, там был вторичный гидростатический взрыватель? — высказал догадку Шорохов.

— Возможно, — согласился Рыбаков. — Иногда они применяли их. Такую мину можно разряжать только под водой…

Пришел Бондарук, уже доложивший обо всем командованию.

— Этот взрыв немало убытку нанес, — сказал он. — На стройке упала только что возведенная стена цеха, да и у нас, на катере, гребной вал погнуло, водолазный бот скулу проломил, ударившись о камень, ну и еще, — криво улыбнулся он, — у Кузьмина кастрюля с борщом опрокинулась.

Вечером в бухту Тихую приехал заместитель начальника политотдела капитан второго ранга Крестич.

— Да у вас тут, как в прифронтовой полосе, — сказал он, выходя из машины.

Действительно, поселок выглядел по-фронтовому: в большинстве окон стекла выбиты, а те, что остались, заклеены крест-накрест бумажными полосами.

Вечером в палате, где лежал Рыбаков, собралось совещание. Кроме офицеров, на нем присутствовал и начальник стройки. Капитан второго ранга Крестич передал приказ командования: закончить в самый кратчайший срок обследование бухты. Рыбакову он предложил на время лечения выехать в город, но тот отказался.

— Если сам ничего делать не смогу, так хоть посоветую, — сказал он.

Решили также при обнаружении мин, во избежание несчастных случаев, приостанавливать работы на стройке.

— Хорошо бы и людей отводить в укрытие, — сказал Крестич.

— Мы их будем вывозить на ремонт шоссе, — заверил начальник стройки. — Все равно когда-то это делать надо.

Утром водолазы снова начали обследование бухты.

— Не бухта, а целый кроссворд, — рассказывал Бондарук капитану второго ранга. — Для чего немцы заминировали ее? Ведь знали же, что в бухту крупные суда войти не могут, а катера и рыбацкие сейнеры на них не подорвутся: магнитное поле у них слабое.

— От гула моторов катера акустический прибор может сработать, — вмешался в разговор Обуховский.

— Все равно — поставили бы одну, ну, две мины. Для такой бухточки за глаза хватит.

— Их пока только три…

— Еще будут! — убежденно сказал Бондарук.

— Возможно, хотели преградить доступ к рудам? — заметил Крестин.

— Может быть. Но мне кажется, здесь еще что-то есть!

— Разгадаем! — заверил Довбыш.

— Может быть, и разгадывать нечего, — сказал Обуховский. — Ведь они уничтожали все, что можно уничтожить, минировали все, что можно заминировать. Недаром же сложена пословица: убийство, воровство — фашистское ремесло. Да и мин, пожалуй, здесь больше нет — вон какой клочок остался…