Страница 36 из 47
— Предвзяты.
— Ты невнимательна.
Вот как это теперь называется?
— Где ж таких уникумов плавят да выковывают?
— Там же, где и тебя.
— Не могу согласиться, но спорить не буду, все равно мы друг друга не поймем. Взгляды на жизнь разные.
— Уверена?
— Да.
— Нет, не уверена, но нужно что-то сказать, вот и говоришь, что придется. А сама думаешь, на что я способен. Как далеко зайду. И кому же ты и чем же ты так сильно насолила.
— Марусе решительно не за что меня настолько ненавидеть, тем более так сильно, чтоб отдавать меня на органы.
Хотя, если кого и сдавать, то, понятно, лучше меня. Правильно я Полонской не верила!
Так что поступок Маруси еще можно как-то объяснить… если б он не задевал Лялю!
Стоп, а при чем тут Ляля? Нет, Маруся не могла подставить мою дочь. Меня — да, ее — нет. И с чего я взяла, что ее пасут? Что мы нужны им обе или с заменой меня ею, если что пойдет не так?
— Еще одна ценная мысль: ты совсем никому не веришь?
— Но я права, в моем похищении замешана Полонская?
— А почему ты заподозрила ее?
И как здесь не злиться?
— Она единственная имеет довольно обширные связи в высоких кругах.
— А ты считаешь, что в низких кругах…
— Да перестаньте вы! — не сдержалась я. — В других кругах не мудрствуют! Финку под ребро или кляп в рот. Никаких разговоров бы не было. Скрутили, кинули в багажник и вывезли. У них ни ума, ни денег на подобную операцию не хватит. И как закрутили. Сначала выстрел… Вы не целились, вы пугали. Потом вывезли, опять попугали, потом накормили… И гоните двое суток, не спите, наблюдаете за мной, выведываете и постоянно настороже. Вы даже перчатки не снимаете. Значит, ждете, знаете, что в любой момент может произойти неожиданность, и готовы к ней, готовы ликвидировать меня и уйти, не оставив следов.
— Это моя машина.
Я не поверила.
— Допустим. Но что это меняет? Я почти уверена, что вы все просчитали и вы действительно из ФСБ. Кинете ее где-нибудь в чаще и заявите своим, что ее украли. Прикрытие стопроцентное. Наверное, вы сейчас на служебном задании или…
— Правильно. Я в отпуске.
— Вот-вот. Подрабатываете.
— А ты бы отказалась от двадцати тысяч? — мне послышался сарказм в его голосе.
— За такую работу — да.
— А за миллион?
— Да хоть за триллион! Жизнь человека бесценна, кому как не вам это знать?! Забыли? Очерствели. Озверели на своей войне, только вы не жизнь обесценили, а себя!
— Больная тема?
— Ха!.. Издеваетесь? Вольно вам! А давайте поменяемся? Я поставлю под угрозу жизнь вашего близкого, самого дорогого, вы обозлитесь? Занервничаете?
— Я буду думать, как его вывести из-под удара. И нервы, эмоции тут не помогут — помешают. И постараюсь верить хоть кому-то, иначе все теряет смысл.
— Нюанс: вы служака, мужчина, я женщина, и кем бы вы меня ни считали — среднестатистическая провинциалка, а не агент Моссада. За мной никого, за вами очень компетентные органы, толпа единомышленников, друзей, доступ в любую организацию, к любой спецтехнике и так далее. Вы машина для убийств, вас превратили в робота, пропустив через мясорубку человеческих жизней, и поэтому у вас нет нервов, нет эмоций, чувств — голый расчет. А я мать! Поняли вы?! Мать! Та, которой вы отправляли убитых сыновей! Писали похоронки! Долг?! Да, долг — замечательно! Но этот долг из воинского превратился в личный! А мой ребенок никому лично не должен. И почему, почему я должна отдавать самое ценное, ради чего я жила и живу, единственное, что у меня есть в угоду личных интересов дебилов, дуболомов?!
Я разнервничалась и, кажется, слишком разоткровенничалась. Мне стало душно и рванула ворот куртки, кофты — к черту все, к черту!..
— Говоришь, не служила?
— У меня есть глаза и уши! А еще вилка для стряхивания лапши с них — опыт!
— Допустим. Но вернемся к теме. На что ты готова пойти, чтоб спасти дорогого тебе человека?
— На все, — стиснула я зубы. Возврат в прошлое меня доконал. Я поплыла, почувствовав дурноту и слабость. Но — кыш!.. Все потом. Сейчас главное, чтоб киллер купился, и тогда у меня появится реальный шанс его убрать — тепленького, голенького, беззащитного. А что еще нужно мужчине от женщины? Тело и больше ничего.
— Даже отдать себя?
— Ага.
И даже сделать вид, что верю, что ради этого ты выпустишь из поля зрения мою дочь.
Я выжидательно уставилась на мужчину: давай же, решай. Останавливай машину, раздевайся…
— А что дальше?
Он покосился на меня, и я осела, отвернулась, растерявшись. В его глазах была печаль, боль и желание. Нет, он не возьмет меня, хоть и хочет. Я четко это поняла, как и остальное — он относится к тем, кому важно не только тело. Романтик… с большой дороги.
Давно я не встречала подобный тип людей, и самое паршивое, что ему нужно было затесаться в ряды подонков-убийц. Как же совмещаются его принцип и работа?
Жизнь. Она порой и не такой ералаш устраивает…
Мне стало грустно: впервые после Павла я встретила мужчину, которого, наверное, смогла бы полюбить. Он тоже был Павлом и был симпатичен мне — уж не знаю, чем, возможно, одним своим именем. А может, его имя и глаза и играют со мной злую шутку?
— Мне жаль, что вы киллер, — призналась искренне.
— А что было бы, если б я им не был? — спросил мужчина тихо, словно боясь спугнуть минуту откровения.
Как он почувствовал, что я не лгу? Что за провидец?
— Какой смысл думать о том, чего не могло или могло бы быть, если есть то, что есть? — Мне было до слез жаль его, себя, Лялю, Павлика, того, что было, того, что могло бы быть, но не будет.
— Ты когда-нибудь любила?
Самое время об этом говорить! Было б лето, остановились бы, ромашек нарвали, погадали, подумала с желчью:
— А ты?
— Люблю.
Даже так?
— Как же ты можешь убивать и любить? Я вообще не понимаю, как ты мог связаться с подонками? У тебя есть принципы, стержень и… ради денег…
— А если ради жизни?
— Подожди, кто-то из твоих близких, любимых в беде, так?
Мужчина чуть заметно кивнул.
Я закрыла глаза, почувствовав облегчение — это все меняет, ставит на свои места и дает нам с Лялей реальный шанс.
— Тебе нужны деньги? Органы?
Он молчал.
— Скажи, что тебе нужно, и мы сообразим вместе.
— У меня уже есть — ты. Это все, что мне было нужно.
— А Ляля? — Ну скажи, что она не нужна, скажи!..
— Я еще думаю.
«И есть шанс передумать», — кивнула я, принимая.
— Спасибо за откровенность.
— Не за что. Все просто — ты сказала правду, я ответил тем же.
— Тогда скажи, как я могу спасти Лялю?
— Расскажи о ней.
— Что?
— Всё. Кто ее отец?
— Человек, мужчина. Мы давно расстались с ним.
— Как его звали?
Вопрос. Что ответить? По паспорту Ляля — Павловна.
— Павел.
— Тезка? Что, не сложилось?
Я долго молчала, разглядывая мглу за окном, а потом сказала:
— Он погиб.
— Как?
— Какая разница? — сглотнула ком в горле. Мне было больно ковыряться в старой ране, которая несмотря на все усилия, на прошедшие годы, так и не закрылась.
— Ответь.
— Как погибают? Был и нет…
— Ты говоришь, словно погибла вместе с ним.
— Так и есть.
— Неужели настолько сильно любила?
— Я жила им. — Впрочем, кому я говорю? Зачем? Что на меня нашло?
— Как его фамилия?
Вот это уж точно тебе ни к чему.
— Иванов.
— Твоя дочь остается в раскладе.
— Хорошо!.. Его фамилия Шлыков.
Мужчина внимательно посмотрел на меня:
— Он знал о ребенке?
Что ты лезешь в душу?
— Нет, но я уверена, он был бы рад, узнай о дочери.
Мужчина кивнул:
— Мне нужна твоя дочь.
Мне не понравилась двусмысленность заявления:
— Но я же сказала, я ответила!
— Молодец.
Я зажмурилась, прикрыла глаза ладонями: Господи, с кем я разговариваю, с кем откровенничаю?! Кого наделила нимбом и крылышками?!