Страница 35 из 47
— Ты врач, серьезно веришь, что мне можно помочь? Чем, Маруся?
— Любовью! Алексей — приятный, интеллигентный мужчина, прекрасный массажист. Разомнет, а там… Тебе все равно нужен массаж.
— Любовь творит чудеса, — кивнула.
— Бэлла, я порой совершенно тебя не понимаю. Но как можно жить одной?..
— У меня есть дочь.
— Кроме детей, у женщины должен быть мужчина, чтоб потом неприятностей по здоровью не было! Вон Славка, молодец — живет, а ты? И не кивай мне на инфантильность, не ври! Тебе Бузыгин замуж предлагал. Посмотришь только — стена!..
— А ткни — и рассыплется.
— Не наговаривай. Вячеслав шикарный мужчина во всех отношениях. Гарик с детским садом дела не ведет. Они с Бузыгиным десять лет вместе.
— Я не поняла, так мне кого в постель пускать: Бузыгина вашего или Самохина?
— Да можешь никого не пускать, но тогда через год будем писать эпитафию, — обиделась Маруся. — О Ляле подумай!
— Я подумаю, — смягчилась.
— Не верю! Мне не лги, не надо. Я уже наслушалась твоих сказок. Вбила себе в голову гадость и веришь в нее. Противно и смотреть, и слушать. Великомученица! Короче, выбирай: либо бери любовника и любись с ним до изнеможения, либо, правда, готовь венок и тапочки.
— А другие варианты есть? — скривилась я.
— Есть: два любовника, буря чувств, горячие ночи…
— Холодные напитки.
— Ну и чему удивляться? — развела руками Маруся, окончательно обидевшись.
— Я подумаю насчет Самохина, — тут же заверила я. — Но после того, как Лялечка поступит в институт.
И подумала. Мальчик действительно оказался приятным во всех отношениях. Особенно мне понравилась его любовь к жене. Взаимная. За час нашей встречи она позвонила ему три раза, и Алексей, чтоб как-то загладить неловкость, поведал мне о неуравновешенном характере его замечательной жены Зинаиды, а также ее биографию в развернутом виде. Встреча прошла плодотворно: я поняла, что мои проблемы — не проблемы.
Месяц после я думала и, учитывая, что Самохин действительно хороший массажист, решилась на повторный сеанс.
Встретились мы на этот раз у меня. Он пил чай, а я разглядывала его, пытаясь найти что-то в лице, фигуре, манерах, что б зацепило меня, заставило дрогнуть сердце — влюбиться. И влюбилась — в точечный массаж. Алексей оказался фанатом своей профессии и жены. Зачем ему любовница, осталось невыясненным. Пришлось встретиться третий раз. На этот раз я поняла, в чем дело — у Самохина был шикарный мужской комплекс, которым его одарила жена для собственного успокоения. О чем я от большого ума и не преминула ему сказать. Он порадовался и решил, что у нас все получится, я же поняла, что влюбиться в него можно, но не мне. Мы остались с Алексеем друзьями, хоть он и надеялся на большее. Как и Маруся…
— С сильным плечом у меня проблемы давно, — протянула, задумчиво глядя на дорогу. Мы свернули налево, к моему огорчению. Так и знала. — А вот с тоской никаких проблем.
— Серьезно? И о ком скучаешь? Об отце ребенка? Где он, кстати?
— Какая разница?
— Ответь.
— Многоуважаемый киллер…
— Меня Павлом зовут.
Может, и зовут, но язык не повернется величать именем Павлика убийцу.
— Замечательно. Прекрасное имя. Мама, наверное, вас очень любила.
— А ты отца своей Ляли?
— Какое имеет отношение моя личная жизнь к вашему заданию?
— К заданию — нет, к твоей дочери — да.
— Оставьте мою дочь в покое! Я здесь! Не убегаю, не сопротивляюсь и не буду, обещаю. Оставьте мою дочь в покое. Что вам надо? Она девочка совсем — восемнадцать лет! — Я осеклась: кого я призываю к состраданию, милосердию? — Извините за повышенный тон. Но давайте поговорим как разумные люди. Вам невыгодно связываться с Лялей, опасно. Большие затраты, к тому же она не я, ее сразу хватятся. Плюс она ребенок, любое насилие приведет к шоку, что навредит ее организму. Она болезненная девочка, слабенькая. И группа крови у нее другая.
— Разве не четвертая?
— Нет.
— Какая?
— Не помню.
— Мне освежить твою память или твоей дочери?
Кажется, я побледнела:
— Третья.
— Резус?
— Плюс.
— В отца?
— В смысле?
— У тебя четвертая минус, у нее третья плюс. Девочка в отца?
— Да.
Проклятая дрожь проникла и в голос.
— А где он?
Что же ему такое надо…
— Не знаю.
— А если подумать?
— Правда, не знаю.
— Жаль.
Я недоверчиво покосилась. Неужели он проникся ко мне и готов на благородный поступок? Отпустить меня и Лялю?
— А вы могли бы…
— Что?
— Отпустить. Я не прошу о себе — Лялю оставьте, пожалуйста.
— О тебе и речи нет.
Ясно. Глупо было сомневаться, а уж идеализировать убийцу еще глупее.
— Я о себе и не прошу — о девочке. Если вам известно слово «милосердие», а я уверена, что так оно и есть, снимите наблюдение с дочери. Вы же умный, благородный человек.
Да простит меня порядочная часть человечества!
И подумалось — ничего он не сделает, даже если пообещает. И верить ему нельзя, и опасность не исчезнет вместе со мной. Где гарантия, что после меня не возьмут Лялечку? А значит, мое самопожертвование и готовность сотрудничать с упырями — пустая затея.
Дура я, в кого ж я такая дура!..
А Маруся, светило медицинских наук, дворянка! Вот уж благородная дама!
А еще уверяла, что ничего у меня нет…
Все, господа, вы меня вывели из себя. Плевать мне, сколько человек задействовано, кто, зачем, как. Узнать нетрудно: ствол к виску благородной дамы — и вся информация, которая хранится в ее голове, станет моим достоянием. А потом в Питер, к Ляле. Там что-нибудь придумаем.
Соберись, Изабелла Валерьевна, и займись делом. Твою дочь никто, кроме тебя, не спасет.
О чем же ты раньше думала, идиотка?!
Но прочь эмоции: слезы, сопли — потом.
Что можно сделать сейчас? Нужно убрать этого умника за рулем, учитывая, что за нами никто не следует, во всяком случае, сопровождения я не заметила… Значит, убираю киллера, забираю машину, гоню к ДПС и поднимаю на уши милицию, предупреждаю Лялю, лечу в Питер, чтобы лично ее охранять.
А теперь по пунктам: убрать мужчину будет сложно — здоров кабан, силен. К тому же осторожен и умен. Этот вариант я рассматривала и уже отметала — не справиться. Но сейчас за дочь — смогу. Наверное…
Суета вокруг милиции, ДПС — минус. Пока они сообразят, пока раскачаются, пока проверят меня, факты, Марысю, эту машину…
ФСБ? Киллер с корочками подполковника ФСБ (не факт, что фальшивыми). Вызовут федералов и… отправят меня обратно, вместе с дочерью.
Возвращаемся в исходную точку?
— Вы правда подполковник ФСБ?
— А ты поверишь, если отвечу?
Сволочь! Надо же было напороться на профи!
— В Чечне служили?
— И в Афгане.
Сердце екнуло.
Нет, пустое, не стоит и думать…
— Я думала, нас охраняют люди чести.
— Ничего ты не думала. Поэтому в милицию не позвонила. Не веришь ты в порядочность правоохранительных органов, людей в погонах. Но подонков везде хватает, и не стоит всех судить по одному.
— Вы не правы, я верю… но не всем.
— Вернее — никому?
— Не преувеличивайте.
— А ты не лги. Я знаю о тебе все. Все, — повторил, посмотрев на меня.
Для внушения? Убеждения?
Нет, не лги сам. Не все ты обо мне знаешь, иначе б не выспрашивал. Конечно, какие-то общие факты моей биографии тебе известны и даже некоторые нюансы моей жизни — просветили доброхоты, но тебя интересует другое. Ты что-то пытаешься понять и не можешь. А хочешь, очень хочешь! Это важно для тебя. Только что? Копаешься ты преимущественно в личной жизни, забытом прошлом…
— Я просто привыкла надеяться лишь на себя. Планида любой одинокой женщины. А у вас личные счеты ко мне?
Ответь «да», и я успокоюсь. Я даже открою тебе стра-ашную тайну Изабеллы Томас.
— Почему ты так решила?
«Ты можешь внятно ответить хоть на один вопрос?!» — чуть не рявкнула я, но вместо этого спокойно сказала: