Страница 39 из 60
Когда мое колено пристроилось на его плече, разговоры и сомнения стали лишними.
До кровати четыре шага и пусть шел только мой партнер, а я лишь обвивалась вокруг его торса, они были очень долгими. Он сейчас куда тщательнее в исследовании моего тела, чем в прошлый раз, и я пожалела, что столько ночей в моем мире прошли совершенно бездарно. Да на что нам были те исторические изыскания — хотя бы поцелуй он меня — вообще бы из квартиры не вышли. Эту упускать не хотелось, и пусть уголком разума понимаю, что он уйдет ранним утром, у нас есть еще несколько часов.
Не скоро мы оторвались друг от друга, но и тогда не расцепляли рук и ног.
— Милая моя. — прошептал он. — Вы удивительны.
Странно было бы продолжать общаться на Вы после всего, что мы творили друг с другом, но с Фохтом это кажется самым естественным. Гроза смолкла и только дождь продолжал полоскать улицы города.
Я рассматривала его торс, трогала все шрамы, впадины и бугорки. Большой атлас жизни агента Фохта. Загар здесь еще не вошел в моду, так что кожа белая.
— А это? — уточняла я находя новую отметинку.
— Первый год службы. Глупо полез на рожон. — смутился он.
— А?…
— Ой, это в детстве еще, с отцовской саблей играл.
Он рассмеялся щекотке и перевернул меня, оказавшись сверху, и теперь уже сам гладил мои родинки, изгибы, играл прядками волос.
Делать то, что не стоит, а еще лучше — что нельзя, оказалось на диво приятно и увлекательно. С точки зрения разума наши отношения не очень уместны — я по уши влипла в не пойми что, да и вряд ли граф порадуется такому кунштюку, он вообще себе не принадлежит… Но не было сейчас другой постели в целой Империи, куда мне бы хотелось попасть.
— Почему за мной следят? — уточнила я у участника событий.
Он несколько окаменел.
— Я не могу обсуждать следствие…
— Так я и не прошу рассказывать мне подробности. Поставим вопрос иначе: лично я совершила противозаконное действие?
— Нет. — ответил он после недолгого раздумья.
— Значит, это из-за моих контактов с различными дипломатическим работниками… — продолжила рассуждать я, пытаясь пальцами написать фразу на его животе. Пока безрезультатно.
Он молчал, пытаясь найти способ поговорить, не совершая служебного проступка. Я улыбнулась его тяжелым мыслительным порывам и приложила палец к губам, а сама тем временем спустилась чуть ниже. Здесь столько интересного!
— Не рассказывайте, просто слушайте. После коронации оба ко мне дорогу забыли. Присмотр я заметила сразу. Скоро заскучаю и начну к ним в гости захаживать.
Он чуть не подпрыгнул.
— А что, мальчики голодают. Мне, может, кусок в горло не лезет в столовой, когда я обедаю и думаю, как они там.
— Это хулиганство, Ксения Александровна.
Я прикусила ему бок.
— Вот это — хулиганство. А знакомство с соглядатаями — это милая шуточка. Да и может пора хотя бы без отчеств в личном пространстве обходиться?
— Только если после купанья. — он играючи подхватил меня и потащил в ванную.
— Ксения… — мы устроились в чугунном монстре лицом к лицу и тесно не было, зато вполне хватало места для разных шалостей. А он, вместо мелкого подводного хулиганства предпочитал прокатывать по языку моё имя.
Я попробовала поприставать к нему сама, небезуспешно, и после, когда мы уже заползли под одеяло, распласталась по мускулистому телу.
— Да, Федя. — как-то несерьезно это. — А расскажите-ка о Вашем интересе ко мне.
Он хмыкнул и немного расслабился. Все же дела давно минувших дней куда безопаснее скользкой истории с импортными дипломатами и отечественными махинаторами.
— Когда я встретил Вас впервые, то даже позавидовал поручику. Ну как, сначала позавидовал, потом посочувствовал, когда Вы устроили ту выволочку Петру Николаевичу. — он улыбнулся.
Сейчас, отмотай жизнь назад, я бы просто всем гостям касторки в вино налила. Или мышьячку. А Петьке бы пить запретила. Глядишь, выкрутилась бы с поддержкой такого родственника, да и Петя бы жив был. Оно, конечно, жаль, что эта ночь бы не случилась вовсе, равно как и турпоездка домой, но за мужа больно до сих пор.
— А потом, когда начал расследование… На Петра Николаевича указали сразу несколько свидетелей, но он уже скончался. Мне очень нужны были те бумаги.
— Нет никаких бумаг. — жестко отрезала я.
— Теперь, зная Вас лучше, я понимаю бесполезность своих поисков. Но тогда… Ваша демонстративная скорбь после столь скоропалительного и непродолжительного брака вызвала только подозрения, которые Вы не только не развеивали, но и напротив, запутали меня окончательно. Насчет смерти Его Величества — это такая мистика была.
— Но…
— Да, теперь я понимаю, откуда Вы это знали и отчасти понимаю, зачем так поступили. Любите дразнить, верно? — он чмокнул меня в еще мокрый висок. — А тогда досадно было, что расследование в отношении Вас прекратили сверху. Но уж когда Вас занесло к бомбистам — там совсем все из-под контроля вышло. Я уже замечать начал — где появляется графиня Татищева, любое дело летит кувырком. И вот мне главарь их, Субботин, приказал Вас убить, я иду, а Вы смотрите. И делать-то нечего. Наши на улице в засаде были — пока появятся… А взгляд у Вас тогда — как у олененка был. Думал проговоритесь, не поверите, закричите…
Он обнял меня покрепче.
— А после нашего путешествия я понял, что вообще не знал Вас.
И мы решили восполнить недостаток информации старым библейским способом. Даже не поняла, когда заснула.
Следующий день провела с улыбкой счастливой женщины, у которой нет вообще никаких забот, которая не влипла в многоходовую шпионскую интригу, а другими они и не могут быть при таком-то статусе игроков, у которой не появился совершенно лишний и дьявольски неудобный жених, которая не врет всем и каждому о своем прошлом и которая не знает, что весь этот прянично-сказочный мир вокруг, похожий на огромный хрустальный снежный шар, через девять лет впервые треснет, а потом подстреленный винтовкой первой мировой и добитый революционным штыком рассыплется в труху, раскрашенное папье-маше, обгоревшие картонки фотографий, разбитые семейные сервизы, порванные кружева, окровавленные бинты и рубахи… В общем, в жизни двадцатичетырехлетней графини этого всего нет, и то казино, которое выдает столь сомнительные призы, сегодня закрылось на переучет, а сама она пьет зеленый чай, задрав ноги на спинку дивана и улыбается домашним туфлям.
Выгуляла Лазорку, заодно и сама развлеклась. Вспомнила, как весело было в этой амазонке шутить с козой. Словно так давно это было — до прошлой ночи. Вечером внимательно рассмотрела крыши, округу, но своего любовника не нашла. А хотелось, да еще как.
Потом наступил отходняк от эйфории и захотелось взглянуть на ситуации не глазами мартовской кошки, а уже реалистичнее. Пусть и не сквозь призму ханжеской благопристойности, но глоток здравого смысла не повредит. Вот я. Типа графиня и добропорядочная женщина. С полицейским надзором и темным прошлым. И принимающая в гостях не только родичем порученных дипломатов, которым мы официально представлены, и потому играем по определенным правилам, но и непонятного жандарма, который получает все то, что в эту эпоху можно и нельзя, причем бывающего исключительно тайком, под покровом ночи… Как-то не очень красиво выходит.
И вот сам жандарм, который тайком шастает к поднадзорной аристократке, сумбурно признаваясь в своих чувствах и еще более сумбурно намекая на невозможность продолжения. Тоже не очень стандартный романтический герой без страха и упрека.
Отвлекалась от депрессивных размышлений я чтением иллюстрированного справочника по миру насекомых. Очень хочу стать самкой богомола в следующей жизни. Эти девушки явно не рефлексируют по таким мелочам.
И засыпается легко после описаний размножения у ос. И снятся бабочки, шевелящие огромными расписными крыльями прямо на моих плечах, щеках и забирающиеся под рубашку. Или это не бабочки?