Ночной охотник

Вышедший из шатра вождь растёр снегом лицо. А ведь он лёг спать, понадеялся на шаманов и телохранителей, и на тебе. Лар-Джур не готов к бою, иначе не реагировал бы столь бурно, по лагерю заполошно носятся шаманы кланов, распевая заклинания и давая воинам испить из глиняных горшков берсерково зелье. Колдуны наперёд знают, какой последует приказ.

Колени Рак-Джакала задрожали, он с трудом устоял, опершись о столб у походного шатра из шкур. Сердце ухнуло вниз, дыхание пресеклось. Молодой вождь боялся шевельнуться, дабы на него не обратил взор древнейший дух. Он представлял старейшего чем-то огромным, непредставимо могущественным и беспощадным. Тролль на фоне его казался себе жалким червём на пути олифанта. Громадный зверь не заметит, как раздавит мелюзгу, просто ступая по лесной тропе.

Собиратель Костей испытывал то же. Губы его побледнели и тряслись, в глазах ужас. Он даже не выпустил окровавленного ритуального ножа, так и прибежал, забыв вложить клинок в ножны. Ещё чуть-чуть, и шаман упадёт на колени и завизжит, моля о пощаде.

Пальцы трёхпалой руки побелели, сжав древко священного копья — грозного оружия, вынутого Болотным Отшельником из тотемного столба и врученного уходящему в поход Рак-Джакалу. Шершавая поверхность древка, обмотанного полосками человечьей, эльфийской и тролльей кож, придала вождю уверенности — час его гибели ещё не пробил. Ему предстоит напоить вражеской кровью Чёрное Копьё и, срезав с живого предводителя железошкурых кожу, повязать её на оружие в знак благодарности покровителю за победу.

— Ты подготовил костяных тварей? — выдавил вождь, обращаясь к колдуну.

Тот закрутил головой и ударил себя ладонями по щекам.

— Не всех. Для создания Костяного Червя недостаточно угул-джас. Я закончу во время боя. Ты же поведёшь сейчас воинов к большому каменному дому? — Рак-Джакал кивнул. — Жизненная сила павших во славу лоа потечёт рекой в Червя, и он очнётся ото сна.

— Пойдёшь с нами? — бросил, поворачиваясь к Дому Шершня, Рак-Джакал.

— Я передам костяных зверей клановым шаманам, а сам задержусь, направляя силу павших. Ненадолго, полусотни жертв мне хватит для Пробуждения.

Вождь уже шёл, потеряв интерес к шаману. Лар-Джур не поможет в битве, зато его твари из костей, сотворённые при помощи айгаты младших и старших лоа, побегут впереди троллей и примут на себя первый удар колдунов железошкурых. Это всё, что следовало знать.

Постояв, ежась от холода и ощущения близости старейшего, шаман кинулся бегом к переносному тотемному столбу, у которого приносил в жертву пленников и сооружал Костяного Червя. Гигантский хребет, составленный из кусков тел и скреплённый продолговатыми костями, с головой размером с быка трёхрога, свернулся кольцом вокруг столба. В пустых глазницах мерцал зелёный свет, словно в черепе поселились светляки.

В каком-то смысле Червь был змеем. Потомок Отца Змей Йига, он наравне с прочими старейшими владычествует в Серых Пределах и охотно приходит на Зов шаманов, требуя, впрочем, порой слишком высокую цену за покровительство. Для одного лишь составления тела нужно не менее сотни разумных. Столько редко удаётся взять живьём, многие мягкотелые и синекожие предпочитают смерть от камня и железа участи угул-джас. Для ритуала Пробуждения пленных собирали со всего Пограничья и земель озёрных племён.

Костяной Червь, почитаемый племенем наравне с Чёрным Копьём, дремлет в чертогах Отца в Серых Пределах, охраняя своего брата Серого Змея и готовя место Великому Йигу, и сны его обретают плоть в мире живых. Пробудить его означает призвать в составленное из мертвецов тело, и тогда не будет спасения врагам, ибо кто выстоит против старейшего?

Шаман разрезал ритуальным ножом ладонь и помазал кровью головку миниатюрной змейки, свернувшейся на вершине столба и повторяющей очертаниями громадного Костяного Червя. Она спала, как спал и старейший. Наступит время, и она проснётся, а с ней и лоа, с которым она соединена незримым каналом, передающим айгату.

Воины и колдуны кланов ушли в безмолвии — тролли всегда молчаливы до начала боя, подобно охотящимся змеям. Они не предупреждают криками будущую добычу. В лагере догорали костры, снег засыпал лёгкими перьями снежинок следы синекожих. Рёв и шум боя у лагерей племён, где явился старейший, проглатывал стелющийся на западе колдовской туман.

В снежной пелене возникли три фигуры. Лар-Джур прищурился, силясь рассмотреть пришельцев. Одна из фигур неуловимо переменила положение, и две другие исчезли. Они возникли рядом с шаманом — одетые в тёмное разумные без запаха и ауры, бесшумные, будто решившие явить себя смертному духи. Колдун потянулся к мешочку с костяной пылью[14] на поясе, оборачиваясь, чтобы не потерять из виду троих, и с удивлением обнаружил, что его рассекли от плеча до пояса, а он не почувствовал боли. Он ничего не чувствовал и когда, развалившись надвое, с отвратительным шлепком упал под тотемный столб. Почему-то он не ушёл за Багровую реку сразу. Он поражённо глядел на подошедшего к нему колдуна, в чьих глазах кипело жидкое золото, и как тот взмахом длинного ножа отрубил ему голову и водрузил её на верхушку столба.

Последним, увиденным учеником Болотного Отшельника, были спины тройки, исчезающие за меркнущим снегопадом.

* * *

Аура Силы захлестнула меня. Старейший лоа? Откуда, почему? Неужели меня настолько испугались? Сколько же смертных они зарезали, чтобы призвать его?!..

Ужас стеганул обжигающе холодными щупальцами, побуждая бежать. Такой противник мне не по зубам, мне нечем его бить! Энергетические снаряды трезубца его разозлят, не причинив ни малейшего вреда. А вот он способен поглотить меня походя, точно кит планктон.

Замычал полуэлементаль, пододвигаясь ко мне и прикрывая своим каменным горбом-щитом. Казалось, лоа не замечает нас. Окружённый туманом, он вытянулся вверх огромной колонной. Его взор бесцельно шарил в астрале и в реальности, выжигая попадающихся в поле зрения младших духов. Не приведи Создатель оказаться под взглядом старейшего!

Полуэлементаль закричал — страшно, умирая. Вселенная кричала с ним в унисон, погружаясь в темноту.

Тьма существовала до вселенной с её мириадами солнц. До любви, ненависти, до смертных, в гордыне возомнивших себя венцами творения, познавшими тайны бытия. Ей было всё равно, она спала, пока её не разбудил Свет, принёсший страдания. Страдания породили Защитников. Со временем Защитники становятся Владыками, а их воинство тёмными духами, тенями, возникающими там, где царит вражда, на Границе начал.

Родившиеся тени слабы. Они питаются Силой тех, кто живёт, купаясь в Свете, прячутся за ними, пока не насытятся. Тогда тени идут во Тьму, где перерождаются, и навсегда становятся её обитателями. Лишь Защитники и Владыки управляют ими, и лишь по воле Владык тёмные духи возвращаются в мир живущих в Свете.

Ушедший добровольно в Предвечную Тьму приносит Ей в жертву самого себя. Отныне он более не смертный. Душа его проходит Перерождение, становясь всецело частицей Предвечной Тьмы. Он исполнитель воли Её, он — Защитник.

Вновь…

Чёрный цветок распустился во мне, лепестками укрыв от внешнего мира. Не стало ужаса и слабости, канула во Тьму боль. Я позвал, и пришли те, кто когда-то был тенями. Они заскользили по коже, укрепляя её и защищая меня лучше зачарованных дварфийских лат и артефактных оберегов. Мы срослись воедино — тёмные духи и я, превратившись в новую сущность. Их ощущения передавались мне, позволяя ориентироваться во внешнем пространстве физического мира и на астральном плане.

Старейший лоа узрел меня, обратив в пепел полуэлементаля. В ауре его читалось изумление. Кто-то устоял перед его взором, небывалое событие! Сын Йига изогнулся и выдохнул облако разъедающего плоть ядовитого тумана. Оно окутало меня, вызвав лёгкое жжение. Неприятно, не более того.