Рождественское обещание

– Иногда, – промолвил он, – при таких сражениях эффективнее охладить противника, сунув его в сугроб. Особенно когда он настолько неумен, что при каждом удачном попадании оглашает смехом всю округу.

Элинор прикусила губу, не зная, засмеяться ей или повиниться. Его глаза не без интереса наблюдали за ее лицом, ожидая, какое решение она примет. К тому же, Боже правый, она все еще упиралась в его грудь, словно не могла стоять на собственных ногах. Что, впрочем, могло быть и так.

Раздавшийся рядом смех привел ее в чувство, и она поняла, что все вокруг них хохочут. Снежное сражение прекратилось, и все, конечно, видели, как ее швырнули в сугроб. Большинство из воюющих отряхивали снег с пальто и накидок и выбивали его из рукавиц.

– Правильно, мой мальчик! – одобрил графа дядя Сэм. – Чем строже мы с ними, тем больше им нравимся.

– Дядя Сэм! – с упреком высказали свое удивление женщины. Все отлично знали, что он всегда относился к тете Айрин так, словно она была богиней из древнегреческих мифов. Это рассказывал Элинор ее отец.

Смущенная, Элинор оттолкнула мужа и принялась отряхивать обледеневший снег с подола юбки. Господи, как она боялась, что он вот-вот ее поцелует! Ее кинуло в жар, а это было совсем некстати, потому что снег, набившийся под одежду, таял еще быстрее. Она почувствовала, как чья-то быстрая рука отряхивает сзади ее накидку. Ей снова стало жарко.

– Мне кажется, миледи, – услышала она голос мужа, – нам пора пригласить гостей к завтраку, если мы еще намерены побывать в парке и поискать остролист.

– Вы правы, – слабым голосом послушно согласилась Элинор и оперлась на предложенную руку. Оглянувшись, она заметила, что дети поглощены лепкой снежной бабы, а взрослые увлеченно беседуют, причем, как обычно, все говорят одновременно. Так происходило каждый раз, когда семья Трэнсомов собиралась вместе.

Поскольку об охоте в это утро не могло быть и речи, а общество соберется в лес не раньше полудня, граф Фаллоден решил утром заняться делами, намеченными на вторую половину дня. Возвращаясь в дом, он ожидал, что к завтраку спустились немногие, лишь те, кто привык вставать рано.

Но его взору предстало зрелище, подобного которому он никогда еще не видел в Гресвелл-Парке, да и не предполагал увидеть. Все его гости, увлеченные игрой в снежки, были во дворе. И трое его друзей в том числе. Он убедился в этом, подойдя поближе. И конечно же, здесь была его жена.

Первое, что он почувствовал, – это неловкость и беспокойство. Его бабушка перевернулась бы в гробу, увидев подобное. Все представители его рода всегда вели себя в Гресвелл-Парке с должным достоинством. Что подумают слуги? Особенно когда увидят молодую графиню среди тех, кто кричит, смеется и бросается снежками? Но пока граф дошел до крыльца, он стал испытывать чувство, похожее на зависть. Если не считать школьных лет, детство его прошло в полном одиночестве, он был лишен общества сверстников. Дома, и у родителей, и в поместье деда, он всегда должен был помнить прежде всего об установленных правилах поведения и светском этикете. Даже во время рождественских каникул, когда выпадал первый чистый снежок, он не мог о них забыть. Ему никогда не позволяли быть непосредственным и откровенным в своих желаниях ребенком.

Сейчас он завидовал другим и готов был к ним присоединиться. «К черту слуг, даже если они увидят графа и графиню, резвящихся на снегу!» – мелькнула шальная мысль, и в этот момент в лицо ему угодил и тут же разлетелся снежными брызгами снежок. Холодная струйка потекла по шее за ворот. Он знал, что снежок бросила Элинор, его жена. При этом она громко рассмеялась и нагнулась, чтобы слепить новый. Он действовал мгновенно, импульсивно, чего не делал никогда с тех самых пор, как умер дед более десяти лет назад. Он не совсем понимал, как поступит дальше, когда подхватил Элинор на руки и быстро зашагал прочь от места снежного боя. Но, увидев сугроб, не избежал искушения. Давно он не испытывал такого удовольствия, как в тот момент, когда, размахнувшись, бросил ее в этот сугроб и она проплыла по воздуху, некрасиво растопырив руки и беспомощно болтая ногами, и наконец исчезла в мягком, пушистом снегу.

Он готов был от души расхохотаться и сделал бы это непременно, если бы не поймал ее гневный настороженный взгляд. А если бы она увидела себя в зеркале в этот момент, она содрогнулась бы от стыда. Покрасневшие щеки и нос блестели, как лакированные, мокрые волосы в беспорядке выбились из-под капюшона, вся она была в снегу, даже брови и ресницы стали белыми от налипшего снега.

И несмотря на все это, когда он резким рывком вытащил ее из сугроба и сделал это так стремительно, что она, не удержавшись на ногах, упала ему на грудь, он испытал непреодолимое желание обладать ею. Это чувство стало тревожить его с первого же дня их пребывания в поместье. Несмотря на свой неприглядный вид, Элинор была красива. Кроме того, неожиданно для себя он стал открывать в ней еще что-то, о чем не ведал и не знал. Приезд ее родственников помог ему увидеть сердечность, молодой задор и непосредственность – качества, столь незнакомые ему, но к которым его неосознанно влекло в людях. Если бы Элинор оказалась действительно такой, думал он, а не холодной мраморной статуей, какой он узнал ее в Лондоне… Ему почему-то стало трудно дышать.

Тетушки Берил, Юнис и Рут остались дома, чтобы обследовать чердак. Все остальные спустились вниз и одевались для похода в лес.

– Получше закутайте шею шарфом, – по-матерински заботливо наставляла графа тетя Берил. – Простуда на Рождество вам совсем ни к чему.

Граф послушно согласился с тем, что это ему ни к чему, и получше укутал горло шарфом.

– Не беспокойтесь, Рэнди, мы со всем здесь справимся, – заверила его тетушка Берил, – к вашему приходу все будет сделано.

Граф в этом не сомневался.

– Элли, дорогая, – тиская Элинор, шептала ей в это время тетушка Рут. – Он такой красивый. Дорогой Джозеф хорошо позаботился о тебе. Граф совсем не такой надменный и недоступный, как я опасалась, хотя он носит титул и все такое прочее. Ты видела, как вчера он присел на подлокотник моего кресла, будто член нашей семьи? Конечно, это не так, но очень мило с его стороны. О Господи, только подумать, что наша маленькая Элли теперь графиня!

«Маленькая» Элли, которая была на несколько дюймов выше своей тетушки, наклонилась и поцеловала ее в щеку.

– Ты, должно быть, счастлива, дорогая, – промолвила тетушка Рут и вздохнула.

– Да, тетя, – улыбнулась ей Элинор и в этот момент не кривила душой. Ее муж весело смеялся, слушая то, что рассказывал ему дядя Гарри, и действительно казался вполне своим среди них. Почти своим.

Дженни уселась на плечи отцу, а Дэйви побрел по снегу рядом, норовя отыскать сугроб повыше. К семье Тома присоединился виконт Созерби. Джордж подхватил под руку Мейбл, а мистера Бедкомба сразу окружила молодежь: Мюриель, Сьюзан, Гарвей, Джейн и Речел. Тетя Катерина шла между дядей Гарри и кузеном Обри, лорд Чарльз о чем-то разговаривал с Уилфредом. Граф и графиня, оказавшись между дядей Сэмом и дядей Беном, как бы замыкали шествие.

– Кто обычно помогает вам собирать остролист и омелу в лесу и парке, а также тащить из лесу рождественское полено, Рэнди? – полюбопытствовал дядя Бен.

– Меня не было здесь в прошлое Рождество, – ответил граф. – Да и все предыдущие восемь лет тоже. Тогда Гресвелл-Парк принадлежал моему кузену. Я давно не бывал здесь на Рождество. В детстве, при моем деде, кажется, этим занимались слуги. Они также празднично украшали дом.

– Здесь жил ваш кузен, и вы за это время ни разу не приехали сюда? – спросил дядя Сэм, нахмурив брови. – У вас большая семья, мой мальчик, где же они все в этом году? Разве, кроме кузена и вас, никого больше нет?

– У меня есть тетки, дяди и кузены, – сказал граф. – Но боюсь, мы не очень близки.

– Невероятно. – Дядя Сэм переглянулся с дядей Беном. – Просто невероятно, как ты считаешь, Бен? Нет семейных праздников? Нет смеха, шуток, разговоров, розыгрышей? Тишина, покой и одиночество. Тебе бы это понравилось, братец?